Расстрелять - Александр Покровский

Домой его внесли ногами вперед, прикрыв для приличия простынкой.

- Хос-с-по-ди! - обомлела жена. - Что с тобой сделали?!

- Леночка! - закричал он исключительно для жены жизнерадостно и замахал приветственно рукой между ног. Привет! Все нормально!

ЧЕЛОВЕК-ВЕХА

Фома грелся на солнышке. Только что закончился проворот оружия и технических средств, и народ выполз покурить, подышать. Вот марево! Градусов тридцать, не меньше. В такую погоду где-нибудь на юге купаются и загорают разные сволочи, а здесь вода восемь градусов, не очень-то окунешься, все-таки Баренцево море.

Я вам уже рассказывал про Фому. Он командир БЧ-5 нашего стратегического чудовища. Помните, как он приседал двести раз, а потом его унесли под простынкой? Ну так вот: на флоте есть "люди-табуреты", "люди-вешалки" и "люди-вехи". На "табуреты" можно сесть, на "вешалку" все навесить, а "люди-вехи"

это местные достопримечательности. Их просто нельзя не знать, если вы служите в нашей базе.

Фома - это человек-веха. О его выходках легенды ходят.

На отчетно-выборном собрании, где присутствовал сам ЧВС наш любимый начло флотилии, в самом конце, когда все уже осоловели и прозвучало: "У кого есть предложения, замечания по ходу ведения собрания?", - раздался бодрый голос Фомы:

- У меня есть предложение. Предлагаю всем дружненько

встать и спеть Интернационал!

. - Что это такое? - сказал тогда ЧВС. - Что это за демонстрация?

- Если вы не знаете, - наклонился к нему Фома, - я вам буду подсказывать.

Однажды Фома шел в штаб, а штаб дивизии помещался на ПКЗ. Рядом с Фомой, полностью его игнорируя в силу своего положения, шел наш новый начло дивизии капитан второго ранга Мокрицын, со связями в ГлавПУРе, высокий, гордый Мокрицын, больше всех наполненный ответственностью за судьбы Родины. У него

даже взгляд был потусторонний.

Вахтенный у трапа пропустил Фому и не пропустил начло:

- А я вас не знаю.

- Что это такое?! - возмутился начло. - Я - начпо! Что вы себе позволяете?! Где ваши начальники?!

- Вот этого капдва я знаю, - не сдавался вахтенный,

- а вас - нет!

Фома тогда вернулся и сказал начпо Мокрицыну, акцентируя его внимание на каждом слове:

- Нужно ходить в народ! И тогда народ будет тебя знать!

Потом Фому долго таскали, заслушивали, но, поскольку он уже давно дослужился до "мягкого вагона" - до капдва, разумеется, - и никого не боялся, то ничего ему особенного и не сделали.

А как-то в отпуске Фома очутился в Прибалтике. Знаете, раньше были такие машинки, инерционные, они сигары сворачивали (со страшным грохотом), а деньги нам в отпуск выдают новенькими купюрами. Фома гдето добыл такую машинку и вложил в нее пачку десяток. Повернешь ручку - тра-та-та, - и выскочит десятка.

С этой машинкой Фома явился в ресторан. Поел со вкусом.

- Сколько с меня?

- Двадцать один рубль.

Фома открыл портфель, поставил на стол машинку и повернул ручку - тра-та-та, - и перед остолбеневшим официантом вылетела десятка. Полежала-полежала под его остановившимся взглядом и развернулась. Тра-та-та - вылетела еще одна.

- Еще хочешь? - спросил Фома. Очумевший официант закрутил головой.

- И эти заберите, - осторожненько подвинул Фоме его десятки, сказал: "Я сейчас" - и пропал.

Фома собрал десятки, сложил машинку в портфель и совсем уже собирался смыться, как тут его взяла милиция.

Милиция оттащила Фому в отделение!

- Ну-ка, - расположилась милиция поудобней, - покажи фокус.

- Пожалуйста, - Фома крутанул аппарат - тра-тата! - и вылетела десятка. Милиция смотрела как завороженная.

Они следили за полетом десятки, как умные спаниели за полетом утки. Тра-та-та - вылетела еще одна. Милицейский столбняк не проходил. Тра-та-та - получите.

- А можно, я попробую? - спросил наконец один из милиционеров.

- Пожалуйста.

- Тра-та-та.

Тренировались долго. Весь стол забросали десятками. Милиция пребывала в небывалом отупении. Замкнуло их. Все крутили И крутили, наклонившись вперед с напряженными лицами.

Фоме тогда объявили выговор за издевательство над советской милицией.

По-прежнему припекало. Рядом с Фомой бухнулись офицеры.

- Сейчас искупаться бы!

- А кто тебя держит - ныряй!

- Не-е, ребята, восемь градусов - это сдохнуть можно.

