Стакан без стенок (сборник) - Александр Кабаков

Он не сразу понял, что это означает не “колонна”, а “Колумб”. Памятник человеку, совершившему самую удачную из возможных ошибок. Кажется, он поплыл отсюда, всем задолжавший Христофор. “Я тоже отсюда поплыву… черт меня знает куда…” – пробормотал он.

…Старик посмотрел на него внимательно, потом взял за локоть, повернул, как паралитика, и подтолкнул.

Они пошли рядом, время от времени старик подталкивал его, и они поворачивали направо, налево, снова направо. Так они шли совсем недолго, но город изменился совершенно. Вместо широких и освещенных бульваров и проспектов здесь город состоял из теснейших и грязных улочек…»

Ну, и так далее. Много чего происходит с моим героем – он теряет и находит любимую, побеждает злодеев-врагов, волшебным образом меняющих обличья, и даже встречается со своим будущим. И, поверьте, существенная часть этих фантазий возникла под влиянием барселонской романтики. Впервые я побывал там лет пятнадцать назад, бывал потом несколько раз – и всякий приезд поражался тем, что этот мираж еще не рассеялся.

Конечно, в огромном этом городе есть всё:

и новые жилые кварталы, неотличимые от нынешних спальных районов любого значительного человеческого поселения в любой стране,

и офисные небоскребы, в стеклянных стенах которых пылает отраженный закат,

и гулкое кафельное метро,

и заводы по окраинам, где в разноцветных цехах собирают обычный сегодняшний технический ширпотреб общемирового качества,

и приманки для массового туриста, вроде гигантского аквариума и олимпийского стадиона…

Но главное, ради чего стоит побывать в Барселоне хотя бы раз и что потом будет тянуть вас туда снова и снова, – это ее тающая прелесть фантома, сна, который длится бесконечно, а просыпаться не хочется.

Вы приземлитесь в барселонском аэропорту, огромном и пустом, как всякий приличный современный аэропорт. Такси промчится по шоссе, ровному, словно полированному, как подобает современному шоссе. Номер туристической гостиницы, удобный и незапоминающийся, как всякий стандартный номер, примет вас в свой стандартный уют… Но под вечер, в сизых сумерках вы сядете за столик знаменитого среди городских гурманов рыбного ресторанчика, там есть зал на втором этаже, окна которого выходят как раз на начало бульвара Рамбла. И внизу будет идти толпа, словно специально собранная для того, чтобы вы ее разглядывали, и от вида волнистой мостовой закружится голова, и гордый хозяин – или актер, прекрасно играющий роль хозяина? – сам принесет блюдо со свежими моллюсками, нальет первый бокал ледяного местного белого, и вы почувствуете, что приключение приближается.

Вот ради этого чувства и стоит ездить в Барселону.

Тень стены

Перед тем как писать эту заметку, порылся в Интернете, поискал, что пишут о Берлине и его достопримечательностях. И нашел фразу: «Этот город был символом холодной войны, и в нем осталось много ее памятников». В сущности, подумал я, не так уж много там таких памятников, а вот что точно: все эти памятники остались во мне. Людей, которые видели единственный в мире и в истории город, разделенный сплошной, непреодолимой стеной, становится с каждым днем меньше – я видел.

Впервые я попал в Берлин, когда стена казалась вечной и нерушимой, как сам лагерь мира и социализма. Жил в центре восточной зоны, на Александер-платц, в высотной гостинице рядом с телебашней, похожей на детскую игрушку – пирамида с нанизанным на нее шаром. В первое утро пошел к стене по центральной восточной улице Унтер-ден-Линден, в полном соответствии с названием обсаженной большими липами и застроенной солидными советскими зданиями в стиле московской улицы Горького. Было рано, пустынно, хмуро, ехали смешные гэдээровские машинки «трабанты», похожие на «запорожцы», только из пластмассы… И вдруг я как бы споткнулся – настолько неожиданным даже для подготовленного человека было открывшееся мне зрелище: ряды колючей проволоки, за ними большое пустое асфальтовое пространство, на котором шла сугубо военная жизнь, проезжали армейские вездеходы, встречаясь и расходясь, маршировали вооруженные патрули в оливково-серой восточногерманской форме, напомнившей фильмы про войну, скорым шагом проходил офицер… И далеко за этим пространством рисовалась на фоне неба огромная триумфальная арка, Бранденбургские ворота. Уверен, что человеку, даже меньше склонному к фантазиям, чем я, эти ворота тогда виделись вратами не то ада, не то рая – во всяком случае, они вели в загробную жизнь. Я стоял, не в силах оторваться от жуткого, невозможного зрелища, тем временем ко мне уже направлялся мужчина в аккуратном костюме. «Пожалуйста, проходите, товарищ», – безошибочно по-русски, с почти незаметным акцентом порекомендовал он. Я повернул налево и побрел по пустым улицам параллельно стене. Там я сразу понял, чем вдохновлялся Тарковский, снимая Зону в «Сталкере», – вокруг были брошенные дома с зашитыми фанерой окнами, какие-то пакгаузы с заросшими въездами, трамвайные рельсы обрывались тупиками… И в перспективе каждого переулка видны были колючая проволока и стена.

