Сияющая темнота - Марк Михаловски

Послышался снова лязг, а за ним зловещий скрежет. В последний раз что-то стукнуло, и долгий скрежет, казалось, длился вечно, но в конце концов прекратился.

— У неё получилось! — крикнула Келлика. — Это оторвались зажимы! Ура!

Капсула неожиданно дёрнулась, и их не разбросало лишь потому, что они все были пристёгнуты. Освещение внезапно переключилось на тусклый красный свет.

— Ну к чему этот красный свет на космических кораблях? — возмущалась Донна. — Будто мы без него не знаем, что происходит! О Боже, я чувствую…

— Гравитация отключилась, — сказала Келлика.

— Я бы ни за что не догадалась, — сказала Донна, пытаясь удержать внутри содержимое желудка.

— Ух-ты! — восторженно закричал Уейоу. — Держитесь все! Полетели!

Если бы кто-нибудь смотрел на всё это снаружи, то сжал бы от волнения кулаки: череда взрывов вырывалась из-под обшивки «Меча Правосудия», разрывая его, скручивая его корпус, направляясь к маленькому пузырю спасательной капсулы номер восемь. А к капсуле прижалась Мама, распластавшись по её вершине. Вспыхнув голубым светом, загорелись двигатели, и оторвали капсулу от корабля, по которому проносились взрывы. Медленно разгоняясь, капсула направилась в холодную черноту космоса — крошечный силуэт на фоне оставляемого позади бушующего ада.

По-прежнему удерживаемый стальными объятиями робота, Доктор, не веря своим глазам, смотрел за тем, как «Меч Правосудия» медленно пролетает сквозь систему Сентилли, целясь в «Светоч». Это была храбрая, но тщетная попытка.

Потоки газа и топлива отмечали путь несчастного разрушенного корабля, превращавшегося в искусственную комету. По всему кораблю гасли огни. Маленькие взрывы вспыхивали по всей его поверхности, отправляя в космос облака обломков. Из-за отсутствия солнца тяжело было рассмотреть детали, но сенсоры «Тёмного Света» улучшали изображение, показывая агонию корабля во всём её печальном величии.

Донна… Доктору оставалось надеяться лишь на то, что она либо спаслась в спасательной капсуле, или сообразила укрыться в ТАРДИС. Если, конечно, замечательную синюю будочку не выбросило взрывом в космос сразу.

— Оружие наведено, — со смаком сказал Огмуни, посмотрев на Доктора и улыбнувшись ему.

— Добивай его, — устало сказал Гараман. — У нас полно других, более важных дел.

Сбоку на экране появился толстый стержень насыщенно-пурпурного света, он протянулся через космос и проткнул «Меч Правосудия», словно кебаб. Какое-то мгновение ничего не происходило, корабль продолжал свой полёт, а луч разрезал его бок. А затем начался каскад взрывов, сияющие облака газа устремились в темноту, один за одним.

Наконец, маленький корабль больше не мог сопротивляться. Когда пурпурный луч достиг его кормы, его внутренности начали светиться: вначале тёмно красным, а затем всё ярче и ярче, жёлтым, белым, и в конце концов жгуче-синим. Затем экран мигнул белым, и Доктор закрыл глаза.

13

— Это, должно быть, обошлось вам в небольшое состояние, — изумлённо прошептал Доктор, когда они шли по тёмной космической станции.

После уничтожения корабля Буни он был в подавленном настроении. «Светоч», как стало ясно после того, как Гарамант, Мезант, Доктор, и робот-блондинка телепортировались на него, был не просто космическим кораблём.

— В несколько состояний, — гордо сказал Гараман. — И совсем не маленьких. — Вы бы удивились, если бы узнали, сколько филантропов поддерживает нас, хотя открыто это и не признают.

— А что вы пообещали этим филантропам? Что они получат в результате реализации вашего маниакального плана?

— Удовлетворение, Доктор. Удовлетворение от того, что они будут жить в галактике, где органические существа занимают подобающее им место — на вершине.

Они шли словно по громадному складу: вокруг них были огромные открытые пространства, неосвещённые, с гулким эхом. Потолок был так высоко, что терялся в темноте. Воздух был холодный и затхлый. Как в гробнице, которую не открывали несколько веков. Повсюду был запах металла и электричества, стук их шагов по полу отдавался эхом.

— Вы что, хотите, чтобы я угадывал? — спросил Доктор, когда они проходили мимо очередного помещения размером с авиационный ангар.

Несколько ни разу не летавших космических кораблей безмолвно стояли бок о бок в ожидании своего часа. Их корпуса были такого же бледно-зелёного цвета, как и у «Светоча».

