Счастливый доллар - Екатерина Лесина

Нет, прочь кошмары. Никаких рук. Никакой фаты. Будет шляпка. Шляпка – тоже красиво.

– Как Бонни и Клайд.

Это кто такие? Марина что-то слышала, но…

– Они были лучшими. Особенными. Они жили ярко и умерли красиво. О них все помнят. И меня запомнят. А знаешь, почему?

– Потому, что ты – как они. Особенный.

– Да.

– Этот доллар принадлежал им?

– Да. И нет. Дьяволу. Дьявол купил две души за одну монету. И сказал – вот вам удача, сколько удержите. Держали от души. Много. Долго.

– А что потом?

– Потом их убили. И это тоже правильно. Нельзя уходить с небосвода, потому что тогда только забвение. А чтобы помнили вечно, нужно умереть. Красиво. Знаешь, что написано на могиле Бонни Паркер?

Откуда? Она же нормальная, в отличие от некоторых, но Марина заставила себя улыбнуться – пусть ему улыбка и не видна – и спросила:

– Нет. Скажи, пожалуйста.

– «Как цветы расцветают под лучами солнца и свежестью росы, так и мир становится ярче благодаря таким людям, как ты».

– Очень красиво. И романтично. Они ведь любили друг друга?

– Да.

– А ты?

Молчание. Ощущение, что нить разговора вот-вот лопнет. Нет! Не смей уходить! Марина не желает оставаться в одиночестве и засыпать, рискуя попасть в сон-яму. И чтобы спастись, Марина торопливо заговорила:

– Если ты хочешь быть, как Клайд, то тебе нужна Бонни. Это ведь будет правильно, так? Если монета за две души, то с одной она работать не будет!

Человек вскочил на ноги.

– Да! Это же объясняет! Это все объясняет! Ну конечно же. Двое. Аверс и реверс. Как у монеты. Одна сторона или вторая. Кто ведет? Никто. И оба. И нельзя, чтобы только один. Не бывает односторонних монет и не бывает односторонней удачи. Чушь, чушь, чушь…

Он описывал круги, и тень скользила по стене колодца. Иногда она исчезала, иногда вытягивалась, почти добираясь до Марины.

– Бонни и Клайд. Или Клайд и Бонни? А если бы не встретились? Им тоже показала монета. Соединила. Олежка… Олежка догадался. А Веры нет. Есть Варя.

Точно, Олежкову жену звали Варенькой. Варварой.

Варвар она, если наняла этого ненормального, чтобы от Марины избавиться.

– Но сама. Не по знаку. И что? А то, что не считается. Если знака не было, тогда не считается! – выкрикнул он. – Вера! Верочка… Марина? Марина!

– Я тут.

Идиот. Куда ей деваться.

– Ты знак? Монета. Какая она?

Осторожно, опасное место. Как лед на весенней реке. Мутное зеркало, которое трещит под ногами и в любой момент грозится треснуть.

Какая… обыкновенная. Для Марины, но не для этого придурка, который замер наверху в нетерпеливом ожидании.

– Она… она…

Ну же, что в голову приходит? Слушаться надо инстинктов. Если хочешь выжить. Хочет ли выжить Мариночка? Хочет.

– Она горячая! Как только в руках удержать. Но я держала недолго. Он отобрал.

– Отобрал, отобрал, – эхом отозвался ненормальный. – Олежка отобрал. А знак был… был… где доллар?

– Не знаю!

– Где?

– У… у Олега.

– Нет!

– Да!

Стоять на своем.

– Он никогда больше не позволял мне прикасаться к монете! Никогда, слышишь? И всегда с собой носил. В бумажнике.

– В бумажнике? Там пусто было. Украли! Сволочи. Кто? Ты? Нет. Знак был. Нет Клайда без Бонни. Нет Бонни без Клайда. Твой умер. Плохо… ты смешная. Жаль.

– Стой! Ты куда?! Погоди!

Но наверху уже никого не было.

Малыш Джонси

Разговор, которого не было

В одном месте мы никогда не задерживались надолго: слишком рискованно. Это была жизнь на бегу, без малейшего шанса на остановку. На бегу ели, на бегу и спали, сменяя друг друга за рулем. Когда одежда превращалась в дерьмо, мы сдавали ее в прачечную, а сами уезжали в другое место. За одеждой мы заскакивали как-нибудь потом, если, конечно, получалось. Если нет, то покупали себе новую. В магазины отправлялись всегда поодиночке. Мы с Клайдом сидели в машине где-нибудь в начале улицы, а Бонни выходила и покупала, что хотела. Бывало и так: Клайд заходил в магазин, а мы с Бонни его ждали.

Нет, проблем особых не случалось. Да и случись, мы были бы к ним готовы. А Клайд считал, что самое лучшее – это быть готовым, и постоянно это повторял. И пусть не у меня, но у него получалось. Я вам скажу так, Клайд Барроу был самый быстрый в действиях человек, которого я только знал. Жестокий? Ну… не знаю. Убивать он никогда не хотел, но уж если к стенке припирали, то стрелял без колебаний: ему хотелось сохранить свободу.