Нет больше стены и, вероятно, никогда и ни в одном городе уже больше не будет. Уникальный элемент городского пейзажа исчез, и берлинцы за полтора с лишним десятилетия сделали все, чтобы следа от стены не осталось, чтобы город забыл про колючую проволоку. Есть, правда, музей «Чекпойнт Чарли», бывший пропускной пункт, через который под строгим присмотром восточногерманских пограничников и американских солдат, охранявших Западный Берлин и Запад вообще, переходили редкие проверенные, те, кому было положено. В музее этом пустовато, народ не очень интересуется новейшей историей великого всемирного противостояния, рисунками самодельных воздушных шаров, на которых пытались бежать от своего счастья восточные немцы, и статистикой беглецов, которых догнали пули.

А Берлин теперь среди крупнейших европейских городов славен свободой нравов, склонностью к карнавалам и массовым веселым бесчинствам вроде лав-парадов. Возможно, именно тень стены придает городской атмосфере несколько истерическую оживленность. Ярче блестят в этой тени витрины шикарных магазинов (к слову, самых дешевых по сравнению с такими же в прочих европейских столицах). Радикальней кажутся работы современных художников, буквально оккупировавших берлинские музеи и площади. Буржуазнее выглядят тихие жилые кварталы. Медведь, ставший на дыбы в гербе города, вырвался из клетки и то принимается танцевать, как цирковой, то рычит, нестрашно пугая…

Бывая теперь в немецкой столице, я обязательно выбираю часа полтора, чтобы пройти тем старым маршрутом, который уже беспрепятственно продлевается на запад. От Александер-платц, восточного центра, по Унтер-ден-Линден, мимо скрытой под новыми яркими красками торжественной угрюмости тяжеловесных многоэтажек, выстроенных в пятидесятые… По мосту через реку, когда-то разделенную вдоль металлическими сетями против подводных нарушителей границы, мимо острова, на котором в музее хранится знаменитый Пергамский фриз, наследие Вавилона… Под Бранденбургскими воротами, у которых до недавнего времени стояли торговцы советскими и гэдээровскими шинелями, солдатскими шапками и генеральскими фуражками – точно, как на Арбате, только здесь еще продавались камешки, фальшивые куски стены… И дальше, уже по недоступному прежде Западу, по другому Берлину. Через огромный и чисто вымытый парк Тиргартен, оставляя справа Рейхстаг с новеньким стеклянным куполом (а я еще видел с разрушенным)… Мимо новейших архитектурных экспериментов Потсдамер-платц, выросших на месте приграничных пустырей… В западный центр, где вокруг площади Марлен Дитрих кипит и, того гляди, выкипит развлекательно-культурная жизнь, где стеклянные выставочные залы и гигантские дискотеки, фонтаны и огромные универсальные магазины соседствуют с остовом разбомбленного и оставленного на память о войне (да была ли она? или это просто декорация?) храма… И дальше, по центральной западной улице Курфюрстендамм, которую местные называют сокращенно Кудамм и не любят – а что там делать, там только шопинг для богатых туристов…

Вечером, конечно, надо ехать в восточный богемный район Пренцлауэр Берг, нечто вроде берлинского Латинского квартала, любимый левой молодежью, вообще тяготеющей к востоку города. Мне не нравится здешняя идеология, но очень нравится атмосфера маленьких кафе с ободранными столиками и подвальных клубов с облупленными кирпичными стенами – увы, артистическая обстановка везде, хоть в Берлине, хоть в Париже, хоть в Москве требует портретов Че Гевары и разнообразных серпов с молотами на стенах. Зато по-настоящему хорошая музыка, доброжелательные цены и можно курить. Ну, покосится неодобрительно юный борец за справедливость на незваного старого буржуя, да тем и ограничится – они ж прежде всего европейцы, а уж потом левые, так что конфликт маловероятен, не Воронеж все-таки…