Рекреация - Игорь Борисенко

– Спасибо… – вдруг тихо сказала девушка. – Спасибо, что прогнали его.

Несмотря на слова благодарности, в голосе не чувствовалось радости. Оскар знал, что она думает: тебе хорошо, мужик, совершил благородный поступок, сейчас заплатишь и уйдешь, а толстяк вернется завтра и будет еще злее и наглее.

– Хм. – Энквист почесал бровь, которая вовсе не чесалась. – Не за что… М-м… А что с твоей матерью?

– Она больна, – девушка всхлипнула, а из глаз ее потекли едва заметные в темноте капельки. – Неделю назад мы перебирали капусту в подвале, и она наткнулась боком на гвоздь. Теперь у нее весь бок почерневший и раздутый.

– Уф, дело серьезное, – буркнул Оскар. Куда уж серьезней, видно мамочке каюк! Девушка тоже это прекрасно понимала, поэтому Оскар не предпринял никаких глупых попыток ее успокаивать.

– У тебя никого нет, кроме нее?

Девушка покачала головой, наконец, едва ли не впервые за весь вечер взглянув своими черными глазами в глаза гостя.

– Отец погиб на войне много лет назад, а брата, мы с ним двойняшки, забрали в Центр Подготовки к Призыву.

– Уже в армию?

– Да. Пятнадцать – призывной возраст…

– Значит, ты осталась одна-одинешенька! Нужно учиться стоять за себя, моя милая! Если бы ты была немного грубее и отшила этого толстого, он подумал бы пять раз, прежде чем лезть снова.

– Он не понимает слов! – с отчаяньем воскликнула девушка. – Я ведь не могу отбиться от его мерзких рук, он сильнее во много раз… Этот гад уже пытался меня изнасиловать, но у него… не получилось – и о» ударил меня по уху, так сильно, что я на время оглохла! Мне до сих пор кажется, будто на теле следы его вонючих лап!

С каждым словом она говорила громче и надрывнее, приближаясь к истерике, но в какой-то момент смогла взять себя в руки, потом замолчала и с ожесточенной тщательностью вытерла слезы на щеках.

– Вам, наверное, негде ночевать? – спросила она неожиданно совсем ровным, почти лишенным эмоций голосом. – Можете у нас. Здесь шесть комнат свободны, даже постели есть…

От неожиданности Оскар не смог ответить что-нибудь вразумительное, просто утвердительно промычал.

– Тогда пойдемте… Ой, подождите, закрою дверь!

Пока она бегала к входной двери, Оскар удивленно размышлял, что все идет как нельзя лучше и получается это почти без усилий с его стороны. Каждая гостиница здесь, несомненно, на контроле у контрразведки. Поселившись на частной квартире, он сможет несколько дольше избегать хвостов.

Девушка провела его через служебную дверь наверх. Оскар не захотел марать почти чистое белье в комнате брата, а поселился в пустующей. Им вдвоем пришлось долго разбирать наваленные как попало на софу стулья с кожаными сидениями, раздвигать столы и шкафы. Потом они навестили больную мать. Женщина бредила, мечась в жару на большой дубовой кровати, в которой спали еще, наверное, ее дед и бабка. В комнате стоял удушливый сладковатый запах гниющей плоти.

– А доктора? Неужели у вас нет здесь приличного врача? – спросил Оскар, лишь бы не молчать при этом страшном зрелище.

– Он был здесь, когда мама не смогла встать с постели, но сказал, что поздно пришел… Уже нельзя было хоть что-то сделать – только какую-то безумно дорогую операцию. У нас нет тысячи золотых форинтов, поэтому моя мама лежит и умирает.

Она сказала это ровным голосом, что испугало Оскара больше, чем если бы она крикнула изо всех сил. Что же творится в душе у малютки? Девушка попыталась напоить мать из большой фарфоровой кружки, но вся вода бесплодно расплескалась по мятым простыням. Они вышли, плотно прикрыв дверь и оставив несчастную наедине с мучительной смертью. Девушка шла чуть впереди со свечкой в руках; шла она шаркающей старушечьей походкой, каждый шаг которой больно отдавался в сердце Оскара. «Постой, старичок! – мысленно окликнул он себя. – Держи в руках эмоции, а сострадание – крепче всего! Это чувство сейчас последнее из нужных тебе».

– Послушай, а ведь мы до сих пор не познакомились! – сказал он с крошечной долей жизнерадостности в голосе. – Меня зовут Оскар. Я довольно стар по сравнению с тобой, но называть меня дядей не надо.

– Вы старый? Мне кажется, что вас просто старит щетина. Наверное, вам лет тридцать пять – неужели это уже старость?

– Спасибо за этот милый комплимент, но, наверное, борода меня, наоборот, молодит. Я гораздо старше тридцати пяти – настолько, что боюсь об этом вспоминать, лежа в постели… А кто ты, хозяюшка?

