Персидская литература IX–XVIII веков. Том 2. Персидская литература в XIII–XVIII вв. Зрелая и поздняя классика - Анна Наумовна Ардашникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Абу Исхак (Бусхак) Ат‘има Ширази
Среди прямых продолжателей Закани наиболее яркими были известные мастера стихотворной пародии Бусхак Ширази и Махмуд Кари Йезди (ум. после 1461/62).
Считается, что Абу Исхак (Бусхак) Ат‘има Ширази (ум. 1427) был поэтом-ремесленником, по профессии трепальщиком хлопка. Объектами своих пародий он выбирал преимущественно известные образцы классической поэзии до Хафиза включительно, используя гастрономические термины. «Кухонная» поэзия не являлась изобретением Бусхака, ее первые образцы восходят ко временам арабского Халифата: подобные стихи писал багдадец, известный поэт Ибн ар-Руми (836–889), имевший, в свою очередь, более ранних предшественников. Однако основное отличие Бусхака от арабских предшественников состоит в том, что он использует гастрономическую терминологию в пародийных целях, тогда как для его предшественников она была элементом вполне «серьезного» описания (васф).
Издания Дивана Бусхака Ширази, известного под названием «Диван кушаний» (Диван ал-ат‘ама), чрезвычайно редки. По составу собрание его сочинений ближе стоит к Куллийату. Доступное нам издание включает три маснави – «Сокровищница аппетита» (Канз ал-иштиха), «Тайны вилки» (Асрар-и чангал) и «Сказание о плове и лапше» (Дастан-и муза‘фар ва бугра), помеченное подзаголовком «Воинская повесть, ответ на Шах-нама». Последнее из перечисленных произведений можно рассматривать в рамках практики ответов на прославленные образцы классического прошлого.
Кроме произведений в рифмовке маснави в «Диване кушаний» имеются традиционные разделы касыд, тарджи‘бандов, газелей, кыт ‘а, руба‘и, одиночных бейтов (муфрадат). После поэтических разделов располагается «Послание о приключениях риса и лапши» (Рисала-и маджара-и биранж ва бугра) и «Послание-сонник» (Рисала-и хаб-нама), написанные прозой со стихотворными вставками. Далее следует послесловие к Дивану, толковый словарь кухонной лексики и стихи, не вошедшие в основное собрание.
Изучение творчества Бусхака Ширази только начинается, но уже сейчас можно утверждать, что раздел газелей состоит из ответов-пародий, образцами для которых послужили стихотворения двух десятков знаменитых и малоизвестных поэтов, среди которых можно назвать такие имена, как Аухад ад-Дин Анвари, Фарид ад– Дин ‘Аттар, Амир Хусрав Дихлави, Са‘ди Ширази, ‘Имад Факих Кермани, Салман Саваджи, Хафиз Ширази, Камал Худжанди и др.
Все газели Бусхака, входящие в этот раздел, написаны в соответствии с нормами назира-нависи. Терминология назира-нависи или джаваб-нависи («написание ответов») полностью складывается к XV веку, однако многие обозначения применялись и ранее. Терминология эта дробная, и достаточно трудно разграничить области применения каждого наименования, т. е. идентифицировать разные виды «ответа». Наиболее употребительными в заголовках «Дивана Бусхака Ширази» был термин татаббу‘ (следование).
Говоря о практике назира, необходимо упомянуть и поэтический прием, который являлся неотъемлемой частью ответных стихов, – это тазмин (ар. тадмин), т. е. цитирование. Рашид ад-Дин Ватват объяснял, что тазмин заключается в том, что «поэт включает в свои стихи полустишие, бейт или два бейта другого [автора] в подобающем месте в качестве примера, позаимствовав, а не украв. Этот вставной бейт должен быть знаменитым и как-то выделен, чтобы не возникло подозрения и обвинения в [литературном] воровстве».
Для пародий Бусхака характерно обильное применение приема тазмин в каждом стихотворении, что является одним из способов достижения смехового эффекта. Чаще всего Бусхак выбирал объектам пародийного ответа газели Са‘ди и Хафиза, среди которых были и очень известные. Так, пародируя известнейшую газель Хафиза «Если та ширазская турчанка завоюет мое сердце…» (перевод см. ранее), Бусхак пишет:
Если ты передо мной, как хорасанец, поставишь поднос
с кабаном,
За исходящий от него аромат жареного мяса
отдам я Самарканд и Бухару[6].
Если у тебя есть желтый рис и халва сабуни, не упусти
удобного случая, [пойти]
На берега Рукнабад и в сады Мусалла.
О раздающий плов, зачем ты украшаешь щеки мускусом
и шафраном?
Что за нужда красивому лицу в румянах, родинке и сурьме?
Совершенство жареного барашка и красота жира на
[бараньей] ножке
Похитили покой сердца, как тюрки [угощенье] с дарового
стола.
Не проси мудрости у сохту[7], а [требуй разгадки] тайны
ее состава,
Ведь никто мудростью эту загадку не разгадал
и не разгадает.
Благодаря запаху, что исходил от бараньего желудка
с рисовой начинкой, я понял,
Что он-то и вывел нас из-за завесы воздержания.
Сложи, Бусхак, описание грозди белого винограда мискали,
Чтобы в ответ на твои стихи небеса рассыпали
ожерелье Плеяд.
Пародия на описание прекрасного виночерпия (бейт 3): раскрасневшаяся и лоснящаяся физиономия того, кто раздает пирующим плов, – вот идеал Бусхака. Мудрость понимается Бусхаком, как интуиция повара, который не разумом, а вдохновением и импровизацией добивается вкуса известного блюда. Например, колбаски из бараньих кишок, начиненные мясом и рисом, содержат множество приправ, которые и являются профессиональным секретом каждого повара. Судя по мотиву бейта 6, возможно, газель Бусхака намекает на праздник окончания поста, который и является в данном случае «завесой целомудрия».
Газели Бусхака, в отличие от остросатирических произведений Закани, принадлежат к тому типу пародии, которую можно обозначить как юмористическую или шуточную, в целом дружественную по отношению к оригиналу. Бусхак с уважением относится к пародируемым произведениям и их авторам и лишь иногда позволяет себе легкие и вовсе не оскорбительные выпады. К примеру, в пародии на газель Са‘ди, целиком построенной на мистической интерпретации мотивов любовного свидания, Бусхак допускает своего рода поэтическую перепалку, травестируя именно мистическую сторону смысла оригинала. Газель Са‘ди начинается так:
Благословенное утро – взгляд на красоту подруги,
Вкушение плода с дерева надежды – свидание с подругой.
Счастье мое не дремало, ведь от утреннего сна
Пробудился я с восходом счастливой звезды подруги.
Покинь сердце, о печаль этого мира и мира иного!
Дом – либо место для сна, либо жилище подруги.
Она явила себя, а потом ушла, и в беспамятстве я не знаю,
Что узрел – подругу или образ подруги.
В своей газели Са‘ди прямо подчеркивает мистический характер переживаний героя, о которых говорится так: «Сознание мое угасло, и разум меня покинул, и речь пресеклась // – счастлив тот, кто исчезает в совершенстве подруги».
Бусхак отвечает на строки, посвященные неземной любви, следующим образом:
Голод прогнал из моего сердца тоску по локонам и родинке
подруги.
Сердце попало в путы лапши из-за привидевшегося образа
подруги.
Как только я узрел [баранью] голову, мое сердце поутру
сказало:
«Благословенное утро – созерцание красоты подруги!..»
Когда