АЯУАСКА, ВОЛШЕБНАЯ ЛИАНА ДЖУНГЛЕЙ : ДЖАТАКА О ЗОЛОТОМ КУВШИНЕ В РЕКЕ - Кузнецова

попискивали летучие мыши. Судя по их напряженному и многоголосому

писку, мышей было много. Вследствие чего я периодически поглядывала

наверх с некоторой опаской.

- Они питаются фруктами и насекомыми, чего их бояться, - с видимым

удовольствием от осознания своего героизма подбадривали меня мои

спутники-мужчины.

Именно что питаются. Почему и хотелось на всякий случай уберечься от

продуктов их жизнедеятельности. Иногда мыши молчали, но чаще всего

обменивались репликами, общий тон которых очень походил на выяснение

отношений в ходе слабо тлеющего, но неумолимо разгорающегося

конфликта. Особой изобретательностью в менеджменте конфликта они,

похоже, не отличались и потому выясняли отношения все время примерно

по одному и тому же сценарию, что сильно напоминало сцены из жизни

людей. Пара прошедших на моих глазах циклов взаимодействия участников

мышиного социума дали достаточное представление о динамике их

общения, после чего несложно было отслеживать его различные стадии и

даже прогнозировать исход.

Выглядело это так. По мере того, как выяснение отношений набирало

обороты, частоты реплик, которыми мыши обменивались, постепенно

становились все выше и выше, и общая обстановка угрожающе накалялась,

словно это была склока в пресловутой коммунальной кухне времен Ильфа и

Петрова. Когда ее участники выходили на финишную прямую и рукопашная

- условная, конечно - казалось неизбежной, я заметила, что в разборки

непременно вмешивалась Главная мышь. Что интересно: непререкаемый

голос авторитета раздавался, только когда взаимный обиженный писк

мышей достигал одной определенный частоты, всегда одной и той же.

Наверное, на этой частоте срабатывал какой-то пусковой механизм, который

приводил в действие аппарат местной власти. Его полномочного

представителя я про себя тут же прозвала «авторитетом».

То, что это была мышь-авторитет, всякому было ясно, не только мышам –

стоило только услышать, какой звук она умела издавать для подчинения и

обуздания. Звук был короткий и цепеняще-властный. На человеческий язык

его можно было бы перевести как «цыц!», но этот перевод, как Вы

понимаете, будет страдать определенной недосказанностью. Да и потом,

дело ведь не в том, что сказать, а в том, как это сделать. И что удивительно

— или, наоборот, неудивительно: после этого окрика бурлящие страсти

склочных разборок враждующих сторон затихали – мгновенно и безропотно,

летучие мыши тут же успокаивались, как будто их обесточили – и

воцарялась тишина. До наступления следующего цикла.

24. НОЧЬ В ДЖУНГЛЯХ — 2

К аяуаске индийские племена здесь любовно обращаются не иначе, как к

«Растению-Учительнице». Или еще называют ее “medicina”, лекарством.

Некоторые западные исследователи от них не отстают и уважительного

называют аяуаску энтеогеном. Под этим они имеют в виду растение – я

говорила, да? – которое раскрывает в человеке божественное начало.

Но мой второй опыт общения с аяуаской сложился непросто. Значимость

произошедшего прояснилась только некоторое время спустя, и как только

это произошло, меня невероятно удивило, как можно было не увидеть такую

очевидную вещь с самого начала.

Стемнело. Вилсон принялся свистеть-шипеть – я уже знала, что это был знак

к началу церемонии. Я выползла из-под москитной сетки и заковыляла к

противоположной стене комнаты: там вплотную к деревянной стене были

придвинуты три распиленные доски – длинные и толстые; одна была

положена на другую, так что получилась импровизированная лавка. На ней

по центру уже сидел Вилсон. По бокам, справа от него и слева, на таких же

досках, только покороче, расположились два моих партнера по церемонии.

Все вместе они образовывали букву П, как и во время моей первой

церемонии. Поскольку больше свободных сидячих мест не оставалось, я

села там, где смогла умоститься – слева, в полуметре от Вилсона. В этом,

согласно последующему разбору полетов - по Вилсону - и заключалась моя

роковая ошибка.

Раздачу аяуаски он начал в традиционной последовательности: справа

налево... хотя чем она, собственно, традиционная? Вот, скажем, читаем и

пишем мы в славянских и романо-германских языках слева направо, а арабы

– справа налево... но хорошо, не отвлекаемся... возвращаемся к раздаче

напитка.

