Преступники и преступления. Законы преступного мира. Побеги, тюремные игры - Александр Кучинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Недостачу «личного состава» Огненного выявили спустя несколько часов. Так как лагерные владения размахом не отличались, охрана быстро убедилась, что на острове пропавшего зека нет. В погоню за ассенизатором отправился конвойный взвод. Он подоспел к тому моменту, когда автомобиль уже приготовился слить дерьмо в фекальный отстойник. Прапорщик загрохотал прикладом по металлическому боку цистерны и ласково спросил:
— Ты здесь, сволочь?
Ему ответила глубокая тишина.
— Может, уже захлебнулся? — предположил водитель. На его лице удачно совмещались сочувствие и брезгливость. Один из служивых обошел цистерну: еще чиста. Значит, зек еще там.
— Че, говном подавился? — басил прапорщик, передергивая затвор. — Буду считать до одного, после этого разнесу говновоз. Выныривай, сука!
В цистерне забулькало, крышка люка зашевелилась, и появился предмет, напоминающий голову. Кто-то из конвоя начал громко икать и на всякий случай вытащил носовой платок, другой отлучился в кусты как бы по нужде. Водитель чуть не забился в истерике:
— Ты мне так бочку всю угадишь! Руками, руками не трогай! Вылезай потихоньку, да руками не лапай. После тебя не отмоешь. Что же ты творишь, гад? Не лапай!
Зек в нерешительности возился на цистерне, сея вокруг брызги и потеки. Это жалкое зрелище всем быстро надоело. Водитель робко поинтересовался у офицера: не сможет ли зек помыть его машину? Уж больно неэстетично выглядела ассенизационная емкость. Покуривая «Приму» и щурясь на небо, капитан философски заметил:
— Да не пыхти, дед. Дерьмо — оно и есть дерьмо. Подсохнет — само отвалится. В другой раз смотри, кого в машину берешь. Или ты с этим гавриком заодно? А, дед? Сливай свое повидло побыстрей и езжай за нами.
Водитель замер с гофрированным хоботом в руках:
— Это зачем же?
— А затем, что повезешь его. Или ты хочешь, чтобы мы его к себе в кабину посадили?
Прапорщик заржал и похлопал шофера по плечу:
— Будет в кабине запах, как в парикмахерской.
— Вы что ж, его ко мне в кабину бросить хотите?
— Ага, к тебе на колени.
Оставив побледневшего водителя с его мыслями наедине, прапорщик подошел к машине и крикнул беглецу, сидевшему на краю люка:
— Погодь слазить, гнида. Сейчас полезешь обратно.
Загаженное лицо зека перекосилось:
— Командир, я там задохнусь. Я пешком пойду. Сколько надо — столько и пойду. Я в воду окунусь и помоюсь. Я в бочке подохну.
Когда цистерна опустела, водитель свернул хобот. Он понял шутку прапорщика и веселел на глазах. Офицер приказал зеку лезть в цистерну, а шоферу — закрыть люк. Затем секунду подумал и великодушно разрешил оставить бочку открытой. Но эта роскошь беглеца не успокоила. Защелкали затворы, зек застонал:
— Не глумись, начальник, не терзай. Я уже свое получил. Я пешком пойду, я даже побегу. Я не буду туда лезть.
Последние слова он прогудел уже из бочки. Слегка повозившись внутри, постонав и поматерившись, зек затих. Офицер пошел к своему автомобилю и бросил ассенизатору:
— По коням, золотарь. Поедешь впереди. Просигналим — остановишься. Понял?
Вологодский конвой шутить не любил. Какое наказание постигло беглеца, и так нахлебавшегося горя, осталось загадкой. Во всяком случае, три года за побег ему не «припаяли».
Для узников Огненного начертан лишь один путь — в небо. Свое бренное тело они обязаны оставить здесь — на местном погосте, самом мрачном участке этих краев. На здешнем кладбище хоронят и зеков, и офицеров. Только смерть способна их объединить. Под гранитным или мраморным надгробьем покоится тело служивого, под грубым перекосившимся крестом — останки «полосатого» жителя. На одних табличках — фамилия, имя и отчество, на прочих — порядковый номер. То есть, здесь умирает не Иванов Иван Иванович, а № 189 или подобный трехзначный субъект.
Но даже на острове Огненном красная полоса на тюремном деле арестанта не теряет своего смысла. На острове также есть склонные к побегу. Скажем, Равиль Дашкиев — тридцатишестилетний головорез, отправивший в царство теней двух гражданских и одного офицера милиции. Последняя жертва — его гордость. Дашкиев получил высшую меру, но президентская комиссия по помилованию предложила президенту России подарить убийце жизнь. Как казнь. Когда Дашкиеву зачитали указ о помиловании, он не поверил и сказал что-то в таком духе: «Туфта. За это в живых не оставляют. Скажите все, как есть. Я не трус и пойду под расстрел без истерик и припадков».
