СООБЩЕСТВО И ЗЕМЛЯ - Айзек Азимов

— Во-первых, исходя из расстояний, которые я изучил, прокладывая курс, он единственный, который может быть виден при таком увеличении. И потом, у него есть кольцо.

— Кольцо? — озадаченно спросила Блисс.

— Ну, виден только бледный тонкий штрих, потому что мы наблюдаем его с ребра. Можно приподняться над плоскостью эклиптики и дать лучший обзор. Хотите?

— Я не хочу, — сказал Пелорат, — заставлять вас пересчитывать курс.

— Курс пересчитает компьютер. — Тревиц сел за компьютер и положил руки на контакты. Компьютер тепло взял его за руки и, прочитав мысли, исполнил желание.

"Далекая Звезда" ускорилась, и Тревиц вновь ощутил прилив любви к кораблю и к компьютеру, таким чутким к нему. Словно сама мысль Тревица двигала и направляла корабль, как будто корабль могущественное продолжение воли Тревица. Неудивительно, что и Сообщество, и Компореллон хотели захватить такое сокровище. Удивительно, что силы суеверия хватило на то, чтобы Компореллон отступил.

Если корабль вооружить, он смог бы противостоять любому кораблю в Галактике, кроме корабля того же класса. (Корабль, конечно, не был вооружен. Мэр Бранно проявила осторожность и не дала Тревицу оружия.)

Блисс и Пелорат напряженно смотрели на экран. Галлия медленно-медленно наклонялась к ним, показался верхний полюс (неизвестно, какой именно), окруженный вихревыми потоками, а нижний полюс скрылся за выпуклостью сферы.

У верхнего края темная сторона Галлии заслонила область оранжевого цвета, и прекрасный круг становился все более ущербным. Путешественники с огромным интересом увидели, что бледная полоска оказалась не прямой, она изогнулась, как, впрочем, и другие полоски, но более заметно. Теперь центральная полоска отчетливо выступала за края планеты и на каждом конце делала петлю. Не могло быть и речи об иллюзии. Стало совершенно очевидно, что это материальное кольцо, охватывающее планету.

— Я думаю, теперь вы поняли, что это такое, — сказал Тревиц. — Если бы мы прошли над планетой, то увидели бы кольцо целиком, может быть, даже увидели бы, что это не одно, а несколько концентрических колец.

— Никогда не представлял себе такого, — недоуменно сказал Пелорат. — Как оно держится в пространстве?

— Так же, как держатся в пространстве спутники, — сказал Тревиц. — Кольцо состоит из мелких частиц, которые обращаются по орбите вокруг планеты. Они так близки к планете, что приливные силы не дают частицам собраться в одно тело.

Пелорат покачал головой.

— Ужасно, старина, — сказал он. — Подумать только, что я всю жизнь был ученым и при этом так мало знал об астрономии.

— Зато я ничего не знаю обо всех мифах человечества. Никто не может объять все знания… Но планетарные кольца не так уж необычны. Их имеют почти все газовые гиганты, правда, иногда это всего лишь разреженная пылевая дорожка. Просто так получилось, что у солнца Терминуса, в нашей планетной системе, нет ни одного настоящего газового гиганта, так что, если терминусец не космический путешественник и не изучал астрономию в Университете, он ничего не узнает о планетных кольцах. Что действительно необычно — это такое яркое и широкое кольцо. Оно прекрасно! Оно должно иметь, по меньшей мере, пару сотен километров в ширину.

При этих словах Пелорат сжал кулак.

— Так вот о чем шла речь! — воскликнул он.

— О чем ты, Пел? — вздрогнув от неожиданности, спросила Блисс.

— Однажды, — сказал Пелорат, — я наткнулся на отрывок стихотворения, очень старого, на архаичной версии галактического. Я его с трудом разобрал. Его язык свидетельствовал о большой древности… Хотя к архаизмам я привык, моя работа сделала меня специалистом по всяким разновидностям древнегалактического… Так о чем я говорил?

— Отрывок из старинного стихотворения, дорогой, подсказала Блисс.

— Спасибо, Блисс, — и, обратившись к Тревицу, Пелорат заметил: — Она всегда следит за тем, что я говорю, чтобы вернуть меня на курс, когда я сбиваюсь. Со мной это часто случается.

— В этом часть твоего очарования, дорогой, — улыбнулась Блисс.

