Заклятая дружба. Секретное сотрудничество СССР и Германии в 1920-1930-е годы - Юлия Кантор

Ему вторил полпред СССР в Германии H. Н. Крестинский, в письме И. В. Сталину от 28 декабря 1928 г., анализируя деятельность советско-германских предприятий и ее перспективы, он писал:

«Я попытаюсь взвесить, кому и что дает это сотрудничество. Что получаем мы. Во-первых, ряд наших практических военных работников может и получает в Германии современную военную школу. Во-вторых, и эти товарищи и товарищи, командируемые на маневры, получают возможность путем ознакомления с одной из лучших по качеству и по снабжению иностранных армий подойти критически к нашей военной организации и нашему военному строительству. Мы имеем в герм, армии масштаб для сравнения, мы видим слабые и сильные, по сравнению с немецкой армией, стороны нашей Красной Армии. И можем вносить в наше военное строительство соответствующие изменения. В-третьих, приезжающие к нам немецкие военные, убеждаясь воочию в силе нашей армии, способствуют созданию соответствующего отношения к нам как к военной силе и в Германии, и за границей. А это один из шансов, уменьшающих опасность нападения на нас. В-четвертых, работники рейхсвера, входя и в Германии, и в СССР в непосредственное повседневное общение с нашими командирами, персонально сближаются с ними, и таким образом, в рядах немецких военных поддерживаются симпатии к нам, основывающиеся до сих пор на соображениях совместной вражды к Польше и отчасти к Антанте. Наконец, в-пятых, создание у нас военно-технических школ увязывает не только отдельные группы немецких офицеров, но и весь рейхсвер как таковой с нами»[233].

Крестинский анализировал и политические аспекты обмена, приходя к выводу, что сотрудничество никоим образом не сказывается на репутации СССР в глазах мирового рабочего движения (так называемую пробуржуазную общественность советская дипломатия в данном случае во внимание не принимала):

«Опасно ли это сотрудничество для нас политически? Мы не являемся единственной страной, имеющей с немцами аналогичного рода военные отношения. На немецких маневрах бывают венгерцы, швейцарцы, литовцы, бывают, если не ошибаюсь, болгарские и турецкие офицеры. И наше участие на маневрах и поездки наших товарищей на длительное время в Германию не представляют сами по себе ничего компрометирующего нас как государство. Немцам нужно было бы более бояться этого, чем нам»[234].

Бломберг отметил в итоговом докладе после посещения России в 1928 г., что на встрече с ним нарком обороны Ворошилов подчеркнул ценность для Красной Армии изучения немецкой армии и ее методов обучения командиров. Он выразил просьбу об увеличении числа командированных, а именно: 5 офицеров на длительное время для учебно-образовательных курсов руководящих штабных офицеров, 5 офицеров технических войск во время основного образовательного процесса[235].

Ворошилов, однако, упомянул и о том, что в вопросе создания немецких школ в Липецке и Каме у советского правительства нет единого понимания. Было бы дешевле, считал он, если бы теперь также главное командование армией вступилось за эту идею перед правительством[236]. Таким образом, устами главы оборонного ведомства (а Ворошилов мог озвучивать лишь мнение, сформулированное Сталиным) был обозначен внутренний конфликт в руководстве СССР в оценке сотрудничества и в то же время – стремление военного ведомства продолжить контакты.

Обещание воздействовать на немецкий Генштаб Бломбергом, однако, не было дано. Было указано на то, что военные отношения зависят от одобрения рейхсправительства.

«Деятельность III Интернационала продолжает доставлять неприятности правительству Рейха. (Бломберг подразумевает активность руководства СССР по подрыву ситуации в Германии через КПГ. – Ю. К.) Поэтому может возникнуть ситуация, когда правительство Рейха по внутриполитическим причинам будет вынуждено отклонить увеличение команды. Было бы желательно, чтобы со стороны Красной Армии было оказано влияние на руководящие инстанции с тем, чтобы не возникали политические осложнения»[237].