— Что? Предназначение всего этого? — Гараман захихикал. — Да, пожалуй, хочу. Извольте. Если вам это поможет, это всё, — он указал рукой вокруг, — на самом деле несколько избыточно. Незадолго до своей смерти Хну всё время боялась, что про-механики её поймают и подадут на неё в суд по каким-то сфабрикованным обвинениям. Она хотела быть уверенной в том, что если когда-нибудь ей придётся скрываться, то у неё будет приличное место для продолжения работы. Чтобы, если понадобится, провести здесь остаток жизни.

— Значит, это она себе тюрьму спроектировала? — Доктора это не впечатляло.

— О, вовсе нет. Вы только подумайте, какой высокотехнологичной должна быть эта станция, чтобы прятаться внутри чёрной дыры без риска быть сжатой в сингулярность! Это шедевр… идеальное убежище. Вовсе не тюрьма.

— То же самое яйцо, — без энтузиазма сказал Доктор, — но в профиль. Тюрьма есть тюрьма, какие в ней шторки не вешай. Впрочем, она же об этом никогда не узнает, верно?

— К сожалению, — сказал Гараман, хотя на лице у него было что угодно, только не сожаление, — уже не узнает.

— Вы хотите сказать, что это вы подстроили её смерть?

— Доктор! — у Гарамана было искренне шокированное лицо. — Конечно же, нет! Я обожествлял эту женщину. Она была гением. Без неё всё это было бы невозможно.

— Хм, — буркнул Доктор. — Но, по крайней мере, вы теперь стали главным, да? А как вы, Мезант? Что вы думаете о вашем новом доме?

— Это не дом, — с важным видом сказал Мезант.

После уничтожения «Меча Правосудия» его словно покинула часть его энергии, с момента их прибытия на «Светоч» он почти всё время молчал.

— Вы всё ещё переживаете из-за погибших, так ведь? — тихо спросил Доктор с едва уловимой жёсткостью в голосе. — Из-за тех, кто погиб по вашей вине. Кто сгорел в открытом космосе. Из-за этих людей.

— Очень жаль, что они погибли, — отводя взгляд, сказал Мезант, — но это было необходимо.

— Правильно, — сказал Доктор. — Именно так и сказал Гараман. Продолжайте убеждать себя в этом. Правдой оно от этого не станет, но вам на душе станет легче. А когда думаете о смертях, необходимых или нет, напоминайте себе о том, что они не были последними.

— Что?

— О, помяните моё слово, будут ещё жертвы. Это неизбежно, когда у власти находятся такие, как Гараман. Что бы вы там вдвоём ни затеяли, какую бы революцию вы ни приготовили для галактики, она приведёт к смертям. Ко многим смертям. К целым вагонам смертей. Органическим и неорганическим, человеческим и машинным. И я не удивлюсь, если в перекрёстном огне нечаянно пострадают несколько энергетических и газовых существ.

Его губы напряглись:

— Война — это плохо. После войны никто не остаётся невредимым, — он на секунду замолчал. — Поверьте мне.

— Не разбив яйца, — сказал Гараман, — омлет не приготовишь.

— О, — закатив глаза, ответил Доктор. — Точно. А я-то думал, что человек вашего ума придумает оправдание получше.

— Мне не нужно перед вами оправдываться.

— Тогда зачем вы оправдываетесь? Чувство вины? Или боитесь, что Мезант может отказаться от избранного пути? А какая у вас роль в этом, Мезант? Вы тут просто за компанию? Откуда вы, кстати? Я ничего не знаю о вашем виде.

— Я лотапарянин, с Лоты.

— Ну, не знаю, что об этом думают лотапаряне, а я удивлён, что у вас нашлось что-то общее с Гараманом. Ну, не считая вашей общей ненависти к машинам. Отличная штука — ненависть. Близкая родственница страха. И ведь именно в этом всё дело, не так ли? Страх. Страх различий, боязнь иного, страх перед тем, что не понимаешь. Страх перед теми, кто не похож на вас.

— Я не боюсь машин, — спокойно ответил Мезант, когда они заходили в клетку лифта, который повёз их в глубины космической станции. — Просто я хочу, чтобы органическая жизнь — истинная жизнь — заняла в галактике должное место. Я не имею ничего против машин.

— Разумеется, — слегка поддразнил Доктор. — Они должны быть в каждом доме. Они отлично строят и поднимают тяжести, просто должны знать своё место, верно? Лишь бы больше никуда не лезли. Но чем это всё продолжится? Вначале машины, а что потом?

Доктор посмотрел на Гарамана:

— Может быть, вы высоких людей недолюбливаете, Гараман?

Доктор изобразил на лице пренебрежение:

— Избавимся от них, да? О, ещё есть худые люди — мы же не любим тощих, правда? Выслать их всех на остров, пускай среди себе подобных живут. И рептилий. Как вы относитесь к рептилиям, Гараман? — он осмотрел Мезанта с ног до головы. — Какие-то они изворотливые. Любят когда жарко и сухо, в отличие от нас, людей. Мне кажется, им нельзя доверять. Давайте и от них избавимся?