— Пусть так. Этот отрывок вроде бы описывает планетную систему, в которую входит Земля; стихотворение в целом не сохранилось, сохранился только этот отрывок, может быть, из-за астрономического содержания. Во всяком случае, в нем описывается сверкающее тройное кольцо шестой планеты. "О кольцах трех, столь долгих и пространных, что рядом с ними умален сей мир". Видите, я еще могу процитировать его. Я не понимал, что такое кольцо планеты. Я представил себе три круга по одну сторону планеты в ряд. Это выглядело так нелепо, что я не стал включать стихотворение в свою библиотеку. Я жалею, что не постарался тогда выяснить. — Он покачал головой. — Профессия мифолога в современной Галактике настолько редкое дело, что забываешь, как полезно консультироваться.

— Скорее всего, — прокомментировал Тревиц, — вы правильно сделали, что проигнорировали это, Янов. Не стоит буквально принимать поэтические фразы.

— Но ведь речь шла вот об этом, — сказал Пелорат, показывая на экран. — Именно это описано в стихотворении. Три широких кольца, концентрических, шире самой планеты.

— Никогда о таком не слышал, — возразил Тревиц. — Я не думаю, что кольца могут быть такими широкими. Обычно они узенькие по сравнению с планетой, которую окружают.

— Но вы, — не сдавался Пелорат, — не слышали и о планете с гигантским спутником. Или с радиоактивной поверхностью. Эти кольца уникальность номер три. И если мы найдем радиоактивную планету, которая могла бы быть обитаемой, и у нее будет гигантский спутник, а еще в ее системе будет планета с огромным тройным кольцом, то не будет никаких сомнений в том, что мы нашли Землю.

— Согласен, Янов. — Тревиц улыбнулся. — Если мы наткнемся на все три уникальности, мы найдем Землю.

— Если! — вздохнула Блисс.

Главные планеты системы остались позади, а две оставшиеся, наиболее удаленные планеты уже не представляли значительной массы на расстоянии полутора миллиардов километров. Впереди лежало только обширное кометное облако, но оно практически не влияло на гравитационное поле.

"Далекая Звезда" развила скорость в 0,1c — одну десятую скорости света.

Тревиц хорошо знал, что теоретически он может разогнать корабль почти до скорости света, но так же хорошо он знал, что практически одна десятая скорости света — это разумный предел.

Уклониться от столкновения с объектом значительной массы можно было при любых скоростях, но уклониться от частиц космической пыли и отдельных атомов и молекул было невозможно. А при очень больших скоростях даже такие частицы причиняют вред кораблю, обдирая и царапая его корпус. При скорости, близкой к скорости света, каждый атом, врезающийся в корпус, имел бы свойства частицы космических лучей, то есть вызывал проникающую радиацию, и люди на борту в этих условиях протянули бы недолго.

Хотя корабль двигался со скоростью тридцать тысяч километров в секунду, отдаленные звезды на экране не двигались, и казалось, что корабль стоит на месте.

Компьютер прочесывал пространство, и, если по курсу корабля приближался предмет малого, но существенного размера, корабль мягко менял направление, чтобы не возникало и самой малой опасности столкновения. Поскольку в корабле при изменениях курса не ощущались инерционные эффекты, Тревиц, Пелорат и Блисс не знали, случалось ли им оказываться, что называется, "на волосок от гибели".

Тревиц об этом не думал. Он рассматривал три набора координат, которые им дал Дениадор, и в частности тот, который указывал на ближайший объект.

— Что-нибудь не так? — с беспокойством спросил Пелорат.

— Пока не могу сказать, — ответил Тревиц. — Сами по себе координаты ничего не значат, пока мы не знаем системы координат: точки отсчета, плоскости нулевого меридиана и начального направления в этой плоскости — или чего-то подобного.

— Как же все это выяснить? — беспомощно спросил Пелорат.

— Я записал компореллонские координаты Терминуса и нескольких других известных точек. Если я помещу эти данные в компьютер, он рассчитает, какой должна быть система координат, чтобы такие координаты давали правильное положение Терминуса и других точек. Пока что я пытаюсь все это уложить у себя в голове, чтобы запрограммировать компьютер. Когда определится система координат, наши числа, относящиеся к Запретным планетам, может быть, обретут смысл.

— Только может быть? — спросила Блисс.

— Боюсь, что так, — ответил Тревиц. — В конце концов, эти старые числа лишь предположительно компореллонские. Что, если они даны в другой системе координат?

— В таком случае?

— В таком случае эти числа для нас бессмысленны… Ну, сейчас выясним.