Книга Мирдада - Михаил Наими

Это — единственная война, которую стоит вести. Вступи в нее, и у тебя не будет больше времени заниматься никакими другими войнами, которые стали бы для тебя отвратительным и непристойным занятием, дьявольской уловкой, направленной на то, чтобы разрушить твой ум, высосать силы, и таким образом принудить тебя проиграть великую войну с самим собой, которая поистине есть святая война. Выиграть ее, значит завоевать бессмертную славу. А победа в любой другой войне — не более чем скрытое поражение. Ужас всех войн, что ведут люди, в том, что и победителя, и побежденного одинаково венчает поражение.

Ты хотел бы мира? Так не ищи его ни в каких мирских уложениях, не стремись выбить его даже на скалах.

Ибо перо, что напишет слово “Мир”, с легкостью может написать и слово “Война”. Резец, гравирующий надпись “Будем жить в мире”, легко вырежет и надпись “Война тебе!”. Более того, и бумага, и скала, и перо, и резец подвержены гнили и ржавчине, моли и плесени, а также всей остальной алхимии превращающихся элементов. Но не таково вневременное сердце Человека, которое — оплот Святого Понимания.

Раз обретенное Понимание означает полную победу и установление Мира в сердце на веки вечные. Понимающее сердце пребывает в мире всегда, даже посреди побоища.

Несведущее сердце двойственно. Двойственное сердце творит двойственный мир. Двойственный мир непрестанно порождает вражду и войны.

Тогда как понимающее сердце — едино. Единое сердце творит единый мир. А единый мир — это мир мира. Ибо для войны нужны двое.

Поэтому я и советую тебе начать войну в своем сердце, чтобы сделать его единым. Наградой за победу будет вечный Мир.

Когда ты, о князь, сможешь на любой камень смотреть, как на трон, а на любую пещеру, как на дворец, тогда само Солнце с радостью станет троном для тебя, а созвездия — дворцами.

Когда любая маргаритка в поле способна будет послужить тебе в качестве медали, а любой червяк — в качестве учителя, тогда сами звезды с радостью украсят твою грудь, а Земля захочет стать для тебя кафедрой проповедника.

Если ты сможешь управлять своим сердцем, то, что за дело тебе будет до того, кто управляет твоим телом? Когда вся Вселенная — твоя, какое тебе дело до того, под чьим контролем находится тот или иной участок дороги на Земле?

Князь: Твои слова звучат так соблазнительно. И все же мне кажется, что война — это закон Природы. Разве даже рыбы в море не находятся в непрерывной войне друг с другом? Разве слабый не становится добычей сильного? А я не хотел бы быть ничьей добычей.

МИРДАД: То, что тебе кажется войной, есть всего лишь способ Природы накормить и распространить себя. Сильный служит пищей для слабого не в меньшей степени, чем слабый для сильного. Да и кто силен, а кто слаб в Природе?

Сильна одна лишь Природа сама. Все остальное находится в беспрекословном ей подчинении и кротко плывет по течению к Смерти.

Только бессмертного можно было бы назвать сильным. И Человек — бессмертен, о князь. Да, Человек более могуществен, чем Природа. Он въедается в ее телесное сердце, только чтобы достичь своего бестелесного сердца. Он и размножается только для того, чтобы поднять себя, наконец, над саморазмножением.

Пусть люди, которые хотели бы оправдать свои нечистые помыслы невинными животными инстинктами, называют себя кабанами, волками, шакалами и прочим тому подобным, но пусть они не смеют унижать благородного имени Человека.

Верь Мирдаду, князь, и пребудь в мире.

Князь: Хозяин сказал мне, что Мирдад очень сведущ в таинствах колдовства. Мне бы хотелось, чтобы ты продемонстрировал свою силу, и я мог ему поверить.

МИРДАД: Если раскрытие Бога в Человеке — колдовство, тогда Мирдад — колдун. Ты хочешь доказательств и проявлений моего колдовства?

Смотри, я сам и есть доказательство и проявление.

А теперь давай, делай то, ради чего пришел.

Князь: Это хорошо, что ты догадался, что у меня есть и прочие заботы, чем только развлекаться, слушая твои басни. Ибо князь Бетара тоже колдун, но только другого рода. И сейчас он продемонстрирует свое искусство.

(Обращается к своим людям) Наденьте цепи и кандалы на руки и ноги этого Бого-Человека, или Человеко-Бога, и давайте покажем ему и всей прочей компании, на что похоже наше колдовство.

