Кто там во тьме? - Маргит Сандему

Далее Габриэл рассказывал о своей жизни. В конце письма был номер телефона.

Больше я не колебалась. Обсудив с Асбьёрном наиболее удобное для нас время, я позвонила и пригласила Габриэля к нам в Вальдрес на следующей неделе.

Несмотря на то, что Габриэл писал об учебе и работе, я, при виде его, испытала легкий шок. Мне почему-то казалось, что он остался все тем же рассеянным большеглазым юношей, с торчащими во все стороны волосами.

Габриэл сильно изменился. Ему исполнилось тридцать два; он стал удивительно похож на Натаниеля хотя, может, не так красив, не настолько сдержан. Тем не менее Габриэл обладал весьма привлекательной внешностью; волосы аккуратно уложены.

К моему удивлению, Габриэл стал учителем. Хотя почему бы и нет? Думаю, ученики его любили за его открытость, прямоту и простоту, чувство юмора.

Он весело поприветствовал нашего пса, завел с ним только им одним понятный разговор.

Я не решилась спросить, есть ли у него собака, так как хорошо помнила, что ранее у Габриэля был четвероногий друг, к которому парень был крепко привязан. Как же его звали? Пейком, кажется. Пес уже в то время был стар, и Габриэл очень за него боялся. Часто случается, что люди, имевшие собак, к которым испытывали сильную привязанность, не покупают новых. Боятся привязаться снова и испытать чувство потери еще раз.

Мне в последние годы жилось хорошо. Все складывалось прекрасно, удача словно сама шла в руки. Осознав, что из моих мечтаний могут получиться неплохие романы, я тотчас же взялась за перо. В это время у меня в голове созрел замысел уже тридцатого по счету романа. Мне нравился жанр развлекательной литературы, и я с большим удовольствием принялась писать для журналов, издавать книги в мягкой обложке.

Издательство, с которым я сотрудничала, уже давно просило меня написать целую серию из судьбы какого-нибудь рода. Сначала все это показалось мне ужасно скучным. А потом я вспомнила книги о прекрасных дамах, живущих в усадьбах, скачущих галопом на лошадях, гордо идущих на костер; прекрасные мужчины, сраженные любовью… Я продолжала писать романы.

– Знаете, я часто думала о вас, – произнесла я, как только мы, то есть я, Асбьёрн и Габриэл уселись за столик с чашечками кофе. – Как вы живёте?

– Спасибо, хорошо. Все тихо и спокойно, – вяло отозвался Габриэл.

– Вас не назовешь очень жизнерадостным.

– Да как вам сказать…

– Понимаю. Такие события не проходят бесследно.

– Вы правы.

Асбьёрн засобирался на работу. После его ухода мы с Габриэлем переместились в гостиную. Все трое детей выросли, обзавелись своими семьями. Слушать нас мог только пес; да и тот был всего лишь молчаливым слушателем. Он долго клянчил, наконец оказался допущенным в гостиную, и теперь ожидал чего-нибудь вкусненького. Габриэл слегка почесывал его, думая о своем.

– Я в полном неведении о том, что произошло потом, после того, как мы расстались в Оппдале. Звонила летом, но… не застала. Раз вы здесь, значит, все утряслось. Что же все-таки произошло?

Габриэл приступил к рассказу о поездке в Долину Людей Льда, о разыгравшейся наверху драме. О битве духовной рати, о Большой Бездне и завершающем этапе борьбы, в котором принял участие Натаниель.

Признаться, я успела позабыть, насколько захватывающими могут быть приключения Людей Льда. Однако скоро я втянулась в повествование, и все показалось мне вполне естественным. Габриэл подкреплял рассказ своими наблюдениями, так что все казалось совершенно достоверным.

Рассказ Габриэля занял около трех часов, и все это время я сидела и внимательно слушала его, почти не дыша.

Прошло некоторое время, прежде чем я снова обрела способность говорить. Разоблачение планов Люцифера, его выступление на арене, появление архангела Михаила, – рассказ ошеломил меня.

Я была приверженцем медленного развития вселенной.

Я верила, что жизнь на земле зародилась в морской пучине; виды млекопитающих, постепенно развиваясь, становились все более и более сложными. Живым организмам приходилось постоянно приспосабливаться к сложным природным условиям.

Мне нравилось представлять себе мир в качестве девственно чистого слоя, на который со временем наслаивались временные эпохи, описанные геологами. В первые «полчаса» на земле не происходило ровным счетом ничего; земля должна была устояться. Затем стали формироваться полезные ископаемые. Хотя так их стали называть сравнительно недавно. Ведь в то время они еще были не полезными ископаемыми, а живыми существами. Они начали формироваться из трилобитов и фораминифер… каракатиц и раковин…

А минут через сорок животные организмы начали перебираться на сушу; наступили сначала триасовый период, затем юрский и меловой; длительный период существования огромных ящеров…

И всего за несколько минут до наступления двенадцати часов промелькнули третичный и четвертичный периоды, разделенные на массу небольших эр…

И только за тридцать секунд до наступления полдня появился первый человек.

Лично я придерживаюсь такой теории развития мира, а потому мне несколько сложно согласиться с появлением архангелов. Однако… может, так оно и было в те времена, когда люди познавали теорию развития мира.

Может быть, Габриэл был прав, когда утверждал, что именно вера создала и поддерживала жизнь во всех древних богах и прочих существах.

Я помотала головой, пытаясь освободиться от этих мыслей.

И тут же задалась вопросом: а что же случилось с настоящим Пером Олавом Вингером?

– Его нашли в Трондхеймене, в Трёнделаге. Он совсем растерялся, не знал что ему делать, метался в разные стороны. Врачам пришлось приложить немало усилий, чтобы привести его в чувство. Сейчас-то, верно, он уже вернулся в оркестр, считая себя великим гением. Так что все осталось по-прежнему. Таран-гаи воспользовались ненадолго его обликом.

…Тут я снова подумала о несчастном Роде Людей Льда.

– Ну хорошо. А потом? Как сложились ваши судьбы? Повлияли ли на вас эти невероятные события? – тихо спросила я.

– Да, – так же тихо отвечал Габриэл. – И, как мне кажется, мне досталось больше всего.

– Мне тоже так показалось. По голосу, по лицу, – кивнула я в знак согласия.

– Маргит, у меня пропали как детство, так и юность. Не так-то просто в таком возрасте пережить столько сильных ощущений, страданий и ужаса, – подтвердил он.

– Тебя преследуют кошмары?

– Нет, вовсе нет. Как раз наоборот. Мне так и не удалось приспособиться к обычной жизни. Я слишком много видел и слишком многое пережил… Мне так и не удалось освободиться от того, иного мира, который мы называем сверхъестественным. Тот мир стал для меня настоящим, и мне его не хватает. В школе мне все казалось пресным и скучным, люди – серыми. Прошло немало времени, прежде чем мне удалось освободиться от этих предрассудков, и я не… Мне кажется, что нанесенная мне рана никогда не заживет!