Человек, рисующий синие круги - Фред Варгас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ему казалось, что никогда прежде он до такой степени не жил одним днем, как в эти недели. Он уже не раз замечал за собой странную особенность: чем больше у него скапливалось неотложных дел, мчавшихся за ним по пятам и угнетавших его своей важностью, тем глубже его мозг погружался в спячку. Тогда он начинал заниматься пустяковыми проблемами, становился отстраненным и беззаботным, освобождался от мыслей и забывал о службе; душа его обретала легкость, сердце делалось пустым, а мозг настраивался на ультракороткие волны. Ему было хорошо знакомо это состояние, эта долгая полоса равнодушия ко всему на свете, приводившая в отчаяние окружающих, однако он не мог собой управлять. Ведь становясь беззаботным, освобождаясь от всех мировых проблем, он делался спокойным и даже счастливым.
Но проходили дни, и равнодушие подспудно начинало свою разрушительную работу, и постепенно все вокруг словно обесцвечивалось. Живые существа становились прозрачными и какими-то одинаковыми, потому что он видел их как бы издалека. В конце концов, его отвращение к чему-то неопределенному достигло предела, и однажды он перестал ощущать собственную материальность, собственную значимость; он безвольно плыл в потоке повседневных дел других людей, но чем больше он проявлял готовность ежеминутно оказывать всем и каждому уйму пустячных услуг, тем больше он чувствовал себя для всех чужим. Механические движения тела и автоматическая работа речевого аппарата обеспечивали привычное течение его жизни, но он чувствовал себя никому не нужным. Итак, полностью лишившись самого себя, Адамберг перестал о чем-либо тревожиться и что-либо себе объяснять. От этой безучастности ко всему даже не тянуло леденящим душу запахом небытия, эта душевная апатия не порождала даже мучительной скуки.
Но, боже мой, как же скоро все это пришло.
Он прекрасно помнил, как еще совсем недавно в его душе поднималась настоящая буря при мысли о возможной гибели Камиллы. Теперь само слово «буря» казалось ему бессмысленным. Что бы это могло означать: «буря»? Камилла мертва? Ладно, а дальше-то что? Мадлену Шатлен зарезали, человек с кругами на свободе, Кристиана продолжает наседать, Данглар ходит грустный - и что теперь, прикажете заниматься всем этим? А зачем?
Он уселся за столиком кафе, достал блокнот и стал ждать. Он пытался отслеживать каждую мысль, возникающую в голове. Все они имели только середину, но ни начала, ни конца. И как же тогда изложить их на бумаге? Разочарованный, но по-прежнему спокойный, по прошествии часа он записал: «Я не нашел, о чем подумать».
Потом он прямо из кафе позвонил Матильде. Трубку сняла Клеманс Вальмон. Неприятный голос старухи вернул ему ощущение реальности, внушил идею сделать что-нибудь, прежде чем окончательно наплевать на свою жизнь. Да, Матильда уже вернулась. Он хотел бы ее видеть, но не у нее дома. Он назначил ей встречу на пять часов в своем кабинете.
Совершенно неожиданно Матильда явилась вовремя. Она даже сама удивилась.
- Не пойму, что со мной, - заявила она. - Должно быть, сказывается благотворное влияние полиции.
И посмотрела на Адамберга. Тот сидел вытянув ноги вперед и, вопреки обыкновению, ничего не рисовал; одну руку он засунул в брючный карман, в другой дымилась сигарета, зажатая между кончиками пальцев. Казалось, комиссар до такой степени растворился в своей рассеянности и беспечности, что непонятно было, с какого боку к нему подступиться. Однако Матильда понимала: даже в таком, и особенно в таком, состоянии он способен отлично делать свое дело.
- Похоже, сегодня мы не будем так развлекаться, как в прошлый раз, - заметила Матильда.
- Вполне возможно, - ответил Адамберг.
- Так забавно, что вы организовали для меня эту церемонию вызова в комиссариат. Лучше бы навестили меня в «Морском петухе», мы бы выпили, потом пообедали. Клеманс приготовила какое-то жуткое блюдо по своему местному рецепту.
- А она откуда?
- Из Нейи.
- Вот как. Не самое экзотическое место. Только я вам никакой церемонии не устраивал. Мне очень нужно с вами поговорить, но нет никакого желания навеки поселиться в «Морском петухе» или где-нибудь еще.
- Это потому, что полицейскому не следует обедать с подозреваемыми?
- Наоборот, - устало вздохнул Адамберг. - Сотрудникам полиции настоятельно рекомендовано устанавливать дружеские отношения с подозреваемыми. Но у вас дома сидишь, словно на нескончаемом дефиле: слепые атлеты, сумасшедшие старухи, соседи сверху, соседи снизу. Или ты состоишь при дворе королевы Матильды - или ты ничто. Вы не замечали? А мне не нравится быть ни придворным, ни пустым местом. Вообще не пойму, зачем я все это говорю, на самом деле это не важно.
Матильда рассмеялась.
- Ясно!- воскликнула она. - В дальнейшем будем встречаться в кафе или, например, на одном из парижских мостов - там, где мы будем на равных. Как два ярых республиканца. А теперь можно я закурю?
- Можно. Госпожа Форестье, вам знакома эта статья из газеты пятого округа?
- Впервые узнала об этой гадости, когда Шарль сегодня за завтраком пересказал мне ее по памяти. Бесполезно пытаться вспомнить, чем я могла хвастать в ресторане «Доден Буффан». Могу определенно утверждать только одно: стоит мне выпить, как мое воображение умножает мою реальную жизнь на тридцать. Так что я вполне могла расписывать, как мы обедали вдвоем с человеком, рисующим круги, как он бывает в моей ванной и в моей постели, как мы вместе собираемся на наши веселенькие ночные прогулки, - почему бы нет? Если я хочу привлечь к себе внимание, чувство меры мне изменяет. Можете себе представить, иногда я напоминаю настоящее стихийное бедствие, если верить моему другу-философу.
Адамберг состроил недоверчивую гримасу.
- А вот я никак не могу забыть о том, что вы серьезный ученый. Мне не верится, что вы такая уж непредсказуемая, какой хотите казаться.
- Получается, я зарезала Мадлену Шатлен, так, Адамберг? Действительно, на тот вечер у меня нет убедительного алиби. Никто не следит, когда я ухожу и когда прихожу. Ни охранника у двери, ни мужчины в постели. Свободная как ветер, юркая как мышь. Скажите, а что мне могла сделать та несчастная женщина?
