Жена башмачника - Адриана Трижиани

Чиро и Луиджи стояли, облокотившись на перила и подставив лица свежему ветерку, пока паром скользил по Гудзону к острову Эллис, оставляя за кормой полосу белой пены на серой глади. Чиро радовался, что он не один. На берегу виднелась длинная серая змея – очередь из иммигрантов, выстроившихся к одному из огромных зданий, что целиком заполнили маленький остров. Статуя Свободы маячила над ними, подобно учительнице, собравшей вокруг себя первоклассников.

Внезапно паром резко ударился о сваи дока и накренился. Чиро вцепился в перила, чтобы не упасть, и забросил мешок на плечи. Следуя указателям с красными стрелками, Чиро и Луиджи прошли в центральный зал главного здания. По пути их мотали туда-сюда волны ничем не сдерживаемой толпы. Казалось, людей не волнует, что их сопровождают дети и престарелые родители, что кто-то из членов семьи потеряется в этой давке.

Стоявшая у двери охранница, грубая коренастая женщина в серой униформе, с длинной светлой косой, взглянула на их документы. Чиро вручил ей запечатанный конверт от сестры Эрколины. Она разорвала конверт, просмотрела письмо и прикрепила его на свою дощечку с зажимом.

– Ты, – охранница указала на Луиджи, – сюда. (Луиджи отправился туда, куда указывал ее палец, и встал в очередь.) А ты, – она показала на Чиро, – сюда.

Чиро встал в соседнюю очередь. Очереди были длинными и не двигались.

– Добро пожаловать в Америку, – сказал Луиджи, когда они окинули взглядом сотни человек, выстроившихся друг за другом. – Если все так пойдет, я не увижу Минго-Джанкшен до следующей недели!

В воздухе стоял оглушительный гомон, эхом отражавшийся от стен огромного зала. Чиро был в восторге от здания, этого архитектурного чуда. Ни один собор не мог сравниться с ним по размеру, по высоте сводчатых перекрытий. Стрельчатые окна были так близко к солнцу, они наполняли атриум ярким естественным светом. Чиро смотрел вверх на окна и гадал, как же их мыть. Под ногами блестел терракотовый кирпич. Его золотистый цвет напомнил Чиро монастырский пол, который он натирал еще мальчишкой. Чиро наблюдал за сотнями людей, стоящих друг другу в затылок в двенадцати длинных очередях, разделенных железными решетками высотой до пояса. Здесь были венгры, русские, французы и греки. Все терпеливо ждали, стараясь вести себя как можно тише. Вокруг были сложены сумки, как мешки с песком во время наводнения.

Больше всего было итальянцев – возможно, он просто специально выискивал их в толпе. Чиро спрашивал себя, остался ли в Южной Италии хоть один человек? Они чуть ли не все до единого собрались под этой грандиозной крышей – калабрийцы, сицилийцы, барийцы, неаполитанцы, стар и млад, даже новорожденные. Там, где очереди кончались, он увидел, как люди в белом осматривают одного иммигранта за другим, простукивают им спины, заглядывают в рот, щупают шеи. Какая-то крестьянка зарыдала, когда сестра милосердия взяла у нее младенца, завернутого в тряпицу. Владевший итальянским офицер быстро пришел женщине на помощь, разрешив ей выйти из очереди, чтобы сопровождать ребенка.

– Там дальше есть детская, – объясняла она соседям, вытирая лицо косынкой. – Всех младенцев относят туда. Им дают молоко.

В ожидании обследования Чиро снял пальто и размотал шарф. Очередь медленно продвигалась. Он оглянулся на Луиджи, который почти стоял на месте. Медсестра пригласила Чиро пройти.

– Рост? – спросила она по-итальянски.

– Метр восемьдесят пять, – ответил Чиро.

– Вес?

– Восемьдесят шесть килограммов, – ответил он.

– Рубцы, шрамы?

– Нет.

– Коклюш?

– Нет.

– Дизентерия?

– Нет.

Медсестра перечисляла болезни из своего списка, и Чиро понял, что в жизни ни разу ничем не болел. Все благодаря сестре Терезе и ее яичному крему и пасте из каштанов.

Сестра перелистнула страницу в своей папке:

– Зубы?

– Пока свои.

Сестра улыбнулась. Чиро широко улыбнулся в ответ.

– Прекрасные зубы, – отметила она.

Доктор прослушал сердце Чиро с помощью стетоскопа, попросив Чиро сдвинуть кисет с деньгами, чтобы не мешал. Потом велел сделать глубокий вдох и прослушал спину. Осмотрел глаза, посветив в них, ощупал шею.

– Пропустите его, – сказал он по-английски.

