Черный археолог - Александр Быченин

– Пассажирский сектор готовность один, – переключился я на командный канал.

– Принял, – донесся до меня голос дежурного пилота. – Обратный отсчет пошел. До старта пять минут.

Я облегченно выдохнул и закинул руки на затылок, удобно развалившись в кресле. Кто бы что ни говорил, а первый день на любой новой работе самый трудный. И пусть формально он был вчера, но в настоящем деле я побывал только сейчас. И худо-бедно, но справился, с чем себя и поздравляю.

Из приглушенных динамиков доносился размеренный бубнеж главного корабельного «мозга», сначала с интервалом в полминуты, потом в десять секунд, наконец послышалось долгожданное: «…Три, два, один, старт!», и стены вокруг меня едва заметно дернулись – громада корабля приподнялась над посадочным комплексом на антиграве и сейчас медленно выруливала к стартовому коридору. Ничего нового, хоть еще и не приелось. Как всегда в такие мгновения, я почти что слился с фрегатом – говорят, у опытных пилотов это чувство вырабатывается долгие годы, в десятках и сотнях яростных атак, но у меня это получилось само по себе и сразу. Я грешил на уроки полковника Чена, но точно не был уверен. Может, воображение у меня слишком богатое. Тем не менее в момент старта я остро ощущал корабль огромным живым существом. Чувствовал, как по его сосудам-энерговодам циркулировала «кровь», как раскалялись отражатели фотонных двигателей опорной тяги, как пробегали нервные импульсы команд с пульта в рубке к двигателям и подруливающим дюзам, и такой неповоротливый на вид левиафан превращался в изящную и послушную игрушку.

Я расслабился и закрыл глаза. Пред внутренним взором возникла неоднократно виденная со стороны картина, изменяющаяся в режиме реального времени.

Вот корабль застывает в хрупком равновесии, накапливая силы, и вдруг сопла выплевывают ослепительные огненные струи, легко подбрасывающие миллионы тонн металла, пластика и керамики, пронизанные энергетическими потоками, в темные небеса не самого приветливого мира. Ускорение прижимает хрупкие комки плоти к компенсационным лежанкам – оно столь высоко, что гравикомпенсаторы не в состоянии сгладить ударную нагрузку, и людям остается только терпеть. Ревущая махина все дальше уносится от поверхности планеты, с каждой секундой разгоняясь, и вот наконец красавец-фрегат вырывается из объятий гравитационного поля, оказывается на геостационарной орбите и начинает маневрировать, ложась на оптимальную траекторию выхода из лабиринта звездной системы. Нагрузка на гравикомпенсаторы падает, и на корабле появляются привычные верх и низ. Тяжесть, сковывавшая тела, исчезает – можно облегченно выдохнуть и выбраться из тесного кокона, выпутавшись из ремней. Правда, относится это только к членам команды – пассажирам еще рано выходить из кают, протокол безопасности продолжает действовать. Их время придет чуть позже, когда судно ляжет на курс и уйдет в новый разгон.

Все, пожалуй. Вырвались. Теперь примерно час орбитальных маневров, потом еще три до Гемини-2, и снова придется впрягаться в работу – на орбитальной перевалочной станции нам предстояло принять еще около сотни пассажиров. Радовал тот факт, что горячие парни типа Хасана или «сынка» отсеивались еще при посадке в челнок, так что инцидентов с применением силы больше не предвиделось. Что не отменяло различного рода административных накладок. Ох, чует мое сердце, день еще не кончился!..

Система 37-й Близнецов (Гемини-Прайм), планета

Гемини-3, космопорт Амьен, 9 мая 2541 года, вечер

– Координатору по работе с пассажирами срочно явиться в капитанские апартаменты! – ожил на запястье инфор, и я, уже не знаю в который раз за этот безумный день, тяжко вздохнул.

Час назад мы отстыковались от станции «Орбита-8», висевшей на геостационаре почти над самым центром северного, наиболее населенного континента Гемини-2. Предчувствия меня не обманули – среди вновь прибывших пассажиров скандалистов не оказалось. Двое пьяненьких парней без возражений протопали в свою каюту, деликатно поддерживаемые с двух сторон стюардами, и покладисто развалились на лежанках, почти сразу же огласив ее дружным храпом. Отпрыски одного многодетного семейства минут десять не могли угомониться – решали, кому в каком номере разместиться. Но с этими по-тихому разобрался Этьен: что-то шепнул шустрой девчушке, упорно не желавшей делить одну комнату со старшим братом, угостил двоих самых младших леденцами, облобызал руку их матери, и – вуаля! – все довольны. При виде такой идиллии я совсем было расслабился, а зря – проблемы, как всегда, навалились позже. Как в известной поговорке – мелкие, но много. И вот спустя шестьдесят минут и энное количество утраченных нервных клеток я вознамерился наконец запереться в кабинете, а еще лучше в каюте, и заказать на камбузе кофе, да не тут-то было! Вот что от меня Виньерону понадобилось?

Мысленно чертыхаясь, я влез в кабину лифта и раздраженно потыкал по сенсорной панели, выбирая пункт назначения. Магнитный привод уже привычно загудел, и скоростная капсула унеслась почти к самой «спине» корабля, ближе к обрубленному носу – капитанские апартаменты занимали целую палубу в жилом секторе. По идее, Пьер должен был обитать в самой труднодоступной части судна, где-то в геометрическом центре, где располагалась ходовая рубка, совмещенная с командным постом. Но владелец раритетного фрегата был оригинален во всем – приспособил под собственное жилье помещения, рассчитанные на обслугу курсовых лазеров. А это ни много ни мало десяток просторных кубриков. Все эти сведения раскопал третьего дня Попрыгунчик, еще до того, как анимешка Юми пресекла его подрывную деятельность во вверенной ей локальной сети, а я изучил на досуге. Где-то через пару минут я вывалился из кабинки в ничем не примечательный короткий коридорчик, облицованный вездесущим серым пластиком. В торце его красовалась мощная двустворчатая дверь, послушно разъехавшаяся в стороны при моем появлении. Пожав плечами, я шагнул в своеобразную прихожую – продолжение коридора, но отделанное с неприкрытым шиком. Панели из натурального дерева сменялись флуоресцентными пластинами, создававшими интимный полумрак, под ногами шуршал роскошнейший ковер с длинным ворсом – ноги тонули в нем чуть ли не по щиколотку. Но больше всего меня поразили открывшиеся по правой стороне залы – по-другому и не скажешь. Переборки, некогда разделявшие кубрики, были убраны, остались лишь несущие опоры, теперь оформленные в виде янтарных колонн. Повсюду стояли стеллажи и прозрачные шкафы, забитые всевозможным хламом – от статуэток непонятных очертаний до ничем не примечательных булыжников. Какие-то экспонаты походили на фрагменты механизмов, в каких-то можно было с некоторым трудом распознать части скелетов, а на капитальных стенах и подпорках красовались голограммы, по большей части изображавшие совсем уж невообразимые вещи. На одной из «картин» я опознал старый ударный крейсер Тау, да и то лишь по характерным обводам – древности корабль был неимоверной, сейчас у наших партнеров по Триумвирату такой рухляди в составе флота нет, это я точно знаю. Не переставая, что называется, торговать… э-э-э… лицом, я наконец добрался до нормальной – относительно – двери. Она, против ожидания, не распахнулась, лишь на панели управления вопросительно мигнул красный светодиод. Прижав указательный палец к сканеру, я вежливо осведомился: