Подставных игроков губит жадность - Эрл Гарднер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— На убийстве! — в ужасе воскликнул Пэттон.
— Ты меня слышал.
— Кого убили?
— Картера Холгейта. Что знаешь о нем?
— Он… в общих чертах… Он проходил у нас по одному делу. — Пэттон теперь тщательно подбирал слова.
Было видно, что он напуган.
— Итак, — продолжал Селлерс, — у меня есть основания считать, что установление личности вашего клиента может иметь значение для следствия. Поэтому я хочу знать, кто ваш наниматель?
— Минуту, — попросил Пэттон, — дайте посмотреть материалы.
Он подошел к шкафу с папками, достал одну, открыл, перелистал, вернул папку на место и остался стоять, нахмурившись.
— Мы ждем, — напомнил Селлерс. — И для твоего сведения, полиции нравится, когда частные детективные агентства проявляют чуть больше желания сотрудничать в делах об убийстве.
— Много ли делают для вас «Кул и Лэм»? — спросил Пэттон.
— Все, о чем прошу, — ответил Селлерс. И, ухмыляясь, добавил: — И даже больше.
— Хорошо. Я скажу вам, — начал Пэттон. — У нас был «телефонный клиент», то есть дела велись по номеру телефона в Солт-Лейк-Сити. Деньги за наши услуги пересылались нам наличными. Нашему агентству было поручено о всех событиях немедленно сообщать по телефону. Любому, кто ответит.
— И вы не поинтересовались, кто стоит за номером? — спросил Селлерс.
— Разумеется, поинтересовались, — сказал Пэттон. — Не такие уж мы наивные. Это был номер гостиничных апартаментов, снятых неким Оскаром Боуманом. Про этого Боумана никто ничего не знает. Он уплатил за отель на месяц вперед. И это все. Когда мы звонили насчет инструкций, отвечал то мужской, то женский голос. Дорис Эшли была под нашим наблюдением около недели. Точнее, мы держали под наблюдением ее квартиру, а еще точнее — ее машину, стоявшую у дома.
Когда она уезжала или приезжала, мы засекали время.
Когда в поле зрения появился Лэм, мы сообщили, а когда он установил с девушкой контакт и поднялся с ней в ее квартиру, мы тоже сообщили. Нам было приказано все бросить, послать по почте отчет и немедленно прекратить операцию.
— Отчет отправили в апартаменты отеля в Солт-Лейк-Сити? — спросил Селлерс.
— Нет. Послали в Колинду. На почту, до востребования, Оскару Боуману.
— Черт побери! — выругался Селлерс. — А что насчет гонорара?
— Мы получили аванс наличными почтовым переводом. Имеется остаток в пользу клиента. Нам было велено забыть о нем и закрыть дело.
— Иными словами, — подытожил Селлерс, — когда всплыл Лэм, они ударились в панику и убрались?
— Не знаю, — ответил Пэттон. — Все, что знаю, я тебе выложил.
— Кто приказал закрыть дело, когда ты звонил? С кем ты говорил — с мужчиной или женщиной?
— Отчетливо помню, что разговаривал с женщиной.
— В таких делах, сержант, они, скорее всего, подстраховались, — вылез я.
— Что ты имеешь в виду?
— Он мог попросить ее подождать минутку и тем временем включить магнитофон. У них где-то имеется запись разговора.
Селлерс взглянул на Пэттона.
— Чтоб тебя черти забрали, — процедил сквозь зубы Пэттон, глядя на меня.
— Когда-нибудь так оно и будет, — заметил Селлерс. — А пока меня интересует, есть ли у тебя запись разговора.
— Есть.
— Давай послушаем.
— Если настаиваешь, то можешь послушать. А Лэму не дам. Мы не обязаны раскрывать своих агентов конкурирующему агентству, особенно когда этот малый фигурирует в деле и…
— Ты прав, — согласился Селлерс. — Я настаиваю.
И хочу сам докопаться, что к чему. Дональд, ступай погуляй. Когда понадобишься, я знаю, где тебя найти.
Но не вздумай меня надуть! И не пробуй удрать из города.
— Значит, он подозреваемый? — оживился Пэттон.
— Значит, подозреваемый, — подтвердил Селлерс. — И еще до того, как я разберусь с твоими архивами и досье, не исключено, что Кроха еще больше вляпается в дело об убийстве.
Пэттон стал сама любезность.
— Проходи, пожалуйста, сюда, сержант, — пропел он. — Сейчас достанем запись разговора. Для твоего сведения — разговор записан полностью, от слова до слова. То есть наше сообщение о том, что в кадре возник Дональд Лэм, и приказ немедленно прекратить наблюдение, закрыть дело, направить итоговый отчет в Колинду, на почту, до востребования Оскару Боуману, и оставить себе весь остаток гонорара… Все записано на пленку.