А политические осложнения возникали перманентно. И урегулировать их пыталось внешнеполитическое ведомство, однако не всегда успешно. Полпред СССР в Германии H. Н. Крестинский писал Ворошилову 21 июля 1929 г.:

«Я узнаю от т. Путна[238], что вопрос о сотрудничестве с немцами вновь обсуждается в недрах Вашего ведомства, причем обсуждается с самых разнообразных сторон: и с политической стороны (не переориентировываются ли немцы), и с точки зрения чисто практической (кому больше пользы приносит сотрудничество), и, наконец, с точки зрения чисто тактической (не оказывать немцам больше любезностей, чем они нам)»[239].

Крестинский настаивал на продолжении контактов в прежних объемах, полагая, что германское правительство и германский рейхсвер не меняют в настоящее время своей политики по отношению к СССР.

«Программа занятий на август и сентябрь составлена с учетом всех пожеланий т. Якира[240] и др. Июльская программа пересмотрена в сторону удовлетворения пожеланий тех же товарищей… Мне приходилось слышать мнение, что немцы показывают нашим командирам то же самое, что показывали в пр. году, что т. Якир и др. не получают ничего нового по сравнению с тем, что видел Уборевич. Это не соответствует действительности. Если бы даже немцы хотели показывать свою армию в тех же пределах, в каких они показывали ее в пр. году, то, так как военное дело в Германии не стоит на одном месте, товарищи в этом году увидят уже кое-что новое по сравнению с пр. годом. На самом же деле товарищам в этом году удастся видеть больше, чем видели прошлогодние товарищи».[241]

Крестинский давал и личностные характеристики руководству рейхсвера, справедливо полагая, что взаимоотношения РККА с рейхсвером в значительной степени покоятся и на личных настроениях.

«Возникли наши отношения тогда, когда начальником рейхсвера был Сект, нач. штаба – Хассе, оба – наши друзья. Не ладились взаимоотношения по постройке самолетов и по химической промышленности, ибо во главе снабжения рейхсвера стоял недружелюбный нам ген. Вурцбахер (умер). Пришедшие на смену Гесслеру, Секту и Хассе Грёнер, Хайе и Бломберг, в общем, дружелюбны нам, хотя Грёнер более скользкий человек, чем Гесслер, а Хайе менее значащий, чем Сект, хотя дружелюбен к нам. Уходит Бломберг – наш друг. На его место назначается Гаммерштейн. Гаммерштейн находился под влиянием людей, к нам дружелюбных. Есть все основания считать, что он разовьется в такого же дружественного человека, как Бломберг»[242].

Особенно представительная группа комсостава РККА отправилась на учебу в Германию в 1929 г. (командующий Украинским военным округом Якир, командующий Белорусским военным округом Егоров, командир 6-го корпуса Зомберг, помощник начальника ВВС РККА Меженинов, начальник 1-й Ленинградской артшколы Федотов, начальник отдела штаба РККА Степанов, начальник артиллерии МВО Розынко, комдив 24-й дивизии Даненберг, командир 40-го полка Катков и командир 15-го полка Венцов – всего 11 человек. Все кандидатуры утверждались наркомвоенмором и Политбюро ЦК ВКП(б).

Кроме того, в январе – феврале 1929 г. в Германии работала группа ВОХИМУ в составе Рохинсона, Карцева и Блинова. Как явствует из доклада начальника ВОХИМУ Я. М. Фишмана от 26 февраля 1929 г., визит был весьма плодотворным. Советские военные специалисты посетили ряд интересующих их объектов, в том числе: противогазовую лабораторию, склады противогазового имущества и ремонтную мастерскую в Шпандау; химический полигон в Куммерсдорфе; лабораторию профессора Вирта в Шарлоттенбурге; лабораторию профессора Обермиллера, где наблюдали опыты по получению иприта; противогазовое производство фирмы «Ауэр», противогазовые заводы Дреггера в Любеке и завод «Ганзеатише» в Киле; противогазовую школу в Ганновере; химический институт профессора Флюри в Вюрцбурге.