Антистерва - Анна Берсенева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— По характеру обязательств — безусловно. Работа с определенными обязанностями. А по характеру отношений с работодателем — как сложится. Семен, например — вы его видели, Роман с ним в Душанбе летал, — тоже обычный наемный работник, но за хозяина горло перегрызет, не всякий пес так предан. Может быть, и вы со временем станете относиться к Роману душевно.
— Думаете, он ожидает от меня душевности?
Этот вопрос вырвался у Лолы случайно; ей вовсе не хотелось, чтобы Алла Гербертовна подумала, будто она хочет влезть хозяину в душу. И мечтаний о принце на белом коне у нее никогда не было, и Роман Кобольд меньше всего был похож на романтического принца.
— Что он этого ожидает, не думаю, — ответила Алла Гербертовна. — Но что это может произойти с вами — почему бы и нет? Живя с мужчиной бок о бок„ женщина вполне может к нему привязаться. Секс, знаете ли, очень сближает. Только учтите, те дамы, которые были у него до сих пор, надолго здесь не задерживались. Потому что не умели скрыть своего желания прибрать его к рукам, — объяснила она. — А вы, мне кажется, сумеете.
— Мне нечего скрывать, — пожала плечами Лола. — У меня нет такого желания.
— Может быть, в самом деле нет, а может быть, вы просто умело его маскируете, — снова улыбнулась Алла Гербертовна. Холодность и вежливость сочетались в, ее улыбке удивительным образом. — Роман сказал, вы жили в Таджикистане? Просто не верится!
— Почему не верится?
— Потому что восточные люди гораздо более открыты и темпераментны. У меня была коллега из Ташкента, она всегда говорила, что искренние люди рождаются только под горячим солнцем. И она действительно очень отличалась от нас, москвичек. Веселая была, глаза всегда блестели интересом к жизни.
А у вас, Елена Васильевна, глаза как льдышки. Извините, если я вас обидела, — добавила она, впрочем, без тени неловкости в голосе.
— Вы меня не обидели, — сказала Лола. — Я и сама это знаю — что глаза как льдышки. И что я не открытая, тоже знаю. Для Азии это в самом деле нетипично, но я действительно родилась и всю жизнь прожила в Душанбе. Кстати, меня не обязательно называть по имени-отчеству, можно просто Лола. Моя мама была таджичка, она так называла.
— Я всегда считала, что от смешанных браков рождаются красивые дети, — сказала Алла Гербертовна. — И умные. Остается надеяться, что к вам относится не только первое, но и второе, а потому вы правильно поймете свое место в этом доме. Вы совсем не едите, — заметила она. — А времени осталось мало, нам пора ехать.
— Можем ехать, — сказала Лола, вставая.
— Мой вам совет: не надо стесняться. Ешьте вволю, от этого здесь никто не обеднеет. Да и вообще, что хотите, то сразу говорите. Роман все равно догадается о ваших намерениях, он у нас проницательный.
— Я и не стесняюсь. Просто я не голодна. Я вообще мало ем.
— Фигуру бережете? Это правильно. То, за что вам платят, должно иметь товарный вид.
Еще полчаса назад Лола, пожалуй, растерялась бы от этих слов, циничных и унизительных. Но полчаса беседы с Аллой Гербертовной каким-то неведомым образом научили ее относиться к этому иначе.
«Неизвестно, что будет дальше, — подумала она, — но сейчас она прислуга хозяина, а я любовница хозяина. Такая у нас пока что табель о рангах. И хамить мне она не будет».
— Алла Гербертовна, вы должны убрать со стола сейчас или можете сделать это потом? — ледяным тоном поинтересовалась Лола. — — Чем раньше мы поедем, тем лучше. Я в самом деле хочу привести себя в порядок до возвращения Романа Алексеевича.
— У вас все получится, Лола, — без тени обиды сказала домоправительница. — Вы хорошо обучаемы. Через полгода Роман сделает из вас такую женщину, какая никому здесь не снилась.
Неизвестно, что собирался сделать из нее Роман через полгода, но через полчаса, входя в маленький магазинчик, расположенный в самом конце вылизанной, сплошь состоявшей из высоких заборов улицы, которую язык не поворачивался назвать дачной, Лола совершенно не представляла, что она должна купить для сегодняшнего вечернего выхода. Во-первых, она просто не знала, куда он собирается ее повести — в театр, в ресторан, в гости? А во-вторых, даже если бы и знала, куда ей предстоит идти, то все равно не знала, как туда принято одеваться. Ясно же, что те гости, в которые ходит Роман Кобольд, отличаются от привычных ей гостей — от дома папиного сослуживца Виктора Герасимовича, или от дома подружки Малики, к которой она когда-то забегала после школы и подолгу пила чай с сушеным урюком, сидя на ковре в светлой беленой комнатке, или от тети Зоиной квартиры, где она вообще чувствовала себя как дома…
И что же она должна покупать, если понятия не имеет, что здесь носят и по какому поводу?
Наряды, которые она увидела в магазинчике, нисколько не прояснили картину. Их было не слишком много, но они были слишком разнообразны, чтобы по ним можно было составить какое-то общее представление о том, что вообще здесь принято носить; это Лола поняла сразу. Они были разнообразны не только по цветам и фасонам, но вот именно по степени нарядности. Здесь было платье из блестящего шелка в черно-белую полоску, с открытыми плечами, юбкой-колокольчиком и широким ярко-алым поясом. Кажется, оно было вечерним, но Лола легко могла себе представить, что такое платье надевается и для приема гостей где-нибудь на лужайке перед одним из тех домов, крыши которых едва виднелись над глухими заборами.
А другое платье, с высоким, как у свитера, воротником и открытой до самой талии спиной, было уж точно предназначено для вечерних приемов — все оно переливалось и струилось холодным серебром.
А третье платьице очень напоминало пляжное, оно было коротенькое, на тонюсеньких бретельках, и такое яркое, что от взгляда на него рябило в глазах. Но вместе с тем легко было представить, что очень молодая и очень стройная женщина может надеть его на многолюдный вечерний прием… Лола никогда не носила таких коротких и таких открытых платьев, да ничего подобного и невозможно было бы носить в Душанбе, но она вдруг словно со стороны увидела себя в таком наряде и поняла, что он будет сидеть на ней как влитой. И, может быть, надо купить на сегодняшний вечер именно его? Или не надо — ведь на дворе не лето, а глубокая осень?
Спрашивать совета у Аллы Гербертовны явно не стоило. И потому, что та могла не иметь представления о таких вещах, и, главным образом, потому что Лола вообще не хотела ни о чем ее спрашивать. Холодная, смешанная с цинизмом вежливость, которую продемонстрировала домоправительница, совершенно не располагала к расспросам. Алла Гербертовна меньше всего была похожа на немолодую опытную женщину, которая склонна опекать женщину молодую и неопытную. И, по правде говоря, Лолу это вполне устраивало. Куда хуже было бы, если бы та вдруг полезла с материнскими советами.