– Анна.

– О! Прекрасное имя. Только несколько странное для мадьярки.

– Папа был немцем.

– Понятно. Но не будем углубляться в родословные. Ты ведь рано встаешь?

– В пять. По утрам здесь много народу – в семь люди завтракают перед работой. – Она бросила на него странный взгляд.

– Сколько же времени? – озабоченно пробормотал Оскар, задирая вверх руку. Часы тут же игриво пропели: «Двадцать тридцать одна!» и для подтверждения включили ярко-алые цифры.

– Ой, какая прелесть! – воскликнула Анна, непроизвольно схватив Оскара за рукав. На мгновение из-под маски безразличия и усталости проглянула маленькая веселая девочка.

– Не видела таких?

– Нет! В жизни не видала даже простых электронных часов, только на картинках.

– А, пустяки. Они кажутся забавными только первое время, а потом их глупый писк надоедает. Ну что, пора спать, как ты думаешь?

Анна вздохнула, войдя первой в комнату Оскара.

– У меня нет лампы. Вот, только это. – Она протянула огарок длиной в палец ребенка.

– Не надо, – сказал Оскар, доставая из сумки фонарик. Свинтив с него рассеиватель с защитным стеклом и включив, он получил маленькую настольную лампу. – Вот и свет!

Он скинул с себя плащ и бросил его на софу. Следом полетели сумка и пистолет. Дверь за его спиной закрылась.

Оскар спохватился, что не пожелал девушке спокойной ночи, но когда повернулся, то увидел – она стоит рядом. Быстро скинув фартук, Анна изогнулась, пытаясь расстегнуть застежки платья на спине. Лицо ее опять было каменно-унылым.

– Расстегните! – попросила она, отчаявшись справиться сама.

«Боже мой! – подумал Оскар. – Меня принимают за кого-то другого! Несчастный ребенок! Она пытается остаться на ночь с грязным, нечесаным и вонючим стариком – отдаться одному чудовищу за то, что оно спасло ее от другого. Что же у нее в душе? Отвращение, брезгливость, обреченность или, не дай бог, равнодушие?»

Оскар положил руку ей на плечо, почувствовав, как дрожит это маленькое тело. Нет, слава богу, она боялась и не хотела делать того, что делала. Он развернул ее лицом к себе и увидел две маленькие слезинки, убегающие по щекам вниз.

– Думаешь, должна мне за избавление от толстяка? – спросил он и хмыкнул. – Вот уж, действительно, сменяла шило на мыло. Чем я – то лучше? Такой же грязный, старый и мерзкий, с виду, конечно… Нет, мне не нужно от тебя такой благодарности.

– Я вам не нравлюсь? – прошептала она еле-еле, упорно глядя в пол. Очевидно, на глаза попались сложенные на животе руки, и она быстро спрятала их за спину.

– Глупенькая! Ты красивая и умная девчушка, но это не значит, что сегодня ночью ты должна быть в моей постели.

– Я давно уже не девчушка!! – она воскликнула, наконец, подняв лицо. – Я взрослая женщина!!

– Извини, я слишком стар и живу в другом времени, я не хотел обидеть тебя. Просто в моем представлении мальчишки и девчонки в четырнадцать лет еще остаются детьми… Но, даже если, как мы выяснили, ты абсолютно взрослая женщина, нет ничего такого, из-за чего женщина ДОЛЖНА лезть к мужчине в койку. Это дело желания, причем взаимного. Я лично сейчас ужасно хочу умыться и лечь спать – и тебе советую сделать то же самое.

Оскар опять развернул Анну и легонько подтолкнул к двери. Она полуобернулась с удивленной слабой улыбкой на губах. Ее взгляд неуловимо изменился, он перестал быть безжизненным или пустым. Теперь там горели маленькие яркие угольки радости. Черт, или это был просто отсвет фонарика-свечки?!

– Спокойной ночи! – ласково сказал он на прощанье и закрыл дверь. Ну вот, какие мысли он внушил этому полуребенку, полуженщине? «А, – подумает она, – наверное, еще один старый импотент!» Да и ладно, ему все равно…

Оскар встал у зеркала, с фонариком под носом, отчего отражение вышло просто жутким – длинные черные тени обезобразили заросшую жидкой бородкой рожу еще больше. Ох, и времена, если маленьким девочкам приходится общаться с такими типами! Он провел рукой по своим длинным, давно не мытым и жестким на ощупь волосам. Даже гладить их было противно. Шевелюра слипшимися прядями свисала во все стороны, словно у неухоженного огородного пугала. Оскар извлек из кармана маленькую заколку с фальшивым бриллиантом и собрал лохмы в приличный по длине и толщине хвостик. Очки он снял, а на глаз надел старую бархатную повязку со вшитой внутрь полоской свинца. Теперь из зеркала на него глядел пират, совсем не старый и почти не грязный – по крайней мере, здесь, в этой темноте.