Записки следователя - Иван Бодунов

Глава четвертая. ОГРАБЛЕНИЕ КОЖСИНДИКАТА

СРЕДИ БЕЛА ДНЯ

Если в деле Киврина Васильеву помогло умение сопоставить, казалось бы, далеко отстоящие друг от друга факты, умение найти недостающие доказательства, то в деле об ограблении Кожсиндиката от молодого следователя потребовались главным образом решительность и оперативность.

Большая Морская улица в Ленинграде, соединяющая Исаакиевскую площадь с Невским проспектом, была до революции улицей богатых домов, щеголевато обставленных контор. В 20-х годах она вновь обрела свой нарядный вид. Почти во всех домах были большие зеркальные окна. Дома стояли выкрашенные в темные цвета, тихие, солидные и молчаливые. При этой несколько торжественной тишине Большая Морская — центральная улица. Были на ней магазины, ходили по ней люди и ездили извозчики.

Недалеко от Невского в первом этаже красивого богатого дома помещалось в начале 20-х годов правление Кожевенного синдиката. Через окна прохожие видели склоненных над столами служащих, дубовые барьеры и комнату с прорубленным в стене окошечком, над которым висела небольшая стеклянная вывеска: «Касса». В этой кассе царил почтенный человек, с седой, аккуратно подстриженной бородой, медлительный и торжественный главный кассир Уваров. Он был точно финансовый бог. Он двигался медленно и говорил мало. Был при нем младший кассир Павлов. Этот выдавал деньги, получал расписки и вообще ведал земными делами, а Уваров хранил ключи от сейфов и решал важные, крупные, принципиальные вопросы.

В то время учреждения не сдавали ежедневно деньги в банк. Кожсиндикат был очень богатым учреждением, и в огромных его сейфах всегда хранились большие суммы. По ночам перед окнами ходил вооруженный сторож. Ну, а днем, конечно, никакой специальной охраны не было. И в самом Кожсиндикате работало без малого сорок человек сотрудников, да и на оживленной улице всегда было много народу. Днем Кожсиндикат ограбить было невозможно.

И все-таки ограбили его во второй половине дня.

Однажды три извозчика одновременно подъехали к Кожсиндикату. Семь седоков сошли с пролеток, кучера остались сидеть на козлах. Неожиданно под самыми окнами Кожсиндиката взорвалась граната, брошенная одним из тех, кто только что спокойно сошел с пролетки. Большие зеркальные окна со звоном вылетели. Прохожие разбежались в разные стороны. Семеро вбежали в контору. У каждого были наганы в обеих руках. Поднялась пальба. Маленький худощавый человек вскочил на стол и приказал всем ложиться на пол. Он стрелял в потолок. Стреляли и шестеро остальных. Взрыв и пальба среди белого дня в центре Петрограда так ошеломили сотрудников, что все сорок человек беспрекословно легли. Маленький худощавый стрелял, ругался и скрипел зубами. То, что он скрипел зубами, запомнили все. Двое быстро отобрали у Уварова ключи от сейфов. Они дважды выпалили из нагана под самым ухом главного кассира, и с главного кассира слетело все его величие. Он не только беспрекословно отдал ключи, но и объяснил дрожащими губами, какой ключ от какого сейфа. Старика нельзя было особенно винить, тут и похрабрее человек испугался бы. Маленький худощавый стоял на столе, палил время от времени не целясь, и каждому из лежащих на полу сотрудников казалось, что именно эта пуля обязательно попадет прямо в него.

Двое быстро открыли сейфы и, достав мешки, стали выгребать целые кучи червонцев. На три мешка хватило богатств Кожсиндиката. Двое выбежали с мешками на улицу и сели в пролетки, за ними выскочили четверо. Последним выбежал маленький худощавый, тот, который так страшно скрипел зубами. Сотрудники, немного придя в себя, стали было приподниматься, но снова грохнул взрыв. Это взорвалась на улице подокнами вторая граната. Снова разбежались прохожие, а извозчики уже доехали до угла Гороховой и разъехались в разные стороны. Пока опомнились сотрудники Кожсиндиката, пока прибежал милиционер с угла Невского, пока стали разбираться, что, собственно, произошло, извозчиков уже и след простыл.

Здание Главного штаба, где помещался угрозыск, находилось очень близко от Большой Морской, и Васильев примчался почти сразу после того, как исчезли извозчики. Он застал насмерть перепуганных сотрудников, главного кассира, у которого еще тряслись руки и прыгали губы. Как часто бывает в таких случаях, паника была настолько велика, что все по-разному рассказывали о грабеже. Одни говорили, что грабителей было семь, другие насчитали пятнадцать. Может быть, со страху у них двоилось в глазах. Даже насчет масти лошадей были большие разногласия. Видели и гнедую, и черную, и серую в яблоках, и белую. Невозможно было понять, как это три лошади могут быть четырех мастей.

Долго допрашивал Васильев сотрудников Кожсиндиката и просто замучился, стараясь добиться от них точных ответов.

— Сколько было людей?

— Человек десять.

— А может быть, пятнадцать?

— Может быть, и пятнадцать.

— А может быть, пять?

— Точно не скажу, но, может быть, и пять.

Ну что тут будешь делать! Ясно, что перепугались все прямо до смерти и от страха потеряли способность наблюдать и соображать. Единственно, на чем все сходились твердо,— это на том, что маленький худощавый человек, стоявший на столе, ужасно скрипел зубами.

Васильев дал всем сотрудникам свой телефон, чтобы сразу звонили, если встретят кого-нибудь из участников ограбления. Впрочем, надежд на это особенных не было. По-видимому, все так перепугались, что.вряд ли точно запомнили наружность грабителей. Только один человек сохранил хладнокровие. Это был младший кассир Павлов. Он утверждал, что грабителей было семеро.

— А может быть, восемь? — спрашивал Васильев.

— Нет,— твердо говорил Павлов,— я считал, семеро.

Он довольно точно описывал наружность и одежду каждого. Сбить его было невозможно. Он, видно, единственный, кто не растерялся в момент ограбления. Сопротивляться он не мог, его сразу бы пристрелили, но, по крайней мере, спокойно запомнил все подробности.

«Если кто и сможет опознать при встрече,— подумал Васильев,— так разве только Павлов. Мало, конечно, надежды на встречу, но чем черт не шутит»,

И ВСЕ-ТАКИ ВСТРЕТИЛИСЬ!

В сущности говоря, данные для начала розыска были очень смутные. Васильев решил проверить всех извозчиков. Результат этой проверки был сомнителен: извозчик уезжает рано утрем, а приезжает поздно вечером. Где он ездил, кого он возил, как докажешь? Все-таки это был единственный путь, суливший хоть какую-нибудь надежду.

То есть, конечно, могла быть случайность. Мог, например, кто-нибудь из грабителей начать крупно играть в каком-нибудь из игорных клубов, начать кутить и швырять деньгами. За клубами и ресторанами установили усиленное наблюдение. Было задержано несколько растратчиков, бестолково швырявших деньгами, но совершенно очевидно, что никто из них к ограблению Кожсиндиката отношения не имел. По вечерам и даже по ночам ездил Васильев по извозчичьим биржам, утром невыспавшийся приходил на работу и целые дни снова и снова сличал показания, которые знал уже почти наизусть. Снова и снова без всякой надежды листал протоколы допросов, все думал, может, что-нибудь пропустил, может быть, в непроглядной тьме сверкнет хоть какое-нибудь светлое пятнышко.

Почти каждый день вызывали Васильева к начальству. Почти каждый день должен был он разводить руками и пожимать плечами, объясняя, что новостей нет никаких. Прошел месяц, прошел второй, почти все извозчики Петрограда были опрошены, и ни один не вызывал подозрений. Надежда найти преступников становилась все менее вероятной. Начальство сначала просто спрашивало, потом стало сердиться, требовало большей энергии, большей оперативности, и Васильев соглашался, что энергии нужно больше. Он не знал только одного: к чему ее приложить, эту энергию:

Обычно около часа дня у него в кабинете раздавался телефонный звонок, и начальник угрозыска сухо и коротко говорил: «Зайдите ко мне».

Ничего не поделаешь, надо идти и снова слушать упреки, на которые нечего отвечать, снова стоять перед столом начальника с виноватым видом, хоть ты и знаешь, что не виноват ни в чем и делаешь все возможное. Все-таки факт остается фактом. Среди белого дня в центре большого города Петрограда, в большом учреждении, находящемся на людной улице, ограблена касса, унесено три мешка, без малого сто тысяч рублей, прошло уже два месяца, а грабители не найдены и деньги не возвращены.

Однажды, на третий месяц после ограбления, без десяти минут час зазвенел телефонный звонок. Догадываясь, что это опять вызывают к начальнику, Васильев вздохнул и с неохотой взял телефонную трубку. Нет, звонило не начальство. Васильев сначала вообще не понял, кто звонит. Очень тихий, взволнованный голос пробормотал что-то.