Персидская литература IX–XVIII веков. Том 2. Персидская литература в XIII–XVIII вв. Зрелая и поздняя классика - Анна Наумовна Ардашникова

Изложение событий в сказке выдержано в комических тонах, что местами подчеркнуто легким пародированием стиля и приемов батальных частей Шах-нама. Автор использует «героический» размер мутакариб, хотя по форме «Кот и мыши» не являются маснави: в рифмовке маснави написаны только три первых бейта, остальные рифмуются по схеме монорима.

Среди традиционных мотивов героического эпоса, пародируемых в сказке «Мыши и кот», можно отметить плач по убитым героям, прибытие гонца с объявлением войны, собирание войска. Пародийной трансформации ‘Убайд Закани подвергает как сюжетные ходы, так и отдельные устойчивые содержательные компоненты героического сказа: «богатырская похвальба» вложена поэтом в уста мышонка, который попал в винный погреб, где охотился кот:

Однажды кот отправился в винный погребок,

Чтобы поохотиться на мышей.

Когда дверь винного погребка перед ним отворили,

Важно он прошествовал внутрь.

За винным кувшином устроил засаду,

Словно разбойник, притаившийся в пустыне.

Вдруг из-под стены выскочил мышонок,

И с криком прыгнул в кувшин.

Сунул голову в кувшин и напился вина,

Захмелел, как разъяренный лев.

Вскричал он: «Где кот, я готов оторвать ему голову,

И выставить ее напоказ на площади.

Головы сотни котов я принесу,

В час прощения в день милости (т. е. в Судный день).

Кот для меня – [последняя] собака,

Если выйдет [против меня] лицом к лицу на ристалище.

Я – память о них во веки веков!».

Кот это услышал, и, слова не говоря,

Навострил когти и [оскалил] зубы.

Внезапно он прыгнул и мышонка схватил,

Словно барс, охотящийся в горах.

Мышонок взмолился: «Я – твой раб!

Прости мне мои прегрешения!

Пьян я был, выпивал я иногда,

Ведь порой изрядно выпивают пьяницы!»

Я – твой раб, я раб с кольцом в ухе,

Я – твой раб с ярмом на шее!».

Пойманный мышонок тут же переходит на униженный верноподданнический тон, в котором легко угадываются интонации покаянного прошения или клятвенных стихов (сауганд-нама, касамийат). Подобные мотивы включали в панегирические касыды опальные поэты, стремящиеся вернуть благосклонность повелителя.

Выбирая для своей сказки монорифмическую форму, Закани учитывал и возможности пародирования касыды, парадного жанра придворной поэзии, полного высокой книжной лексики и этикетных формул восхваления. Кроме того, в самой касыде имелись богатые повествовательные возможности, реализацию которых можно найти в творчестве признанных придворных стихотворцев X–XII вв. К тематическому репертуару касыды, ее стандартным приемам и словесным клише отсылает ряд эпизодов сказки, пародирующих дворцовые церемониалы (пиршество, поднесение даров, прибытие жалобщиков к монарху и т. д.). Наиболее явственно связь с касыдой как объектом пародирования ощущается в эпизоде поднесения мышиным посольством благодарственных даров коту:

Все мыши в знак любви собрали для кота

Разные подношения:

Один [мышонок] нес бутылку вина,

Другой – жареных барашков.

Еще один нес вазочку с кишмишем,

А другой – солонку.

Еще один нес сушеные персики, начиненные сахаром

                                                                                    и орехами,

А другой – сласти к вину и воду для полоскания рта.

Еще один нес тарелку с сыром,

А другой – жареные фисташки.

Еще один нес тарелку, полную фиников,

А другой – ягоды облепихи и красной черешни,

Вазочки с леденцами (набат), солеными семечками,

Фундуком и колотым сахаром.

Еще один нес на голове казан с пловом,

Сдобренный соком оманского лимона.

Все они шли, как полагается по этикету,

И на голове каждый нес поднос.

Положили на плечо кушаки, и шапки, и халаты,

Как слуги перед шахами.

Прибыли эти мыши к коту

С приветствиями, поклонами и восхвалениями.

Обратились к нему с величайшим почтением:

«Да будут жертвой за тебя все души!

Принесли мы подношение, приличествующее служению тебе,

Согласно тому, каков был приказ».

Сцена принесения даров преувеличенно торжественна, изобилует отсылками к церемониалу, выделена в тексте анафорами и представляет собой развернутую перечислительную конструкции, которую можно охарактеризовать как «реестр» предметов, принадлежащих к общему семантическому полю, в данном случае – угощениям. Смеховой эффект построен не только на том, что в качестве дарителей выступают мыши, а в роли господина – кот. Перечисляются те яства, большинство из которых вряд ли могли бы заинтересовать кота, зато вполне соответствуют традиционной картине приготовлений к пиршеству.

Подобного рода «реестры» птиц, цветов, плодов, старинных песен, мелодий и музыкальных инструментов, социальных страт и возрастных категорий были чрезвычайно распространены в касыдах многих тематических разновидностей. Достаточно вспомнить календарные зачины касыд Манучихри, назидательные и аллегорические касыды Сана’и и Хакани, содержащие такие пространные перечни. Все эти реестры помимо семантической общности перечисляемых объектов роднит и единообразие синтаксической организации всех элементов. У Закани оно оформлено анафорическими повторами: каждое первое и второе полустишие бейтов рассматриваемого отрывка начинается словами «один» (ан йеки) и «другой» (в-ан дигар). Концовка фрагмента изобилует стандартной лексикой придворного панегирика. Это предметы традиционного дарения (кушак, халат, шапка), термины приветствия (салам, дуруд, ихсан). Включен в этот фрагмент и термин самого подношения пишкиш (подарок господину от подчиненного), а также постоянные топосы панегирика – хидмат (служба), фирман (приказ).

Закани великолепно владеет и всеми мотивами традиционного репертуара касыды, и приемами их сочленения и композиционной организации. В повествовательную ткань сказки включены не только сами мотивы придворного панегирика, воспроизводятся также и способы их семантического и синтаксического оформления, присущие именно касыде. Форма, выбранная автором для реализации своего замысла, предопределила и прямые заимствования устойчивых клише и формул из пародируемых образцов. Таким образом, «Мыши и кот» в жанровом смысле представляет довольно сложную картину. Помимо фольклорной сюжетной основы и элементов пародирования двух высоких книжных жанров – героического эпоса и панегирической касыды, в этом произведении можно наблюдать элементы сатиры и предположить скрытый личный пасквиль. Сатирическое жало сказки направлено против таких часто осуждаемых в классической персидской поэзии пороков, как лицемерие, показное благочестие, а также лживость и коварство. По всей видимости, в момент создания сказка Закани воспринималась как остросатирический памфлет, в котором современники легко угадывали выпады против конкретных лиц. Со временем исторические намеки стерлись, но общая социальная направленность сказки сохранилась: это обличение в аллегорической форме религиозного ханжества и произвола властей.

Стараниями официальной критики за ‘Убайдом Закани надолго закрепилась репутация автора, не заслуживающего серьезного внимания. Этому в немалой степени способствовало наличие в его произведениях большого количества непристойностей, характерных для «смеховых» жанров эпохи Средневековья. Однако его сочинения пережили время