Огнетушитель Прометея - Дарья Донцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Она дерется! – возмутилась я. Попыталась освободить пальцы, но потерпела неудачу.
– Больно? – испугалась няня.
– Нет, – процедила я, – просто неожиданно и обидно.
– Отгадка! – заорала игра. – Горшочек умен, семь дырочек в нем. Что это? Голова человека.
Мы с Розой Леопольдовной на секунду замерли. Я первая обрела дар речи.
– Вопрос неправильно поставлен. Не «что это», а «кто это». Голова живая, одушевленный предмет.
Роза Леопольдовна решила защитить подарок Егора.
– Ну, мы же спрашиваем «чья голова?».
– Я не поняла, а почему семь дырочек? Их шесть. Рот, нос, два уха и столько же глаз.
– Две ноздри! – уточнила Краузе.
Мне пришлось согласиться.
– Верно. Но…
Продолжить фразу мне не удалось – перед няней вспыхнула цифра «два», и голос пропел:
– Отвечай, милый друг, проводи весело досуг. Загадка! Маленьким, кругленьким докинешь до неба. Что это? Минута на размышление. Время пошло. Тик-так.
– Тут и гадать нечего, – засмеялась моя визави, – камень.
– Разве булыжник можно швырнуть до облаков? – засомневалась я.
– Аллегорическое народное выражение, – уперлась Роза Леопольдовна, – сказочный образ. Древнерусскому человеку казалось, что существуют великаны, способные попасть кирпичом в горизонт.
– В былинные времена кирпичей не существовало, – хмыкнула я и услышала требование:
– Говори ответ!
– Камень, – выпалила няня.
Пластмассовая крышечка с треском открылась.
– Ложись! – заорала я.
Роза Леопольдовна живо пригнула голову.
Боксерская перчатка замерла в воздухе.
– Долго мне в таком положении находиться? – прошептала Краузе. – Хлопалка спряталась?
– Нет, выжидает, покачивается, – тоже очень тихо ответила я. – Наверное, снабжена хитрыми датчиками и… Мама!
Пружина резко изогнулась, боксерская перчатка треснула няню по затылку и убралась.
– Не имеешь ума, не садись на вола, – язвительно заявила игра.
– При чем тут вол? – удивилась Краузе.
– Полагаю, для рифмы, – пробормотала я. – Однако от оплеух не спрятаться.
– Отгадка! Маленьким, кругленьким докинешь до неба. Что это? Глаз человека! – сообщила детская забава.
– С ума сойти! – подпрыгнула няня. – Кому ж в голову взбредет глазами швыряться? Хотя загадочки древнерусские, времена тогда дикие были… Может, наши предки не считали такое поведение жестокостью? Выковырнут у врага очи и ну их подбрасывать.
– Думаю, речь идет о взгляде, – пояснила я. – Человек может увидеть небо, глаз маленький, круглый, но зоркий.
– В условии ясно прозвучал глагол «докинешь», – заспорила Роза Леопольдовна, – значит, предмет надо швырнуть.
– Есть ведь выражение «кинуть взгляд», – напомнила я и, тщетно пытаясь освободиться, подергала руками. – Зато теперь нам понятно, что игрушка интересуется частями тела. Их у людей не так уж и много, рано или поздно мы угадаем ответ, и нас отпустят.
– Загадка! – протрубил голос. – Слушай, дружок, пока из тебя не сыплется песок.
– Да говори уже, – вздохнула я.
– Идет свинья из Саратова, вся исцарапана. Что это? Минута на размышленье, не гадай до воскресенья. Тик-так.
– Ваши вопросы легче моих, – обиделась я.
– У нас одна команда, наша задача совместными усилиями победить викторину, – вздохнула Роза Леопольдовна. – У меня же еще ужин не приготовлен. Где у человека в организме свинья?
– И где Саратов? – напряглась я. – Что древние русичи могли так называть?
– Печень! – отрубила няня.
– Почему? – не поняла я.
Роза Леопольдовна расправила плечи.
– Я рассудила логически. Вспомним загадку. Идет свинья из Саратова, вся исцарапана. Это что-то больное, несчастное, ноющее, ущербное. Сомнений нет, печень. А свинья подсказка. Слопаешь кусок жирной ветчины, и живо в правом подреберье будто ежи дерутся.
Я не согласилась.
– Моя печень в полном порядке, зато спина порой побаливает, особенно между лопатками. Может, Саратовом в древности называли позвоночник?
– А свинья зачем? – прищурилась Роза Леопольдовна. – Хрюшка либо про грязь напоминает, либо про жир.
– Или про холодец, – хихикнула я.
– И снова печень, – обрадовалась няня. – Студень сокрушительный удар по органу наносит.
Наш спор прервал возглас:
– Отвечай скорей, не томи людей!
Я на всякий случай резко отклонилась в сторону и бодро возвестила:
– Печень!
На этот раз перчатка ухитрилась треснуть меня по уху.
