Призрак другой женщины - Галина Романова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эй, ты чего? – Он улегся рядом, качнул ее за плечо. – Э-ээй, Ань, посмотри на меня.
Анька всхлипнула и приоткрыла глазки.
– Вот умница, – похвалил ее Анохин и пододвинулся, прижался теснее. – Как ты?
– Нормально, – пискнула она. – А кому ты звонил? Вальке?
– Подслушивала? – Он прищурился с шутливой подозрительностью. Шлепнул ее по попе. – Ай-ай-ай, как не стыдно!
– Ничего я не подслушивала, – возмутилась Анька громким шепотом и тоже пододвинулась поближе, задышала ему в лицо. – Просто ты так орал… Выпил?
– Ага. Немного. – Он тронул губами ее носик, щеку, полез к губам. – Чтобы немного расслабиться.
– Алкаш, – вздохнула она шумно и охотно ответила на его поцелуй. Потом откинулась назад, взглянула на него потемневшими глазами, заблестевшими так, что у Анохина все, что ниже пояса, судорогой свело, даже коленки. – Он поможет?
– Ага! – Толик начал рыться в одеяле, пытаясь добраться до нее. Добрался. Рука наткнулась на ее голое плечо, потом ниже, ниже, он чуть не задохнулся. – Анька! Ты голенькая!!!
– Ага! – в тон ему ответила она и тихо рассмеялась. – Сволочи мы с тобой, Анохин!
– Почему?! – Он, судорожно суетясь, стягивал с себя штаны и рубашку.
– Юрка… Юрка погиб, а мы с тобой… – Ее голос начал срываться и гаснуть, срываясь на стон. – Сволочи…
– Мы, может, это выстрадали, Анюта. – Он наклонился над ней. Впился ртом ей в шею. Застонал. – Мы это заслужили!
– Заслужили его смерть. Звучит жутковато. – Она зажмурилась, откинула голову назад, изогнулась, принимая его. Зашептала, зашептала горячо и быстро: – Да, да, да, так… Так… О боже, какие же мы сволочи с тобой, Анохин…
Утро началось суматошно – они с Анькой проспали. Полночи прокувыркались в постели, проговорили, и как результат – не услышали будильников. Ни она свой, ни он. Носились потом по квартире как сумасшедшие.
– Будто мы и не хозяева с тобой, – ворчал он под дверью ванной, которую она успела занять первой. – Будто не можем позволить себе задержаться.
Анька на мгновение высунула наружу голову с зубной щеткой за щекой и пробурчала:
– Рыба гниет с головы!
И снова скрылась на десять минут за дверью, погромыхивая там время от времени пузырьками. Потом они на бегу завтракали подгоревшими тостами и сбежавшим кофе. Потом бежали к его машине. Неслись через весь город к офису. А когда поднялись к себе, то оказалось, что зря спешили. Дверь приемной была заперта, и в диспетчерской сообщили, что секретарша на работу сегодня не явилась в положенное время. И не звонила, и не предупреждала.
– Мы подумали, что у вас у всех сегодня выходной, – выкатила на них глаза Нина Ивановна – пожилая тетка, правящая фирмой в их отсутствие похлеще любого генерального.
– С какой стати?! – ледяным тоном поинтересовалась Анька и покраснела. Ей теперь в каждом слове чудился намек на ее непотребное для вдовствующей дамы поведение.
– Так девятый день сегодня, – отчеканила Нина Ивановна не моргнув глазом, ей на Анькино смятение, по ходу, было плевать. – Думали, вы с поминками хлопочете.
– Да, да, конечно. Но Милочка тут при чем?
Анька покраснела еще гуще. Она не забыла, конечно, про девятый день, но застолье организовывать не собиралась. Они договорились с Толиком в обеденный перерыв посетить церковь по соседству. Сделать все возможное для спасения Юркиной души, а заодно и о своих, грешных, помолиться.
– Я не знаю. – Нина Ивановна опустила наконец свои выпуклые серые глаза, уставилась в диспетчерский журнал, в который записывала все-все-все, потыкала в страницу пальцем. – Нет, не отпрашивалась она. И не звонила. Вчера ушла поздно.
– Почему? – удивленно вскинулся Анохин.
Когда он уходил, ее на месте не было.
– Она в бухгалтерии с девчонками оставалась. Они все задержались и ушли в половине девятого.
– Для чего?! – удивился еще больше Анохин. – Зачем задержались?
– Так это… – Нина Ивановна засмущалась. – День рождения там у кого-то был, вот и…
– И что, бухгалтерия тоже отсутствует полным составом? – разозлился вдруг он.
Разозлился и из-за дисциплины, захромавшей вдруг после Юркиной смерти на обе ноги, и из-за того, что про день рождения Ниночки забыл. У нее точно вчера был день рождения. Хорошая девчушка, миленькая, с милыми ямочками на щечках и коленочках. Он ведь помнил, и даже безделицу какую-то купил ей в отделе сувениров, упаковал и в столе держал. Почему забыл-то?
