Третий источник - Дмитрий Кравцов

- Ты на серегиной жабе прикатил? - Спросил Толик, принюхиваясь к источаемому Толянычем амбре.

- Да.

- Ну, тогда проблем вообще никаких. Я сам ему опознаватель пробивал. Катайся спокойно, даже можно было в базу не вносить. - То есть он честно сказал, что можно было обойтись без жертвы чипами.

Однако Толик их все же взял, куркуль этакий, и Толяныч восхитился оборотистостью старого приятеля. А тот, видимо в целях компенсации, принес из дома бутылочку, где призывно желтел некий напиток. Можно было и не гадать - чип за сто, что самогонка.

Толяныч угадал:

- Давай-ка по маленькой за встречу. - Сказал Кулек, разливая в граненые стаканы. - На перепонках грецкого ореха. Свояк с юга прислал, здесь такой не достанешь.

- Что тут нового? - Спросил Толяныч, продышавшись - самогон оказался крепче камня. - Шара пошаливает?

- Не, мы тут облаву устроили, разбежались шаромыжники к едрене фене. Ну, постреляли некоторых. Так что у нас спокойно, можешь не сомневаться.

В смутные времена Реконструкции окрестности Москвы наводнил разный люд, по большей части беженцы, промышлявшие в том числе и налетами на поселки, не считая хищений с полей и грабежа грузовых фургонов. Такие неуправляемые банды получили название "шара", в смысле - халява. Местные при любой возможности старались прищемить им хвост, и порой происходили кровавые стычки.

- Ладно, Толь, пора мне. Надо жрачкой запастись, и все такое...

- Бывай. У Сереги автопилота нет, может не стоит тебе за руль сегодня-то. Жара идет.

- Посмотрим. - Буркнул Толяныч, уже спускаясь с крыльца.

Проверить действие договора удалось уже через пару часов, когда всей честной компанией поехали в Михнево за припасами. Постовой при въезде на трассу глянул на свой монитор и замахал жезлом. Пришлось остановиться. Толяныч уже приготовился расстаться еще с парой чипов, глядя, как шаркает разбитыми сапогами к нему старшина-гаишник лет этак под пятьдесят. Сейчас будет как по анекдоту: старшина такой-то, трое детей...

Толяныч опустил стекло:

- В чем дело, начальник?

- Вы ведь в Михнево? - Старшина поправил укороченный, давно устаревший и лишившийся воронения "Калаш" на плече.

- Ну да.

- Так я хотел попросить, чтоб сигарет мне прихватили.

- Не вопрос, старшина. Какие куришь?

- Да все едино. Счастливо доехать...

Еще несколько лет назад слово "евро" или пласт-карта привело бы бабушек на рынке в состояние ступора, а сегодня бойкая старушка возле мешка с семечками сразу же прохавала ситуацию и указала Толянычу на парня в лучших традициях: кепка, беломорина, сапоги гармошкой, все как положено. Даже перегар присутствует, но в этом Толяныч мог бы потягаться с кем угодно. Но самое главное, в руках парень с глупым - мол, и что с этой штукой делать? видом крутил банковский считыватель. Обмен состоялся практически по столичному курсу, эл-рубли, полученные от местного "Промокашки", Толяныч сбросил на свою личную карту.

Затоваривание продуктами тоже не заняло много времени, но прилично облегчило счет, особенно спиртное. Девчонки набрали целую сумку разной сладкой ерунды. "Заходите еще" - говорили продавщицы, когда компания покидала единственный михневский гастроном, сделав ему практически половину месячного плана.

Возвращались с ветерком, девчонки дули прямо из горла шампанское и махали в окна редким встречным машинам. Уже знакомый гаишник слегка обалдел от открывшейся картины: Светки, болтая в открытые окна ногами и уже окосев донельзя, стали зазывать его в машину, обещая неземные удовольствия. Особенно усердствовала Малышка, зараза такая...

- Может, ты тогда здесь останешься? Развлечешь старшину? - Спросил озлившийся вдруг Толяныч. Шампанского он не пил, отсюда, стало быть, и злость.

Она отказалась, искоса бросив на него откровенно плотоядный взгляд. Можно сказать, положила глаз, и скорее всего чипы, обилие которых Толяныч неосторожно продемонстрировал, сыграли явно не последнюю роль.

"Ни хрена у нее не выгорит!" - решил про себя он, зная малышкино любвеобилие и пролазность. Фантик же решил быть настороже и не допустить морального падения. Да и Ольга есть. Глянул - вон смеется, расплескав шампанское на руки...

- Весело живете, ребята. - Сказал гаишник, беря пачку CAMEL. В глазах его были зависть и оголтелый солнечный жар. - Полегче на поворотах.

Вечером жарили шашлык, топили баню, парились и все такое.

Толянычу все стало окончательно по барабану. Он отдыхал так, будто завтра ему по крайней мере предстоит отчалить на зимовку в Антарктиду. А может действительно ощущал что-то похожее? Может быть...

Оставалось только постараться соблюсти моногамию, хотя в угаре расслабления процесс грозил стать неуправляемым. Это было делом "соседа" блюсти нравственность, но Фантик неожиданно занял созерцательную позицию.

И все же напряженность нет-нет, да и напоминала о себе, прорываясь вновь и вновь, но он глушил ее водкой, Ольгой и вообще... Делал все возможное, пока белый свет не завертелся вокруг, сливаясь в жадную огромно-многоцветную спираль, словно смерч над побережьем.

Светки тоже пытались поочередно совратить его, особенно усердствовала Малышка, что и ожидалось с самого начала. Толяныч не уступал, хоть и не мог себе объяснить - почему. Он просто был пьян Ольгой и собственной разгульностью по самое дальше некуда. Фантикова заслуга в подобной моральной устойчивости была минимальна - "сосед" все более мускулисто наливался духовной составляющей, пока не переполнился под завязку.

***

Было уже около трех утра, когда Толяныч открыл глаза, пребывая в состоянии довольно среднего, как ему показалось, опьянения. Луна светила точнехонько в правый глаз, и он его лениво прижмурил.

За окном надрывались коты. Матрена шлялась в данный момент по своим кошачьим делам черт знает где. С ее появлением процентное соотношение котов на душу населения на окрестных участках, постепенно превращавшихся в этакий кошачий рай, повысилось раз в пятьдесят а может и больше. Рядом уютно посапывала Пичка (так теперь звали Ольгу) - что-то среднее между птичкой и пичугой. Прозвище явилось само собой, просто в самые ответственные моменты, когда другие склонны издавать всевозможные и по большей части нечленораздельные звуки, она напротив имела забавный обычай щебетать всякую забавную чушь про сиськи-письки.

Кстати сказать, это слово имело еще одно и довольно скабрезное значение в одном из братских славянских языков. Как-то Толяныч подрабатывал с югославскими рабочими на стройке, и как обычно бывает, сразу же выучил наиболее часто употребимые их словечки. А что чаще употребляют на стройке это же не вопрос, к тому же процесс заимствования всегда взаимообразный. Так вот, "Пичка" гремела по-над стройплощадкой залпами майского салюта, иногда снисходя до шершаво-нежного "Пичечка". Толяныч старался избегать мыслей о конкретно нецензурном значении, а если уж думал - то с уважительным восхищением, а то и с обожанием. И не мог не признать, что Ольга отдавалась ему и процессу самозабвенно.