Приключения в стране тигров - Луи Буссенар

Одна из жен поставила перед ним золотой ящичек с бетелем, золотую плевательницу и чашу с водой.

Придворные были одеты чересчур помпезно, а император очень просто: в длинную белую полотняную блузу до колен, подпоясанную шелковым поясом, легкие широкие панталоны, стянутые у щиколоток, и черные туфли с загнутыми носками. Парадную одежду, всю осыпанную драгоценными камнями, он надевал только в особенно торжественных случаях. Это была уже, собственно, и не одежда, а облачение, которое, как говорят, весит пятьдесят килограммов.

Юноша встал и вежливо приподнял свой пробковый шлем; приставленные к нему караульные буквально распластались на полу.

Монарх, находясь в трех шагах от француза, приставил к глазам лорнет. Зато Фрике и без лорнета заметил, что самодержец волнуется, хотя и старается это скрыть.

«Красивый мужчина, — отметил молодой человек. — Жаль только, что в мочках ушей у него просверлены дырки, в которые можно просунуть палец. Это его очень портит».

Перед троном появился какой-то обвешанный золотом субъект и на довольно сносном английском принялся подробно описывать злодеяние, совершенное иноземцем. Принесена была и винтовка Гринера в качестве вещественного доказательства. Никто не умел с ней обращаться; Фрике любезно показал, как она действует — без «собачки». Император увлекся этим объяснением настолько, что на время даже перестал выпускать в золотую плевательницу длинные струи красной от бетеля слюны.

В нарушение этикета он лично задал пленнику вопрос:

— Вы француз?

— Да, француз, — ответил юноша без тени подобострастия и гордо выпрямился.

— Зачем вы прибыли в мое государство?

— Познакомиться с ним — оно у нас мало известно, к тому же мне хотелось поохотиться.

— Очень жаль, что вы француз. Я французов люблю, они мне оказывали услуги. Зачем вы убили бооля?

Его величество изъяснялся медленно, тянул слова, подыскивал выражения. Видимо, он не привык много говорить.

— Я заблудился в лесу вместе с ребенком, мы оба умирали от голода, а другой дичи в это время не было.

— Мне принадлежат все бооли. За убийство этого животного полагается смертная казнь. Как с иностранца, я бы с вас взял только штраф и выслал бы из империи. Но, к несчастью для меня, моей семьи и народа, вы убили бооля священного. И за такое кощунство будете казнены. Даже англичане вас не спасут. Через неделю готовьтесь к смерти. Вашу голову раздавит ногой мой Белый Слон, а до тех пор будете содержаться под стражей в одном помещении со Схем-Мхенгом, и все ваши желания будут исполняться. Нужно, чтобы из вас вышла жертва, приятная Будде.

Все это было сказано вялым, монотонным, даже печальным голосом, несколько нараспев, хотя брови монарха хмурились, рот судорожно кривился.

— Ступайте пока! — закончил он, вставая. — Увидите меня только перед казнью. Я дам вам послание от себя к Гаутаме.

Так как казнь Фрике планировалось привести в исполнение в торжественной обстановке, в присутствии самодержца, двора и толпы (Схем-Мхенг должен был раздавить ему голову на тековой плахе), то убийцу святого велено было тщательно стеречь. Четыре солдата, регулярно сменяясь, не спускали с него глаз. Пагоду Белого Слона окружили целой ротой желтых воинов. Впрочем, пленника кормили, как министра; придворным поварам приказали стараться изо всех сил.

«Меня балуют, как настоящего преступника перед казнью, — с удивлением замечал юноша. — Но легко я им не достанусь!»

Ничто не могло поколебать его уверенности в том, что Бреванн выручит.

На другой день после аудиенции молодой человек увидел, что по стенам его комнаты-камеры во множестве бегают проворные ящерицы, большеголовые, серого цвета с желтыми, зелеными и красными пятнами.

— Ба! У меня гости! Духи Аломпры пришли навестить узника. Дам им поесть — гостей всегда угощают.

Ящерицы с удовольствием поглощали разные лакомства и даже, к великому удивлению Ясы, позволяли трогать себя руками. Тот все время твердил: тау-тай, тау-тай, из чего парижанин заключил, что это и есть ящерица по-бирмански.

На следующие сутки пресмыкающиеся вдруг исчезли. Развлечение кончилось. Опять потянулись часы и дни угрюмой, тоскливой, томительной скуки.

В одно прекрасное утро Фрике вымолвил:

— Э-э! Жить остается только два дня. Послезавтра Белый Слон раздавит ногой драгоценную оболочку, содержащую мой мозг. Но, конечно, Андре и его товарищи ухитрятся меня выручить. Уже просто из любви к искусству желал бы я знать их план… Ба! Ящерицы-то возвратились. Это не иначе, как к добру. Здравствуйте, ящерицы! Добро пожаловать!

Первые утренние часы прошли без приключений. Юноша только обратил внимание на особенную духоту. Он чувствовал себя скверно, как перед сильной грозой.

— Б-р-р! — ворчал парижанин. — Не знаю, что такое творится в воздухе, но только я нервничаю, как кошка. Из моих волос, коснись их гребнем, наверное, искры посыплются.

Вдруг над головой послышалось тихое кваканье вроде лягушачьего. Молодой человек взглянул на потолок. Там, кроме ящериц, никого не было. Квакали, очевидно, они.

Как только раздались эти странные звуки, стражники и Яса стали о чем-то быстро-быстро говорить. Конечно, парижанин не понимал ни слова, но отчетливо разобрал, что они то и дело повторяют: тау-тай, тау-тай.

— Их волнует пение ящериц, — решил он.

Даже Белый Слон, от которого Фрике был отделен перегородкой, метался как остервенелый.

— И ты туда же, свихнувшийся толстяк! Впрочем, немудрено: духота нестерпимая. Точно в печке.

Дворец наполнился невообразимым гомоном. Испуганная челядь металась по коридорам, залам. Три раза протрубил слон — так, что стены задрожали. Словом, начался бешеный переполох, сумятица.

— Вот когда убежать бы! — Юноша весь напрягся, исподлобья поглядывая на охранников и особенно на саблю одного из них.

Послышался подземный удар. Почва заколебалась, все здание зашаталось, затрещало. Перегородка, отделявшая помещение слона от комнаты смертника, треснула: из трещины посыпались кирпичи.

Отворилась дверь, вбежали испуганные солдаты и слоновожатые. Одни бросились к пленнику, чтобы укрыть его в безопасное место; другие старались вывести из полуразрушенной пагоды упиравшегося слона.

Этой части императорского дворца действительно грозила большая опасность.

— Ну, минута настала, — собрался с духом осужденный. — Бедного мальчугана я оставлю здесь, среди его соотечественников. Будем надеяться, что кто-нибудь заменит ему отца. А сам покину дворец, вырвусь из города и побегу к реке.

Все эти соображения разом пронеслись в его голове. Он бросился на одного из стражников, выхватил у него саблю и, ловко защищаясь ею, прыгнул к дверям, звонко крикнув напоследок: