Чудовищная правда - К. А. Найт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Брат, не делай этого. Ты нужен нашему народу, ты нужен мне.
— Нет, — говорит он, отворачиваясь. — Я никогда не был нужен тебе, но ты был нужен мне. Ты был единственной моей семьей. Я так сильно на тебя надеялся и доверял тебе все. Я бы все отдал за тебя. Теперь ты стал чужаком. Ты сделаешь нас слабыми и уничтожишь, но, по крайней мере, ты не единственный монстр, скрывающий секреты и людей. — Он бросает мне скомканную записку, и уходит от меня и нашего братства, словно это от пустяка скрываясь во тьме. От боли я потираю грудь, даже когда хватаю записку, любопытствую, о чем говорит брат.
Возможно, я только что потерял своего лучшего друга, брата из-за Талии, и все же я не жалею об этом, особенно когда читаю записку.
Катон, мой друг.
Мы можем встретиться? У меня человек, который ищет свою подругу, и я думаю, что она у тебя. Талия?
Акуджи.
Акуджи нашел Арию. Я едва не теряю чувств от облегчения, радуясь, что подруга Талии жива и здорова. Талия так волновалась, так что, по крайней мере, на одну заботу меньше, но Акуджи хочет встретиться. Это может означать что угодно. Они могут забрать Талию. Я колеблюсь, но знаю, что делать.
Я не стану лгать Талии, не стану больше причинять боль и рисковать своим племенем, поэтому, когда нахожу гонца, и говорю ему, что со встречей можно подождать до завтрашнего вечера, так как уже почти утро, но на самом деле я хочу, чтобы Талия оставалась при мне.
По крайней мере, пока.
ГЛАВА 17
ТАЛИЯ
— Нет, у меня никогда не вырастут рога. — Я хихикаю. Мальчишка, сидящий рядом серьезно кивает, и я оглядываю детвору. Дети разных возрастов, с глазами от полностью черных до ярко-оранжевых, с короткими и полностью выросшими хвостами и рожками. Они чертовски милые. После того как Катон ушел, детишки загнали меня в угол на сцене и начали засыпать вопросами. Женщина, представившаяся Нойей, сказала им, чтобы они хотя бы позволили мне сесть, если уж собираются меня расспрашивать, так что теперь я следую за толпой детей и несколькими взрослыми монстрами обратно в спальный район.
— А хвост? — шепчет один из них.
— Нет. — Я ухмыляюсь. — Мне нравятся твои глаза. Почему они оранжевые? — решившись, спрашиваю я.
— Мама говорит, что мы рождаемся с оранжевыми глазами, смесь красного и черного, а когда мы становимся старше, они становятся полностью черными. — Он пожимает плечами, и я понимающе киваю.
Это немного похоже на некоторых кошачьих животных.
Вернувшись в спальную комнату, я отвечаю на несколько вопросов малышки, которая, похоже, говорит больше всех. Остальные выглядят застенчивыми или напуганными, что меня огорчает.
Позволив малышу подвести меня к куче мехов, я сажусь, скрестив ноги, когда малыш подползает ко мне с книгой в руках.
— Ты почитаешь нам? — спрашивает он, глядя на меня своими большими оранжевыми глазами. Над губой у него торчат крошечные клыки, а на голове растут очаровательные маленькие черные рожки. Сглотнув, я чувствую укол в груди, наблюдая за ним. — Пожалуйста, человечек Талия?
— Пожалуйста? — раздается эхо от детей, когда они смотрят на меня.
Я поднимаю взгляд на Нойю, которая лишь ухмыляется и кивает, а затем вижу, как в зал заходят несколько настороженных взрослых.
— Конечно. Как тебя зовут? — спрашиваю, беря книгу, и смотрю на сказку, которую он выбрал. Эту сказку мне читала мама, когда я была маленькой.
— Гроф. — Мальчишка ухмыляется, устраиваясь поближе, и остальные дети тоже расслабляются на одеялах.
— Очень сильное имя. — Я ухмыляюсь. — Если хочешь, можешь звать меня просто Талия, — шепчу я, словно это секрет, и мальчик хихикает.
— Люди забавные. Мама говорила, что они страшные.
— Некоторые — да, — тихо отвечаю ему. — Некоторые очень плохие. Твоя мама умная, — сокрушенно говорю я, после чего беру в руки книгу. — Ладно, время читать.
Когда начинаю читать историю с драматическим голосом, как это делала моя мама, приглушая его для плохих парней и делая его звонким и высоким для фей, то замечаю, что все больше и больше монстров проникают в комнату, пока вся комната не заполняется. Все взгляды устремлены на меня, пока читаю. Я безумно краснею, но продолжаю, пока дети смеются и подбадривают меня. Я даже разыгрываю некоторые фрагменты, заставляя их кричать и хихикать.
Их смех отдается в моем сердце и раскалывает его еще больше.
В конце концов, я никогда не услышу как смеются мои дети.
Мой голос дрожит, когда продолжаю читать, но печаль вскоре исчезает, когда погружаюсь в историю, почти захлебываясь от восторга, когда все детишки сгрудились ближе, забыв о своем недоверии ко мне. Мы как будто сближаемся, и я бы прочитала сотню книг, если бы это помогло.
Раздается шум, и я приподнимаю голову, вижу Катона в дверном проеме с приоткрытым ртом от удивления, когда он оглядывает комнату. Я мягко улыбаюсь ему, а затем опускаю голову и начинаю читать, когда Гроф подталкивает меня хвостом.
— И жили они долго и счастливо. Конец, — заканчиваю я спустя некоторое время. Тихонько закрываю книгу и кладу ее на пол, оглядываясь по сторонам, видя, что несколько детей заснули, но не Гроф. Он с любопытством наблюдает за мной, и не успеваю я отреагировать, как он забирается ко мне на колени. Вцепившись ручками в мою рубашку, его хвост лежит на моей ноге и смотрит на меня. Я слышу чье-то рычание, но не двигаюсь с места, глядя на маленького мальчика, который доверяет мне и преодолевает пропасть, о которой он даже не подозревал. Это доказывает, что если нас не воспитывать в ненависти, то ее и не будет, независимо от наших различий.
— Мама говорила, что люди страшные, но ты не такая. Ты добрая. Ты ведь не причинишь вреда моей семье, как другие плохие люди? — спрашивает с наивным пониманием ребенок, которое, кажется, есть только у детей.
— Никогда, — твердо обещаю. — Я никогда не причиню вреда ни им, ни тебе. Я скорее умру, чем сделаю это. — В этот момент я понимаю, что это правда.
Гроф торжественно кивает, а затем лучезарно улыбается.
— Я тоже так думал. У тебя есть дети? — спрашивает ребенок, зевая.
Мое сердце замирает, а в животе образуется тяжесть.
— Нет. — Мой голос дрожит.
