Война Алой и Белой розы. Крах Плантагенетов и воцарение Тюдоров - Дэн Джонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти договоренности попытались держать в секрете. Запланированная личная поездка Генриха во Францию, которая могла повлечь за собой еще более чудовищные уступки, теперь представлялась нежелательной. И Саффолк на протяжении 1446 и 1447 годов отчаянно пытался задержать отъезд короля с дипломатической миссией и предотвратить передачу обещанных французам земель. Но тщетно. Карл VII был мастером переговоров и опытным правителем. Англичане, пытавшиеся через Саффолка править из-за спины короля, потерпели дипломатическое поражение.
Среди английских солдат, расквартированных в Мэне и Ле-Мане, ощущалось недовольство, готовое перерасти в мятеж. Они с большой неохотой выполняли любой приказ, подразумевавший сотрудничество с французами. В результате Мэн и Ле-Ман не были физически переданы Франции до весны 1448 года, но в итоге все-таки отошли ей. Их возвращение стало началом конца для Англии и для ее достижений периода Столетней войны, которые так стремился сохранить Генрих V. Оглядываясь назад, хронисты позже писали, что брак Генриха «дорого стоил английскому королевству»[136].
С 1441 года, после того как его жена обесчестила себя, Хамфри, герцог Глостер, оказался за бортом политической жизни и превратился в смиренного наблюдателя, над которым в присутствии французских послов Саффолк открыто насмехался. В знак того, что он окончательно растерял всякую значимость, его не пригласили участвовать в мирных переговорах в 1445 году. Тем не менее, когда пошли слухи о том, что за долгосрочный мир с французами нужно заплатить графством Мэн, неутомимая враждебность Глостера по отношению к французам в кои-то веки показалась оправданной. Тем, кто согласился на эти условия, несложно было догадаться, что, когда о сделке узнают все, Глостер сможет снова оказаться в центре английской политики. Новая группировка, не одобрявшая уступок, на которые пошел Саффолк, могла сформироваться вокруг стареющего Хамфри. Если король (а с ним Саффолк и, вероятно, королева) собирались продолжить обсуждать дальнейшие условия с Карлом VII во Франции, то у Глостера были все шансы взять власть в свои руки в качестве регента на время отсутствия Генриха. В конце 1446 года Саффолк и его ближайшие сподвижники решились заставить герцога замолчать, не дожидаясь, пока ему подвернется возможность им помешать.
В феврале 1447 года заседание парламента перенесли в «безопасный» Бери-Сент-Эдмундс — город, находившийся в самом сердце владений Саффолка. В записях о заседании говорится, что на улице стоял «обжигающий, пронзительный холод»[137]. Глостера вызвали в парламент. Конечно же, он что-то заподозрил и прибыл в Бери через десять дней после начала заседания с внушительным отрядом вооруженных валлийцев. Возможно, он приехал договориться об освобождении его жены Элеоноры из тюрьмы на острове Мэн. Но, очевидно, ему угрожала серьезная опасность. Его враги распустили слух, будто он замышляет убить короля. Скорее всего, этот слух был сфабрикован, чтобы посеять подозрения и чтобы с герцогом легче было расправиться на основании обвинения в измене. Хронисты того времени в этом почти не сомневались. Как писал один из них, «парламент был созван лишь для того, чтобы убить благородного герцога Глостерского», и главной фигурой, стоявшей за заговором, был Саффолк[138].
Когда 18 февраля незадолго до 11 утра Глостер прибыл в Бери, все его опасения подтвердились. Ему не дали встретиться с его племянником-королем и посоветовали «найти другую дорогу в свои покои», которые находились в монастырском госпитале Святого Спасителя сразу за северными городскими воротами[139]. Его путь пролегал через конный рынок и заканчивался в Дед-Лейн (Мертвом переулке), название которого стало для герцога пророческим. Сразу после обеда прибывшая делегация лордов арестовала Глостера по распоряжению королевского совета. Главные его слуги также были арестованы, а мелкой челяди приказали разойтись. Самым высокопоставленным судьям Англии — главным судьям Суда королевской скамьи и Суда общегражданских исков — велели отложить дела и приехать в парламент. Казалось, что процесс, который окончательно уничтожит репутацию герцога, неизбежен.
Но вмешался случай. В четверг 23 февраля около трех часов дня, через пять дней после ареста, Глостер скончался. «Как он умер и от чего, наверняка известно только Господу, — писал хронист, — одни говорили, что он умер от горя, другие — что его убили, удушив перинами, третьи рассказывали, что его живот проткнули горячим раскаленным вертелом»[140]. На самом деле, скорее всего, он умер от инсульта, так как известно, что перед кончиной Хамфри три дня пролежал в коме.
Герцога Глостерского похоронили в аббатстве Сент-Олбанс. Перед тем как опустить тело в могилу, его выставили на всеобщее обозрение, чтобы предотвратить домыслы о заговоре. Через несколько недель после заседания парламента в Бери нескольких придворных герцога пытали и обвинили в том, что они планировали убить короля и освободить Элеонору Кобэм из тюрьмы. Их помиловали уже на эшафоте, и это дает основания предполагать, что обвинения против них были либо полностью сфабрикованы, либо сильно преувеличены и что вся кампания против герцога Глостерского была направлена на то, чтобы опорочить его и заставить всех, кто критиковал мир, заключенный Саффолком с Францией, замолчать. Эта абсурдная и неумелая тактика вскоре привела к обратным результатам. С годами, чем хуже становилось положение англичан во Франции, тем активнее ходили легенды о «хорошем герцоге» Хамфри. В жизни все обстояло ровным счетом наоборот: Хамфри был вздорным, невероятно агрессивным и во многом самонадеянным бунтарем, который подчас представлял собой единственную угрозу стабильности государства. Наиболее долговечными оказались его достижения в области просвещения. Он был патроном итальянских художников и ученых эпохи Возрождения, что привело к невероятному взлету светского образования в Англии, а его библиотека считалась одной из богатейших в стране. Но его слава затмила реальность. Образ «хорошего герцога» казался еще более ярким на фоне презрительного отношения к Саффолку и самому Генриху, которые вызывали ярость у своих оппонентов. Эта враждебность вскоре выльется в открытое проявление народного гнева. Ничего более ужасающего в Англии не происходило уже лет семьдесят.
«Прочь, предатели, прочь!»
В среду 5 августа 1444 года по запруженным людьми улицам городка Рединг лошадь медленно тянула телегу с заключенным. За ней следовало несколько человек, среди которых был шериф Беркшира. Подпрыгивая на ухабах, телега катилась в сторону западных окраин Рединга, но затем развернулась и неспешно двинулась через весь город в обратную сторону. Заключенного звали Томас Кервер, он был относительно обеспеченным местным джентльменом и до недавнего времени служил управляющим аббатства Рединга. Во время этого унизительного ритуала он в последний раз увидел город, в котором прожил всю жизнь, а вскоре ему предстояло встретить смерть на виселице неподалеку от Мейденхеда[141].
Телега с Кервером выехала из города и по лондонской дороге направилась на восток, в пригород. Через
