Властелин пустоты - Александр Громов

Лишь невежа станет выведывать секреты чужого ремесла из пустого любопытства. Леон знал только то, что когда из куколок выводятся маленькие дракончики, их сажают на особую диету, и морочники не отходят от них ни на шаг. В результате вырастают дракончики ростом с невысокого человека, а если брать рост по холке, то и того ниже.

Морочник — профессия редкая, почти не встречающаяся в деревнях. Хороший шептун без особого труда лишит дракона воли, принудив его делать то, что нужно человеку. Драконья тупость вошла в поговорку, сам по себе дракон годен исключительно на мясо и шкуру, и лишь морочник может навести на тупое животное мороку, заставив его вообразить, что он не дракон, а кто-то еще. Странным образом при этом возрастает сообразительность зверя и его способность понимать команды. Карликовые дракончики, вообразившие, что призвание их жизни — бегать под седлом, могут мчаться без устали от восхода до заката и охотно слушаются узды.

Щуплый мальчишка-морочник оказался словоохотливым и рассказал, что сам он занимается морокою с трех лет и среди местных морочников считается одним из лучших, уже обогнал отца, но до покойного деда, по правде сказать, ему далеко, — дед умел всё и однажды даже заставил дракона поверить, что он не дракон, а человек, но кончилось это трагически: гнусно подмигнув, дракон тут же сожрал деда и дал деру в лес, так что пришлось снаряжать специальную облаву для уничтожения людоеда. Должно быть, дед что-то напутал либо взял для мерочной модели совсем уж негодящего человека, осталось только вопросом — где он такого нашел. Позднее многие пытались повторить дедов шедевр на карликовых дракончиках, однако в результате самых самоотверженных усилий получались либо коварные и злобные бестии, либо мирные дебилы, абсолютно ни к чему не пригодные, и в конце концов Хранительница распорядилась прекратить ненужное баловство.

— А птицей он возомнить себя может? — сгорая от любопытства, перебил мальчишку Кирейн.

— Может, но не полетит. Только зря умрет от огорчения.

— Жаль, — вздохнул Кирейн. — Полетали бы. Бегущего совиного страуса (а стоячими их никто никогда не видел) не успеешь и разглядеть, как его уже и след простыл. Не то чтобы их кто-то гонял или они гонялись за кем-то — просто они всю жизнь на бегу и даже яйца не высиживают, а выбегивают, прижимая их к животу и темпом бега регулируя температуру инкубации. Об этом знает каждый охотник. Единственное, чего Леон никак не мог предположить, так это того, что у дракончика, вообразившего себя страусом, окажется такой тряский галоп. Леон только-только собрался сообщить об этом Умнейшему, как тут же пребольно прикусил язык и решил, что разумнее будет помалкивать. Ветер свистел в ушах.

За все время, пока они готовились к походу, Кларисса так и не показалась на глаза, чему Леон нисколько не удивился, зато по ее распоряжению на место сборов принесли несколько корзин и плетеных коробов, наполненных всевозможной снедью, немного Тихой Радости и с десяток оплетенных особым способом тыквенных фляг с ручками для приторочивания к седлам.

— Пустые… — разочарованно протянул Кирейн, взглянув издали.

Леон попробовал на вес — фляги действительно были пусты.

— Словам не веришь, да? — горько сказал Кирейн. — Что ж я, совсем не чую, что ли. А вон в той вчера еще была Тихая Радость, да кто-то выпил…

— Фляги для Междулесья, — пояснил морочник. — Перед ним надо набрать воды, я хороший ручей знаю.

Неожиданно для Леона явился Парис, долго смотрел на сборы, чесал в остатках бороды и вдруг категорически заявил:

— Я тоже еду.

— Зачем? — спросил Леон.

— Зачем, зачем… Интересно мне посмотреть на Столицу, вот и все. Помереть, что ли, так и не увидев? Помеха я вам? Хороший шептун еще никому не мешал.

— У нас есть морочник, — возразил Леон. Парис вспылил:

— Хоть ты теперь и великий стрелок, а все равно круглый невежда. С чего ты взял, что морочник во всяком деле заменит шептуна? Он и летягу-то почтовую отправить не сможет, чтобы та пять раз не заблудилась в пути, это всякий неуч знает. Кто тебя учил, балбеса?

— Ты учил.

Мальчишка-морочник, со своей стороны, подтвердил, что ему наказано проводить путников только до предгорий, не далее: на осыпях в яйцеедских горах дракончики все равно бесполезны и только зря поломают ноги. «Вот видишь!» — возликовал Парис. Леон только развел руками.