– Насмешила ты народ, держи на замке глупый рот. Отгадка. Идет свинья из Саратова, вся исцарапана. Что это? Терка!
– Где у меня терка? – заморгала няня. – Сердце, легкие, руки-ноги, желудок, уши еще.
– Терка, терка, терка… – забормотала я. – Понятно! Игрушка перестала интересоваться частями человеческого тела, переметнулась к кухонным принадлежностям.
– А при чем тут Саратов? – чуть не заплакала Роза Леопольдовна.
– Спросите что-нибудь полегче, – хмыкнула я. – Например, какое отношение к теркам имеет свинья?
– У нее спина шершавая! – обрадовалась няня. – Ясно! В древности хозяйки, чтобы измельчить овощи на «оливье», терли их о хребет хавроньи.
На секунду перед моими глазами возникла дивная картина. Солнечное морозное утро. К добротной избе-пятистенку подходит мужик в тулупе и кричит:
– Эй, Фекла, я принес из лесу елку. Иди ее наряжать.
– Погоди, Аваакум, – отвечает жена, – я пока в сарае натираю на хрюшке мясо рябчиков для «оливье».
Я моргнула, картина растаяла. Ну и глупости иногда лезут человеку в голову. Новый год в древней Руси отмечали осенью! Перенести праздник на тридцать первое декабря велел Петр Первый. А вот когда придумали обожаемый россиянами салат, я не помню[6].
А в кухне уже звучал новый вопрос.
– Загадка. Слушай всеми ушами, отвечай умными мозгами. Не дерево, а сучковато. Что это? Думай головой, отвечай, не скучай. Тик-так.
– Кто придумал эту чушь? – взвыла няня. – Откуда она взялась?
– На коробке написано: «Наши предки во времена прошлые собирались ладком да играли рядком. Не ели, не пили, не шумели, вслух балдели», – процитировала я.
– Хм, не дерево, а сучковато… – задумчиво повторила задание Роза Леопольдовна. – Даже предположений нет.
– Олень! – сказал тоненький голосок.
Я повернула голову и увидела румяную со сна Арину в пижамке с принтами в виде собачек.
– Олень, – еще громче повторила девочка.
Из центра игры послышался звук фанфар. Мы с няней одновременно уронили голову на руки и замерли.
– Молодец, как огурец, – завыла викторина, – съешь в буфете холодец, закуси конфеткой, стань примерной деткой. Ура! Ура! Ответ правильный!
Кожаные мешочки ослабили хватку, я живо выдернула пальцы, спрятала руки за спину и с опаской посмотрела на коробку. А та заискивающе пропела:
– Поиграешь еще, мой маленький дружок? У бабушки много загадок. А как кончатся они, есть дедушкины. Готов? Давай, клади руки.
– Фиг тебе! – забыв о манерах, брякнула Краузе.
Я поманила Арину.
– Солнышко, как ты догадалась, что речь идет об олене?
Девочка быстро взобралась ко мне на колени.
– В садике была такая игра. Я все ответы знаю.
– При чем тогда сучки? – спросила успокоившаяся няня. – Где они у оленя?
Арина подняла ручонки.
– На головке торчат. На ветки похожи. У нас в группе Коля был, он тупой. Ему Нина Ефимовна отдельно объясняла: «Совсем ты, Коля, глупый, как барабан. У олешки рога, это про них загадка». Коля дурак. Вопросы легкие совсем. Идиоты на них ответить не могут, а умные детки сразу говорят.
Мы с Розой Леопольдовной уставились друг на друга.
– Похоже, я тоже «там-там», – пробормотала Краузе, – африканский ударный инструмент. Хуже Коли по всем пунктам соображаю.
– У вас хоть варианты были, – вздохнула я, – мне же в голову вообще ничего не приходило. Пожалуй, лучше поеду по рабочим делам. Давайте больше не будем викторину трогать, а то у меня комплекс неполноценности развиваться начал.
Глава 20
Около восьми вечера я позвонила в обшарпанную дверь с нарисованной фломастером цифрой «94» и стала ждать вопроса: «Кто там?» Но створка распахнулась сразу, и передо мной возникла худенькая, прямо-таки прозрачная женщина с крошечной девочкой на руках. Она устало произнесла:
– Вам кого?
– Позовите Юрия Приходько, – попросила я. – Добрый вечер.
– Он тут больше не живет, – ответила молодая мать.
– Приходько прописан по этому адресу, – сказала я. – Извините, я не представилась. Людмила, помощник адвоката.
Хозяйка отступила в прихожую.
– Что случилось? Я бывшая жена Приходько, гражданская, он нас с дочкой бросил. Больше тут не живет.
– Разрешите войти? – спросила я.
– Заходите, – пожала плечами женщина. – Кухня справа. Туфли снимите, я полы недавно помыла.
Я сбросила обувь, повесила плащ на крючок, втиснулась в крошечное, едва ли пятиметровое пространство и опустилась на странную табуретку с треугольным сиденьем.