А еще больше разозлился из-за пристального внимания Нины Ивановны к их персонам. Она ведь рассматривала их обоих: и его, и Аньку. Пристально, с пристрастием рассматривала. И наверняка отметила своим острым профессиональным взглядом Анькину растрепавшуюся прическу, которую он взъерошил в машине, когда целовал, и его сбившийся набок галстук. Это Анькины руки виноваты, лезли ему под рубашку.
Неприятно! Нет, не от Анькиных рук – от взглядов Нины Ивановны. Все-то ей понятно, блин! Может, ее уволить?
– Бухгалтерия вся на месте, – холодно ответила Нина Ивановна, склонившись над пультом внутренней связи. – Людмилы нет.
– Это мы поняли, – кивнули они одновременно. Анна вытянула руку: – Ключи от приемной.
Нина Ивановна, кивнув, подала ключи. Анохин с Анной пошли к выходу. Но самые главные слова, оказывается, старшая диспетчерша приготовила напоследок.
– Дома она тоже не появлялась, – обронила она им в спины и замолчала.
– Что?! – Анна резко повернулась на высоких каблуках, высоко взметнув облако черных волос. – Как не появлялась? Откуда вы знаете? А ушла она с кем?
– Что не появлялась дома, знаю от ее сестры. Она звонила, волновалась, задавала вопросы, – пожала плечами Нина Ивановна и потянулась снова к журналу. – Она несколько раз звонила ей вечером, ночью и утром. Телефоны молчали. И домашний, и мобильный. Последний – вне зоны доступа. С кем она ушла, я не знаю. В бухгалтерии, думаю, на этот счет что-то знают.
Они снова повернулись, чтобы уйти. И снова их настигли ее слова. Безжалостная констатация чего-то страшного, заготовленного еще с вечера.
– Думаю, с Людмилой беда, – сказала Нина Ивановна задумчиво. – Сестра ее думает так же и собирается звонить в полицию. Вот так…
Бухгалтеров Анохин вызывал к себе по очереди. Не забыл поздравить Ниночку, неловко сунув ей в руки упакованную коробочку, сам не помнил, с чем. Всех опросил с пристрастием, не побрезговал даже сплетнями. Последние оказались разнообразными и противоречивыми и очень его удивили.
– Она спала со Стаховым, а вы разве не знали?..
– Да нет, ничего серьезного у них не было. Она раны ему душевные зализывала. Ну, вы понимаете, о чем я…
– Ой, он жутко комплексовал из-за жены. Ну… Она такая красавица, а он… Людмила была ему чем-то вроде жилетки или гейши…
– Она?! Она с ним?! Да не верю! Она, простите, в вас была влюблена! Да, да, как кошка!
Вот это «была» его мучило до самого вечера. Нервировало и мешало сосредоточиться. Анька что-то затихла. Даже не зашла и не позвонила ему ни разу. Может, и к лучшему: ему сейчас было не до нее.
Неужели все и правда думают, что с Людкой беда?! Она ведь могла пойти с кем-нибудь просто от одиночества. Могла забуриться к какой-нибудь старой приятельнице и зависнуть с ней на несколько дней. Могла попасть в аварию. А могла и просто засесть дома, не открывать никому и не отвечать на звонки.
Возможную беду он старательно обходил тревожными мыслями стороной и к концу дня немного успокоился. Тем более что никаких плохих новостей не поступало, а это уже хорошо. Девчонки из бухгалтерии после обеденного перерыва повеселели, без конца бегали в курилку, щебетали, шептались и хихикали. Ниночка, сталкиваясь с ним в коридоре, загадочно улыбалась и красиво шевелила губами, произнося неслышное «спасибо».
Что же он ей купил-то? Дай бог памяти!
К шести вечера он как-то так сумел повеселеть, что даже беззаботно заулыбался вечернему солнцу, золотившему крышу здания напротив. Потом послал еще одну улыбку пешеходу с собакой, которые прогуливались в сквере слева от их стоянки. Еще одну в спину Нине Ивановне. Она как раз сменилась и спешила через дорогу по зебре в супермаркет. Он вернулся на место и, подумав, взял и убрал в стол портрет погибшего пухлощекого друга.
А вот не желает он смотреть на него! Не желает перекрашивать в черный цвет светлые полосы собственной жизни. Почему? Ради чего? Ради воспоминаний о дружбе? Так что это за дружба такая, если за его собственной спиной плелись заговоры?! И на Аньку он куда больше прав имеет – он первый ее полюбил. Вот так!
– Ань, привет! – набрал он ее номер сразу после того, как убрал портрет в стол. – Ты где?
– В кабинете, – ответила она спокойно и деловито, что тоже порадовало. – Что-то всего скопилось столько. Никому ничего нельзя доверить! Вот уж воистину говорят: хочешь, чтобы было сделано хорошо и быстро, сделай все сам.
– Это точно… Ты обедала? – поинтересовался Толик виновато. Он вот пожрал, а любимая женщина могла остаться голодной.