Наронда: Как звери на добычу накинулись четыре солдата на Учителя, повалили его и начали быстро защелкивать браслеты на его руках и ногах. Какое-то мгновение Семерка была парализована, не зная, как воспринять то, что творилось прямо перед ними, в шутку это, или всерьез. Мекайон и Земора быстрей остальных разобрались в серьезности зловещей ситуации. Они набросились на солдат как пара разъяренных львов, и повалили бы их, если бы не раздался спокойный и рассудительный голос Учителя.

МИРДАД: Пусть они поиграют своей силой, мой стремительный Мекайон. Пусть идут своим путем, добрый Земора. Эти цепи страшны Мирдаду не больше, чем Черная Бездна. Пусть Шамадам порадуется, подлатав свою власть с помощью князя Бетара. Эти заплатки разорвут их обоих.

Мекайон: Но не можем же мы стоять в стороне, когда нашего Учителя заковывают, как преступника?

МИРДАД: Не надо обо мне беспокоиться. Будьте в Мире. Они и с вами сделают то же самое однажды. Но повредят они не вам, а себе.

Князь: Так будет со всяким проходимцем и шарлатаном, который посмеет нарушить установленный порядок и закон.

Этот святой человек (указывая на Шамадама) — законный глава общины. Его слово должно быть законом для вас. Этот священный Ковчег, чьей щедростью вы наслаждаетесь, находится под моей защитой. Мой неусыпный взор охранит его судьбу, моя могучая рука распростерта над его крышей и землями, мой меч отсечет любую руку, которая попытается причинить ему вред. Пусть об этом знают все и остерегутся.

(Опять своим людям) Выведите этого негодяя. Его опасное учение едва не погубило Ковчег. Оно бы вскоре разрушило и наше княжество и всю землю, если не пресечь его вредное распространение. Пусть он теперь проповедует его мрачным стенам в подземной тюрьме Бетара. Да будет так.

Наронда: Солдаты вывели Учителя наружу. Князь и Шамадам последовали за ними гордые и веселые. Семерка замыкала эту зловещую процессию. Их глаза следили за Учителем, губы были искажены горем, сердца захлебывались от слез.

Шаг Учителя был твердым и уверенным. Голова высоко поднята.

Пройдя несколько шагов, он обернулся к нам и сказал,

МИРДАД: Будьте тверды, поверив Мирдаду. Я не оставлю вас, пока не построю свой Ковчег и не приму вас в свою команду.

Наронда: И долго еще эти слова звучали колоколом в наших ушах, смешиваясь с тяжелым звоном цепей.

XXIX. Шамадам тщетно пытается подчинить себе Спутников. Мирдад чудесным образом возвращается и дарит всем Спутникам, кроме Шамадама, Поцелуй Веры

Наронда: К нам пришла зима, белая, морозная, снежная. Горы, укутанные снегом, стояли безмолвно, и как бы не дыша. Только долины внизу пестрели поблекшими полями, да потоки воды, устремленные к морю, поблескивали серебром то там, то здесь.

Семерку окатывали попеременно волны то надежды, то отчаяния. Мекайон, Мекастер и Земора склонялись к надежде, что Учитель обязательно вернется, как и обещал. Беннон, Химбал и Абимар сомневались в его возвращении. Но все одинаково ощущали кошмарную опустошенность и раздражающую скованность.

Ковчег был холоден, мрачен и неприютен. На его стены опустилось морозное молчание, вопреки всем неутомимым попыткам Шамадама вернуть ему жизнь и тепло. С момента удаления Мирдада Шамадам все время пытался подкупить нас своей добротой. Он предлагал нам лучшую еду и вина. Но еда не насыщала, а вино не бодрило. Он сжигал все больше дров и угля, но огонь не давал тепла. Он был сама любезность и обходительность, но его любезность и обходительность все больше и больше отдаляли нас от него.

Долгое время он вообще не упоминал об Учителе. Наконец, он решил раскрыть свое сердце и сказал,

Шамадам: Если вы думаете, что я не люблю Мирдада, то ошибаетесь. Я, скорее, сочувствую ему от всего сердца.

Мирдад мог бы быть совсем не злым человеком. Но он опасный провидец, а его учение, которое он предложил нашему миру твердых фактов и трезвой практики, крайне ошибочно и непрактично. Он и те, кто за ним следует, идут к трагической развязке, которая случится при первом же их столкновении с грубой реальностью. Уж в этом я совершенно уверен. И я хотел бы уберечь моих спутников от подобной катастрофы.

Может язык у Мирдада и хорошо подвешен, но им владеет юношеское нетерпение, а сердце его слепо, упрямо и нечестиво. Тогда как мое сердце полно истинного страха Божия, а многолетний опыт придает вес и авторитет моим суждениям.