Дашкиев не верил в свою участь, пока его не привезли на этот остров. Хотя еще в дороге его пробило сомнение: зачем тащить гражданина Дашкиева за тысячи километров, если по России есть масса тюрем, где исполняют «вышку»? На Огненном Равиль перестал быть гражданином Российской Федерации. Всех здешних «полосатиков» не касаются ни избирательная компания, ни перепись населения. Для России они юридически умерли. Первые десять лет узники острова содержатся в тесных тюремных камерах, затем их могут поместить в помещения общего типа.
Форма внутренней службы на Равиля Дашкиева действует как красная тряпка на быка. Он озлоблен до предела и уже давно перестал различать, кто перед ним — прапорщик, капитан или майор.
— Я убью тебя, падла! — кричит он офицеру. — Мне нас…ть на вас всех. Я убегу отсюда!
Обыск вещей Дашкиева не бывает напрасным. Всякий раз у него находят то нож, то веревку, то заточку. Узник не расстается с мыслью о побеге и даже не утруждает себя эти помыслы скрывать. Он ежедневно по сотне раз отжимается от пола, а однажды даже попросил администрацию лагеря разрешить ему легкие пробежки по острову. Дашкиеву предложили бегать в нужник и обратно. Было время, когда зек играл с охраной в откровенность:
— Зачем вы нас кормите? Где-то дети и старики пухнут с голодухи, а нам мешками жратву гонят. Ведь мы же трупы, живые ходячие трупы. А вы по кладбищу ходите, мертвецов охраняете, чтобы они не разбежались и не передохли в лесу. Перестреляйте нас всех и спишите все на массовый побег. Вас никто не осудит, а народ «спасибо» скажет. Или боитесь без работы остаться? Начните с меня. Неужели мне нужно убить часового и попробовать убежать, чтобы получить свои пайковые девять или сколько-то там граммов?
Равиль Зуферович написал письмо президенту России, где просил восстановить для него прежний приговор областного суда, то есть расстрелять. Он также желал отправиться в окопы Чечни, где гибнут «молодые пацаны, еще бабы голой не видавшие». Дашкиев хотел (в письме, по крайней мере) умереть на поле брани, а не на забытом всеми острове. Письмо по традиции попало к лагерным цензорам и дальше бетонного ограждения не ушло.
Вор в законе Михайлов по кличке Соленый — попадают на остров и блатные знаменитости — реагирует на пожизненное заточение не так остро. Свободное время он коротает перед экраном видеодвойки «Сони», которую не поленились передать для него верные братки. Огрубевшая душа рецидивиста с двадцатилетним лагерным стажем не лишена сентиментальности: Соленый любит мелодрамы, где бурлят страсти, лихо закручивается любовная интрига и дело, как всегда, близится к свадьбе. Но привезенные братвой кассеты уже порядком надоели, а видеопрокат в зоне если когда-нибудь и появится, то в самую последнюю очередь (после живого уголка и кружка авиамоделистов). Блатной авторитет Соленый на Огненном просто «сидит» — здесь не с кем, да и незачем, «мутить» бунт, щемить «петухов» и сколачивать «общак»…
Остров Огненный окрестили островом мертвых душ. Покинуть его можно лишь мертвым. Родственники не вправе забрать труп зека, они могут рассчитывать на его кремированный прах. Самоубийства здесь далеко не редкость. Арестант собственноручно исполняет смертный приговор, который когда-то был заменен указом президента России. На этот последний шаг, который обжалованию уже не подлежит, его толкает не совесть, а безысходность. Труп получает порядковый номер и покидает зону…
Кому третьи хата, а кому и собачий дом
«Обратное» толкование блатных понятий
В главе приведены слова-синонимы наиболее популярных блатных понятий, ряд которых уже упоминался в предыдущей книге «Преступники и преступления. Паханы, авторитеты, воры в законе».
АРЕСТ — бедность, веревка, запал, кошмар, падрес, пожар, рикиш, сидка, струбе.
БЫТЬ АРЕСТОВАННЫМ — болеть, быть захезанным, быть у милочки, влопаться, вспотеть, втюхаться, гореть, заболеть, завалиться, загреметь, загудеть, задымить, зайти не в свою, залететь, заначиться, запороться, зарыться, застрять, засыпаться, зачалиться, зашухариться, зашухероваться, кувыркаться, намотать чалму, осмотреться, повиснуть (подвиснуть), погореть, подзайти, подзалететь, полинять, поломать зубы, попасть в девятку, попасть на банк, попухнуть, преть, припухать, причалиться, погореть, проколоться, пролить слезу, промокнуть, сгореть, сесть, сесть на вилы, спалиться, чалиться.