Чиро прошел сквозь металлические ворота в следующую очередь. Он услышал, как офицер задает иммигрантам простые вопросы: «Откуда вы? Сколько будет шесть плюс шесть? Где встает солнце? Где оно садится?» Некоторых людей трясло от страха – они боялись ответить неправильно. Чиро понял, что сохранять спокойствие – это полдела в борьбе за документы. Он сделал глубокий вдох.

Офицер просмотрел бумаги, затем поднял взгляд на Чиро и пропустил его в следующий отсек. Чиро начал потеть – плохой знак. Он помахал Луиджи, который пока продвинулся всего на несколько шагов от того места, где встал в очередь. Перед ним было не меньше двадцати человек, ожидавших медицинского осмотра. Луиджи помахал в ответ.

Что, если дон Грегорио разгадал план монахинь и связался с иммиграционной службой США? Внезапно Чиро снова почувствовал себя мальчиком-сиротой, кем он, собственно, и являлся. Ему неоткуда было ждать помощи, некуда было обратиться. Если его снова накажут, не пустив на американскую землю, никто не узнает, куда его отправят. И Эдуардо никогда не найдет его.

На пароходе им советовали ни за что не покидать очередь и привлекать к себе как можно меньше внимания. Не вступать в споры. Не толкаться. Не поднимать головы, не повышать голос. Соглашаться на все условия, приспосабливаться к требованиям. Цель была одна – пройти досмотр без происшествий и как можно быстрее вернуться на Манхэттен. У иммиграционных властей может найтись тысяча причин завернуть вас – от приступа сухого кашля до подозрительного ответа на вопрос о вашем месте назначения. И не надо собственноручно облегчать работу бессердечному агенту в сером пальто, чтобы тот смог тут же отправить вас назад в Италию.

Сердце Чиро бешено забилось: офицер иммиграционной службы вернулся с коллегой, который хотел с ним поговорить.

– Синьор Ладзари? – сказал второй офицер на чистейшем итальянском.

– Да, сэр.

– Andiamo[41], – произнес тот строго.

Офицер отвел Чиро в маленькую комнату со столом и двумя стульями. На стене без окон висел плакат с изображением американского флага. Офицер указал Чиро на стул. Он говорил на отличном итальянском, хотя Чиро видел, что на его кителе бирка с американской фамилией.

– Синьор Ладзари, – повторил офицер.

– Синьор Андерсен, – кивнул Чиро. – Что я сделал? – спросил он, не поднимая взгляда от своих рук.

– Я не знаю. А что ты сделал?

– Ничего, сэр, – ответил Чиро. Затем, заметив, что офицер тоже смотрит на его серые от угля руки, быстро добавил: – На пути сюда я работал в угольной яме парохода «Вирджиния».

Синьор Андерсон вытащил из папки письмо сестры Эрколины. Он читал, а Чиро все сильнее охватывала паника.

– Итак, ты знаешь монахинь из монастыря Сан-Никола, – сказал офицер.

Бедные сестры пытались сделать для Чиро что-то хорошее, но вместо этого, похоже, привлекли внимание этого волка в серой форме.

– Я вырос под их опекой.

– Здешняя епархия получила телеграмму. Ты в нашем списке.

Чиро сглотнул. Телеграмма от дона Грегорио. Долгое путешествие, работа у топки в адской жаре – все зря! Чиро выдернули из толпы и депортируют. И он все-таки окажется в исправительном лагере.

– Куда меня отправят? – тихо спросил он.

– Куда отправят? Ты же только что приехал! В телеграмме епископу монахини дали тебе превосходную характеристику. Поэтому есть распоряжение пропустить тебя без проволочек. – Синьор Андерсон что-то записал в папке.

В это чудесное мгновение Чиро понял, что синьор Андерсон не враг, что он вовсе не собирался отсылать его назад в Италию, в исправительную колонию.

– Спасибо, синьор! – выдохнул Чиро.

– Ты должен сменить фамилию. – Андерсон протянул Чиро список: – Выбирай!

Браун

Миллер

Джонс

Смит

Коллинз

Блейк

Льюис

– Выбери «Льюис». Начинается на «Л», как и твоя.

Чиро просмотрел фамилии и вернул список мистеру Андерсону:

– Вы отошлете меня обратно, если я не сменю имя?

– Здесь не смогут выговорить твое, малыш.

– Сэр, раз они говорят «спагетти», то смогут произнести и «Ладзари».

Синьор Андерсон изо всех сил старался не рассмеяться.

– Меня прежде звали Скольяферрантелла, – сказал он. – Выбора не было.

– Из какой провинции вы родом, синьор? – спросил Чиро.

– Из Рима.

– Мой брат Эдуардо только что поступил в римскую семинарию Сан-Агостино. Он собирается стать священником. Так что, если я откажусь от своей фамилии, она умрет. Мы с братом одни в целом мире. Я не хочу, чтобы имя Ладзари исчезло.

Синьор Андерсон откинулся на стуле. Поправил очки на своем выдающемся носу. Приподняв густые брови, спросил: