Тайна расстрелянного генерала - Александр Ржешевский

Она вернулась в свой мир — мыслями к Дмитрию Григорьевичу. Вой машины нисколько ей в этом не препятствовал, она подумала, что, если бы в первый раз не заставила его пойти до конца в любви, ничего бы сейчас не было. Но теперь они принадлежали друг другу. Неважно сколько — день или год. Даже одно мгновение соединяет людей навеки. Пусть он женат, не надо сейчас об этом думать. Все вышло! И она сама к этому привела. Без мужа, без дома, без семьи — она чувствовала себя невероятно счастливой.

29

За несколько дней до гибели командующий Западным особым округом был как никогда бодр и доволен собой.

Да, события на границе тревожили. Однако провокации немцев вызывали не больше озабоченности, чем обычно. В этом смысле суббота 21 июня выглядела даже спокойнее. Накануне, в пятницу, шесть германских самолетов нарушили границу. Произошло это в семнадцать часов сорок две минуты. Память работала отлично, и Павлов мог доложить товарищу Сталину обстановку в любой день и час. Во всяком случае, наркому донесли немедленно. Следом за первой группой самолетов пошла вторая, уже с подвешенными бомбами. Оторвись одна случайно — и война! Что же они? Наши нервы испытывают? Или свои? А может, это не испытание вовсе? Не могут ведь они не видеть, как трусливо мы сидим, затаившись? Какая-нибудь Греция, думал Павлов, давно расшумелась бы на весь мир от подобных провокаций. А мы глядим с простодушием идиотов. Они нам еще плевок в морду — утритесь! Утираемся, как будто ничего не происходит. А может, это с нашей стороны жертвы во имя великой цели? А она есть — эта великая цель?

Одни вопросы! Когда же будут ответы? Весь июнь приходилось наматывать нервы на кулак, испрашивать у Москвы разрешение на каждый вздох. А Москва пугается еще больше, чем граница, и запреты следуют один за другим.

Если солдату нельзя применить оружие в ответ на угрозу, кто он такой? Армия из грозной силы превращается в толпу. Вооруженную, но безвольную и неорганизованную. Тогда и генералы теряют способность командовать. Сам Дмитрий Григорьевич уже не тот лихой комбриг, который молотил немцев в Испании. Намолотил, а пришлось бежать. Налетами, даже лихими, не много сделаешь. Большая политика гораздо большее пространство, чем фронт. Дмитрий Григорьевич учился это понимать, утишал непримиримость и гнев, когда хотелось развернуть войска, ощетиниться орудиями, поднять в воздух эскадрильи. Показать характер, одним словом. Чтобы ни один прохвост, залетевший в наше небо, не ушел безнаказанным.

С другой стороны, Москва доверяет. А значит, надеется. Это главное. Тут промашки не должно быть. Еще накануне днем Павлов хотел лететь в Белосток, своими глазами глянуть на немецкую границу. Но Тимошенко не позволил. Вернул с аэродрома. Может, он и прав? До войны далеко. А вопросы товарища Сталина могут последовать в любую минуту.

Вернувшись к себе на квартиру, Павлов тотчас связался со штабом, чтобы узнать последние новости. Никаких провокаций со стороны немцев не замечено. С полным правом можно перевести дух.

Через час начнется спектакль, куда они с женой должны идти. Если не пойдут — новый повод для разговоров и паники. В Минском Доме офицеров давали "Свадьбу в Малиновке". Для Шурочки это любимое зрелище. Однако часы отсчитывали начало седьмого, а ее все не было.

В кухне на столе Дмитрий Григорьевич нашел записку, написанную круглым детским почерком, в котором он всегда узнавал руку жены: "Звонил Климовских". Дмитрий Григорьевич удивился, потому что с начальником штаба округа говорил перед своим уходом. Надо полагать, записка оставлена недавно. Что же могло случиться за это время? А еще важнее был вопрос: куда ушла жена?

Вероятно, Климовских напоминал насчет 3-й армии, которую они хотели привести в боевую готовность. Но армия прикрывала фланг Белостокского выступа, и Москва категорически запретила всякие передвижки.

Дважды звонил Болдин. Спрашивал разрешения позвонить в 10-ю. Как будто сам не мог решиться. Понятно, самолюбие. Так и не смирился с тем, что он, старший по возрасту и опыту, вынужден подчиняться. Против возраста не попрешь. Тут простая арифметика. А насчет опыта — шалишь! В Испании Болдин не воевал, немца живого, идущего со штыком наперевес, не видел. Так что завидовать чужим успехам нечего.

Раздевшись до майки, расхаживая по квартире в галифе и сапогах, Дмитрий Григорьевич успел чисто выбриться, вылил пригоршню одеколона на лицо и голову. Оглядел себя в зеркало: крепкие плечи, решительный взгляд. Что осталось от почерневшего, худющего комбрига, который воевал в Испании? Вон куда залетел! Подпер под потолок? Нет, до потолка далеко. Да и хватит, пожалуй. Тут бы удержаться. "А Наденька-то! Наденька!" — безо всякой связи мелькнула мысль. Как мило она подбадривала, шептала, уговаривала не волноваться. Будь ему столько лет, сколько ей, он бы, наверное, потерял голову.

Поначалу встреча с юной женщиной настолько ошеломила его, что он старался об этом не думать, как бы исключить из памяти. Точно жена могла угадать запретные мысли. Но потом, когда он услышал в телефонной трубке веселый, ласковый Надин голос и понял, что она не ищет ничего, кроме понимания и счастья, такая нежность подступила к сердцу!

Надев китель с геройской звездочкой и пятью орденами, Дмитрий Григорьевич совсем повеселел. Нет, никуда не делась страсть к наградам и выдвижениям. Да, наверное, нужна такая страсть человеку, как воздух, как селезенка и печень, перерабатывающие шлак и направляющие струю чистой горячей крови прямо к сердцу. Как там происходит, надо спросить у медиков. Но суть ясна. С тех пор как ему, молоденькому командиру, честь отдавали, вытягиваясь, караульные солдаты, небывалое гордое чувство скручивало его. Спина коробилась, выламывалась наоборот, словно крылья там вырастали. А грудь чугунела в ожидании наград. В армии как нигде рано пробуждается этот позыв к выдвижению. И молодой, неоперившийся птенец получает возможность подняться над остальными. Многие потом так птенцами и остаются, несмотря на громкие чины и ордена.

За этими размышлениями Дмитрий Григорьевич не заметил, как пролетело время. Примчалась жена. Милое лицо ее раскраснелось, помолодело. Она всегда выглядела моложавой, даже по сравнению с подругами. И Дмитрий Григорьевич этим втайне гордился.

Опоздание она объяснила заботами о дочери Аде, портнихой, задержками на транспорте. А Дмитрий Григорьевич и не спрашивал. До театра оставалось достаточно времени.

Окно было распахнуто. Субботний вечер выдался как на заказ — теплый и тихий. В иные минуты хотелось запеть. В одиночку Дмитрий Григорьевич пел иногда, когда бывал в добром и спокойном расположении духа. Именно такое настроение складывалось сейчас.

Однако, памятуя звонок Климовских, он перед театром заехал в штаб.

Новостей не было, и он еще раз проглядел уже известные сообщения. Командующий 3-й армией Кузнецов сообщал, что вдоль границы у дороги Августов — Сейни немцы сняли проволочные заграждения. В лесу в том направлении отчетливо слышен гул множества двигателей.

Разведка доносила, что к субботе двадцать первого июня немецкие войска сосредоточились на восточно-прусском, млавском, варшавском и демблинском направлениях. Он, Павлов, уже поставил Москву в известность, что основная часть германских войск находится в тридцатикилометровой пограничной полосе.

Не надо было читать документы, он и так помнил, что в районе южнее Сувалок установлена тяжелая и зенитная артиллерия. Там же сосредоточены тяжелые и средние танки. Разведкой обнаружено много самолетов.

Отмечено, что по берегу Западного Буга немцы ведут окопные работы. Это — на здоровье! Мы наступать не собираемся. А вот что на станцию Бяла-Подляска прибыло сорок эшелонов с переправочными средствами, это уже опасно… Плюс огромное количество боеприпасов. Это тоже разведка. Ну, боеприпасов у нас столько, что можно выжечь всю пограничную полосу.

Но переправочные средства, гул моторов, артиллерия… И меньшего опыта, чем тот, каким обладал командующий, хватило, чтобы понять: основные части немецких войск заняли исходные позиции для вторжения.

Решатся ли они на войну? Вот в чем вопрос. Не Франция все-таки. и не Польша. Хотя бы по размерам и населению. Конечно, подмочили репутацию на финской. Шесть месяцев не могли одолеть маленький кусочек территории. А Гитлер в три недели овладел Францией. И все же… Как бы себя поставить на их место и угадать?… Что тревожит? Южнее Сувалок появилась тяжелая артиллерия. Но там же прибавилось зениток. А это, как известно, оборона. Окопные работы ведут вдоль Западного Буга. Ясно, не для наступления зарываются в землю. Он, командующий, так и доложил в Москву. Знал: встретят с облегчением. Потом зачтется: сохранил, мол, ясную голову, не поддался паникерам. Кто роет окопы, тот хочет обороняться. А вот зачем в Бялу-Подляску прибыли эшелоны с понтонными парками, разборными мостами?