Шипя и посвистывая, Вилсон отмерил полторы мензурки аяуаски, вылил ее

в белую эмалированную кружку и протянул напиток плотному мужчине

средних лет, сидящему справа. Тот, перед тем как ее выпить, торжественно

встал со своих досок, слегка наклонился над кружкой, замер, потом

принялся ей что-то доверительно шептать, после чего далеко отвел правый

локоть от тела и с парадным видом боевого офицера, приносящего присягу

на верность родине, опрокинул в рот содержимое кружки – все, до

последней капельки.

Затем наступил мой черед. Сначала Вилсон налил в кружку целую мензурку,

а потом стал задумчиво наполнять до половины еще и вторую. При виде

второй наполнявшейся мензурки я опасливо отшатнулась и спрашиваю:

- А не много ли это...? Я ведь только второй раз в жизни...

Я уже знала, что двое других участников церемонии принимали ее давно и

были проверенными бойцами. Один из бойцов был братом Вилсона, а

второй — его многолетним пациентом. Один принимал аяуаску потому, что

страдал от сильных головных болей, второй – потому что страдал от

сильных болей мышечных.

Тут Вилсон немного задумался над моими словами и, видимо, признав их

справедливость, стал отливать обратно аяуаску из мензурки в небольшую

пластиковую бутылку. Но тут и я тоже задумалась над моим собственным

предложением уменьшить дозу и быстро вспомнила, что в последний раз, он

же и первый, тот шаман дал мне выпить совсем немного аяуаски, ну и что из

этого вышло? Хотя церемония и подарила мне многообразную гамму

ощущений – я бы не побоялась сказать, ощущений эйфорически-

экстатических – тем не менее, ничего внятного я для себя из первого моего

сеанса все же не вынесла. Увидела дворцы – красивые, сказочные – но я же

не за дворцами сюда приехала. Да и вообще, какое они отношение имели к

миру джунглей? Аяуаска-то родом из джунглей, а не из Альгамбры. Кроме

того, ведь у меня были другие задачи и повестка дня была другая... но

ничего же из намеченного и близко не произошло. Окинув мысленным

взором неоправдавшиеся надежды, я быстро добавила:

- Ну, все-таки Вы, наверное, лучше знаете, сколько мне надо...

В этом, согласно последующему разбору полетов - как по мне - и проявилась

моя большая ошибка.

При этих словах его рука замерла, и он тут же перестал отливать аяуаску

обратно в бутылку. Отставил ее в сторону, поднял мензурку вверх, сквозь

нее посмотрел на свет свечи, определяя количество оставшегося напитка.

Мензурка была заполнена на одну четверть. Решив, что будет нормально, он

вылил эту порцию в белую кружку, дохнул в нее дымом мапачо, протянул ее

мне и тихим голосом запел икаро. Под его пение, не дрогнув, я крепко взяла

кружку в обе руки, поднесла близко к лицу и, следуя примеру моего боевого

товарища, тоже, как положено, тихонько поговорила с аяуаской. В ходе

беседы - правда, односторонней — я кратко, но по возможности доходчиво

изложила ей программу сегодняшнего мероприятия. Все, что не случилось в

первый раз, – просила я ее, – пусть произойдет сейчас.

Я догадывалась, что в ананду так просто не попадешь, и что тут есть тоже,

вероятно, свои этапы большого пути. Поэтому главная сверхзадача и

непритязательные практические устремления непротиворечивым образом

сложились в некую эклектическую программу сегодняшнего мероприятия.

А хотела я, во-первых, повидаться с папой и мамой - они умерли больше

десяти лет назад.

Во-вторых, встретиться с бабушкой - она была то ли колдуньей, то ли

ведуньей и прожила всю жизнь в кубанской станице. С ее помощью, как

предполагалось, можно было точнее сформулировать мои главнейшие

жизненные задачи, соотнести их с достижением ананды, и, самое главное,

наметить практические пути их осуществления.

В-третьих, хотелось хоть ненадолго, пусть даже только на время церемонии,

слиться с одним из моих архетипов и познать его через себя, изнутри.

Каждый(-ая) из моих ориша – а их было три – воплощали разные энергии.

Одна была энергией знаний, другая была энергия любви, а третий нес в себе

энергию воина. Из всех ориша я больше всего хотела встретиться со второй,

с золотой Ошум. Понятно, что она принадлежала миру Кандомбле, а встреча