- За ящик коньяка, - сказал Фома, - плыву в чем есть с кормы в нос.

Тут же договорились, и Фома как был, так и сиганул в ледяную воду.

Он проплыл от кормы до носа, а потом влез по шторм-трапу. С него лило ручьями.

И тут его увидел командующий. Он прибыл на соседний корабль и наткнулся на Фому.

Поймав взгляд адмирала и очнувшись неизмеримо раньше, Фома заговорил быстро, громко, с возмущением:

- И все самому приходится, товарищ адмирал, вот посмотрите, все самому!

Это все, что он сказал. Возмущение было очень натуральное. Возмущаясь, он исчез в люке.

Командующий так и остался в изумлении, не приходя в себя. Он так и не понял, чего же "приходится" Фоме "самому".

- Он что, у вас всегда такой? - спросил командующий у командира Фомы, который через какое-то время оказался с ним рядом.

- Да, товарищ командующий, - скривился командир, - слегка того. И покрутил у виска.

Не может быть

Лодка была вылизана и покрашена; на трап натянули лучшую парусину, под ноги боцмана положили новые маты, а у верхнего рубочного люка главный боцман "окончательно оволосел" - обернул новый мат разовой простынью, после чего проход через него запретили.

Лодка ожидала маршала с инспекцией, и в этом деле она была не одинока: несколько таких же подводных чудовищ привели в такой же невероятный вид, разукрасив их, как потемкинские деревни.

Инспектором был маршал со странной фамилией Держибабу. О нем ходили легенды и предания. Поскольку он был от Министра Обороны, он мог на флоте выкинуть любой фокус, любое коленце, мог потребовать что угодно и как угодно и размазать мог по всему земному шару.

Этих его "выкидонов" очень боялись, поэтому все сияло.

Леха Брыкин давно мечтал порвать с военной карьерой: пенсия в кармане, перспективы не видать, догнивать не хочется, и поэтому для начала он просто запил, что при членстве в партии совершенно недопустимо.

Ему влепили выговор и сказали, что так нормальные люди не уходят.

Он осознал, бросил пить и стал донимать зама цитатами из классиков, а еще он читал офицерам газету "Красная звезда", каждый день прямо с утра после построения на подъем военно-морского флага. Например, откроет сзади и прочтет: "...в таком-то военном городке до сих пор нет горячей воды и отопления, отчего батареи все разом хлопнулись, свет электрический при этом тоже накрылся маминым местом, и роддома до сих пор нет", - перевернет и продолжит из передовицы: "...и все это было достигнуто в результате дальнейшего совершенствования боевой и политической подготовки".

Терять ему было нечего. Зам (слабо сказано) его не любил и все время сигнализировал кому положено, как маяк в непогоду.

Несмотря на строжайший запрет выхода наверх, Леха все-таки выполз покурить через люк десятого отсека. На корабле от многочасового ожидания маршала, когда первая лихорадка прошла, наблюдалось расслабление: командир покинул центральный, сказав, что он "чуть чего - в каюте", зам со старпомом - тоже; дежурный, одурев от чтения инструкций, растекся по креслу и ждал доклада от заинструктированного до безобразия верхнего вахтенного. Периодически он его взбадривал:

- На верхушке!

- Есть!

- Ближе к "каштану".

- Есть.

- Ты там не спи.

- Есть.

- И смотри мне там.

- Есть.

- А то я тебе...

- Есть.

- Матку выверну.

- Есть.

Маршал появился внезапно, как гром с ясного неба. Маршал был без свиты. Может быть, в результате старости он заблудился, так сказать отбился от стаи, а может, это был ловкий инспекторский ход - сейчас уже никто не знает.

Вахтенный, повернувшись от "каштана", в который он только что доложил, что он бдит, вдруг увидел

маршала так близко, в полуметре, что потерял голос и подавился слюной; его просто заклинило. Он превратился в мумию царя Гороха и пропустил маршала, никому об этом не доложив.

Леха, увидев маршала, сообразил, что, прикинувшись дурнем, можно прямо здесь же, на пирсе, договориться об увольнении в запас, поэтому он тут же оказался у маршала за спиной.

В рубку по трапу маршал поднялся без посторонней помощи, но перед верхним рубочным люком он замешкался: увидел простынь, затоптался, обернулся, ища глазами поддержку, и натолкнулся на Леху. Тот сиял.

- Товарищ, э-э...

Леха был в рабочем платье и без погон, поэтому маршал никак не мог его назвать.

- Товарищ, э-э... а как здесь внутрь влезают? Это "влезают" решило все.

- Очень просто, - сказал Леха, - делайте, как я. С этими словами он скинул отмаркированные ботинки, ступил в носках на чистую простынь, нагнулся и на четвереньках полез вниз головой, перебирая по трапу руками и ногами.