— Пусть едет, — разрешил Умнейший. Видно, и родителям подростков было внушено нечто, потому что те, хотя и пришли проводить сыновей, вели себя сдержанно. Тирсис, Элий, Фаон, Сминфей и Батт с охотой расправляли некрепкие плечи.

Пока седлали зверей и приторачивали провизию, солнце поднялось высоко, и Великий Нимб потускнел и растворился в синеве. Десять выведенных из загона дракончиков, опустив головы к самой земле, пребывали в сонном оцепенении. Туда, где на спине карликового уродца колючий гребень, и без того недоразвитый, был аккуратно выстрижен, Леон поместил седло — туго набитый травяной мешок. Завязав под передними лапами зверя ременные завязки, он, как научил морочник, забрался верхом на мешок, попрыгал, устраиваясь поудобнее, не удержал равновесия и заболтал ногами.

— Драконий хвост! Тут свалишься…

— Сунь ему ноги в лапы, — посоветовал Умнейший. Леон послушался. Мальчишка-морочник только прищурился на зверя — и тут же икры Леона стиснуло как капканом. Он без толку подергался туда-сюда и успокоился. Свалиться теперь можно было только вместе со зверем.

Одного дракончики не желали делать категорически: плавать. Фыркали, топорщили чешую и в воду не шли ни в какую. Совиные страусы терпеть не могут воды. То есть, как объяснил мальчишка, опытному морочнику не составит труда заставить дракончика увериться в своем исконном рыбьем естестве, однако себе дороже: как булькнет нерыба в реку, так и захлебнется в полной уверенности, что имеет жабры, тащи потом со дна труп, чтобы воду не портил…

Через реку переправились на пароме — большом плоту, нанизанном на корень какого-то растения, протянувшийся над водой от одного берега реки до другого.

Два пеших перехода до Междулесья дракончики одолели за полдня. В указанном морочником ручье наполнили фляги. Один раз встретилась небольшая деревня, но Умнейший велел не останавливаться, и Кирейн, которому не терпелось, прокричал песнь об Одолении Врага с холки дракончика, не сбавляя галопа, трясясь и лязгая зубами. Полюбоваться эффектом ему не пришлось — деревня сошла на нет, снова дорогу стеснил лес, замелькали ветви, стволы, редкие пятна солнца в просветах переплетенных крон. И — как будто отрезало.

Лес кончился. Сразу.

Дракончики, придерживаемые на лесных дорогах, на безлесной равнине сами перешли в галоп.

В Междулесье не живут. Что там делать нормальному человеку? Даже мухи там не такие, как в лесу, и садятся на кожу целыми стаями; не кусают — а неприятно. Там бродят стада удивительно глупых копытных животных, возиться с которыми не захочет ни один шептун, хоть мясо копытных недурно; там кожу человека дубит ветер и сжигает солнце; там петляют русла пересыхающих в сухой сезон ручьев с дурной, чаще всего горько-соленой водой; там почти нет троп — иногда лишь в высокой траве, какой не увидишь на лесных ласковых полянах, пробежит, торопясь, посланный по делу гонец с притороченным к спине кожаным мешком с лесной родниковой водой и подстилкой из драконьей шкуры, заменяющей постель.

Никто не знает, зачем оно — Междулесье, и какой в нем смысл, хотя легенд на эту тему существует великое множество. Безлесная степь, раскинувшаяся на пять переходов в самом узком месте, поражает человеческое воображение не меньше, чем океан — срединных жителей Простора. Людей всегда поражает то, что сделано не для них. Так было, так будет, пока земля носит людей, а когда останется последний человек, то и он спросит: зачем оно существует, ненужное?

По одну руку от Леона вопил и гикал Тирсис, упиваясь скачкой, по другую трясся на смирном дракончике Парис. Исходя из каких соображений Умнейший решил, что шептун в экспедиции окажется нелишним, Леон не понял и понять не пытался. Только за скачкой можно было забыть и обиду на Умнейшего, опять устроившего по-своему, и то, что Филиса снова осталась позади. Она даже не пришла проводить, зато явилась Хлоя, и быть бы великому стрелку покрыту позором скандала, если бы одна из младших хранительниц не приняла мужественно первый удар на себя, а затем и Умнейший как-то ловко не отвлек бы фурию. Удалось расстаться без потерь, и на том спасибо Нимбу. Впрочем, и Умнейшему тоже.

С пушкой — это он хорошо придумал… Морочник и Умнейший скакали впереди. После нескольких попыток Леон сумел пришпорить дракончика и оказался рядом.

— А ты говорил — плохо, что тебя в наши края занесло, — не выдержал он. — Огневой-то припас у тебя где был? В Городе.