Еще он терпеть не мог, когда ему перечили. Он был главным, а не Бонни, как вы тут навыдумывали. Он все решал сам – что ограбить и как, когда задерживаться, а когда сматываться, бросая все к чертям. И единственный его советчик – серебряная монетка. Доллар. Из старых, моргановских. Красивый, да… наверное, он чего-то значил для Клайда, если тот его так берег, но лезть с вопросами – себе дороже. Я, да и остальные, кроме разве что Бонни, только и могли – смотреть издали, как монетка в пальцах Клайдовых мелькает, точно дразнится. И попробуй угадай, какой она стороной повернется…

Главное, что гадания те оказывались нам на руку.

Как-то в Теннеси мы планировали набег на текстильную фабрику. По ходу там намечалась недурная касса. Однако Клайд медлил-медлил, гонял монету, глядел и думал. А после сказал:

– Нет. Не уйдем.

Так оно и вышло. Ну в смысле, не ушли бы. Дождь случился, и придорожные-то канавы доверху водой заполнились, а поля развезло. И попробуй мы уйти наперерез, как обычно, то сели бы в грязь.

Что? Дело не в долларе, а в уме? Вам виднее, мистер писака, вам виднее… это ж вы ездили с Клайдом. Может, вы и про остальное знаете? Ах нет, тогда сидите и слушайте, пока я говорю.

Доллар тот… я точно не знаю, но сдается мне, что Метвин не только сдал Клайда, но и монету подменил. Он еще при мне поглядывал на нее нехорошо. Ну да точно вам не скажу, потому как сам не знаю.

Что еще сказать про Клайда. Да нормальным он был, не игрок, не наркоман, не алкоголик. Обыкновенный малый, который лишь хотел жить на свободе, а Бонни хотела находиться рядом с ним. Просто однажды он свернул не туда.

Хотя нет, страсти у Клайда все же имелись. Три: машины, оружие и Бонни. Если про машины я вам уже сказал, то про Бонни и оружие надо поподробнее. Начну, пожалуй, с оружия. Его у нас хватало.

Клайд всегда носил с собой обрез, спиленную винтовку 16-го калибра. Висела она на резиновой ленте, которую он соорудил из камеры шины и прикрепил к рукоятке. Карман пальто Клайд отрезал, так что дуло находилось на его бедре. Когда приходилось стрелять, обрез доставался легко, а со стороны пальто выглядело так, будто Клайд держит в кармане руку.

Но обрез – это так, игрушки. Имелось у нас и кое-что посерьезнее, ручной пулемет, который мы стырили с оружейного склада Национальной гвардии. Клайд отпилил часть дула и приварил к пулемету три обоймы – в результате получился магазин на пятьдесят шесть патронов. Мощная штуковина, я вам скажу! Еще имелись обычные ручные пулеметы и несколько пистолетов. Оно, конечно, нужное все, но прятать это хозяйство порой бывало затруднительно.

Зачем столько? Ну, во-первых, при нашей-то жизни всегда лучше иметь оружия с запасом, чтоб однажды не оказаться в ситуации, когда в тебя палят, а ты ответить не можешь. Во-вторых, Клайду нравилось быть крутым парнем. Оружие он всегда держал на расстоянии вытянутой руки – даже в постели или на полу у кровати, когда молился. Да, да, он молился. Дожидался, когда мы заснем, и становился на колени. Ни перед кем, но только перед Богом. Уж поверьте, ничего случайного, я это видел не раз. Думаю, Клайд молился за свою душу. А может, просил дать ему еще немного жизни. Он знал, что конец близко, но не собирался закончить свои дни за решеткой.

Ну раз про оружие рассказал, давайте расскажу и про Бонни. Она была единственным человеком, которому Клайд доверял на все сто. Любовь тут или другое что, не скажу. Какая она? Ну… Бонни – женщина, этим все сказано. Настоящая женщина, а не из тех, которые, выйдя замуж, мигом себя попускают и через годик-другой превращаются в неряшливых толстух. Она всегда была опрятна, при макияже и с прической, любила длинные платья и высокие каблуки, а на голове носила маленький шотландский берет. Скорее она бы позволила себя поймать, чем села бы в машину не при параде.

Еще она была совершенно крошечной. Думаю, вес ее не превышал 100 фунтов, а ростом не доставала мне до плеча. Свои светлые волосы Бонни постоянно красила в разные оттенки. Не для маскировки, просто нравилось. Курила она сигареты, а окурок сигары, про которую почему-то так любит говорить народ, – фальшивка. Думаю, начало этим слухам положил я, и вот как это вышло. Я дал Бонни свою сигару – подержать, пока я снимал ее портрет. Ну а дальше люди сами сочинили.

Да, да, мистер, именно я сделал те снимки, которые подмела полиция в Джоплине. Мы-то оттуда рванули, побросав все, кроме пушек. А после этого я увидел портреты Бонни во многих газетах. Там и стишки ее напечатали. И правильно сделали, ей это очень понравилось.