Селлерс вынул сигару изо рта.
— Исчезни, Кроха! — приказал он. — Я свяжусь с тобой, когда понадобишься… и, может быть, черт побери, быстрее, чем думаешь. Так что если есть какие дела, поскорее закругляйся.
Я доехал на такси до нашего агентства «Кул и Лэм», поднялся на лифте, толкнул большую стеклянную дверь, вошел в приемную, кивнул сидевшей за коммутатором девушке и попросил:
— Подожди минутку говорить Берте, что я здесь. Мне нужно…
— Но она, мистер Лэм, просила сказать немедленно, как только вы появитесь.
— Ладно. Скажи, что иду.
Я прошел в дверь с табличкой «Б. Кул. Посторонним не входить». Берта висела на телефоне.
— Итак, Дональд? — спросила она. — Что случилось?
— Все полетело к чертям.
— Что стало с этой твоей версией?
— Можно выбросить в окошко. Спустить в унитаз, — пошутил я. — Была хороша до поры до времени.
— Не годится?
— Ни к черту не годится.
— И как же теперь?
— Хуже некуда.
— А что Селлерс?
— Слушает во все уши тех, в детективном агентстве «Эйс Хай».
— Или смотрит во все глаза?
— И то, и другое. Слушает записи телефонных разговоров. Кто бы ни был наниматель, он ударился в панику, как только оказалось, что делом интересуется другое детективное агентство, и приказал прекратить расследование и закрыть дело.
— Почему?
— Именно в этом я и должен разобраться.
— Будь ты проклят, слишком во многое влезаешь! — разозлилась Берта. — Выдвигаешь версию, подсовываешь Селлерсу. Версия летит к чертям, и ты вместе с нею. Если бы помалкивал или сказал, что разбираться в этом деле — забота полиции, все бы обернулось для тебя не так уж и плохо. Откуда, черт побери, они взяли, что ты вытащил из окна труп Холгейта и сунул его в багажник нашего автомобиля?
— Они полагают, что у меня был сообщник, — ответил я. — Такое случается.
— Скажи на милость! — фыркнула Берта. — Сообщник должен быть здоровее быка и… Да и кто, черт побери, может быть замешан в этом вместе с тобой?
Я поглядел ей прямо в глаза:
— Ты.
— Я? — взвизгнула Берта.
— Ты, — повторил я.
— Что ты, черт побери, мелешь?
Я ответил:
— Я говорю о том, что думает полиция. Они состряпают дело против меня и станут искать наиболее подходящего соучастника, того, кто достаточно заинтересован, чтобы идти со мной до конца. И, конечно, решат, что это ты.
— Гори оно все синим пламенем!
— Они додумаются, — заверил я ее.
— Откуда ты знаешь, что эта миссис Трои не лжет?
Она может быть…
— Она действительно сказала неправду, — подтвердил я. — Отыскался тот преступник, который убил двоих на автобусной остановке. И вовсе не Холгейт. Миссис Трои ошиблась при опознании. Она опознала не человека, а его усы и одежду.
Берта нервно забарабанила по столу. На пухлых пальцах заискрились камешки.
— Надо же! Проклятое дело!
— Сама выбирала, — ухмыльнулся я, — забыла? Захотелось миленького, спокойного, респектабельного дельца.
Говорила, что надоели авантюры, из которых я будто бы чудом вылезаю.
— Где сейчас Селлерс? — спросила она.
— В «Эйс Хай».
— Убирайся к себе в кабинет, — распорядилась она, — и дай мне поговорить с Селлерсом. Если он заявится сюда со своими версиями о соучастниках, я оторву ему уши, можешь не сомневаться.
— Не забудь, — предупредил я, — что все сказанное тобой может быть использовано против тебя.
Выходя, я оглянулся. Она сидела с раскрытым ртом, потеряв от ярости дар речи.
В моем кабинете меня ждала Элси Бранд.
— Как, сошлось, Дональд? — нетерпеливо выпалила она.
Я покачал головой:
— Не сошлось, а ведь, будь я проклят, должно было сойтись. Все вроде бы так здорово совпало, и вот тебе…
— Почему же не получилось? Я думала…
— Не получилось потому, что малого по имени Суонтон замучила совесть и, как только полиция ткнула в него пальцем, он во всем сознался.
— Вы имеете в виду убийство?
— Нет-нет. Бегство с места происшествия. Можешь у себя вычеркнуть. Это преступление раскрыто.
— О, Дональд, — сказала она, — какая жалость!
Она чуть не плача смотрела на меня.
— Вот что, Элси, — заявил я. — Теперь бесполезно распускать нюни. Надо как следует шевелить мозгами.
— Могу ли я быть полезна? — В ее голосе проскользнуло горячее, отчаянное желание помочь.
— Без понятия, — ответил я.