Он. Она. Другая (СИ) - Лия Султан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Таир, иди спать, — прохожу мимо него к столешнице.
— А ты почему не спишь? — угрюмо спросил он мне в спину.
— Выспалась уже, — наливаю стаканы воды, поворачиваюсь к нему и едва не роняю его на пол. Таир сидит, выпрямившись, и буравит меня холодным взглядом. Таким холодным, что мороз по коже бежит, с а сердце покрывается корочкой льда. Да-да, то самое хрустальное сердце, которое я когда-то принесла ему в ладонях, бережно отдала, а он поиграл с ним и бросил на землю. Оно упало к его ногам и вдребезги разбилось и рассыпалось на тысячи осколков. Но он и тогда меня не пожалел, а прошелся по ним, раскрошив все напрочь.
— Почему так смотришь? — не прерывая зрительного контакта, делаю большой глоток. Вода стекает по подбородку, тонкая струйка бежит по шее и попадает под футболку. Вытираю кожу внутренней стороной ладони.
— Садись, поговорим, — велит он и указывает взглядом на стул напротив.
— Ты в состоянии говорить? — заламываю бровь.
— Я выпил не так много, как ты думаешь, — он резко встает, подходит к двери и закрывает ее. Видимо, чтобы нас не услышали мама с папой.
Я все-таки сажусь за стол и скрещиваю руки на груди. Закрываюсь от него. Он возвращается на свое место. Я почему-то вспоминаю первые дни в новой семье, ранние подъемы, сборы мужа на работу и в командировку. Перед глазами сцена, как я тянусь к нему на цыпочках, чтобы поцеловать, а он выходит во двор и садится в машину. Я же вспоминаю, что у меня в духовке свежие булочки для него. Залетаю на кухню, хватаю полотенце, вытаскиваю противень и перекладываю пышную сдобу в контейнер. А потом бегу на улицу в одних тапках и без верхней одежды. На дворе поздняя осень, пар изо рта густой. Таир, увидев меня выходит из машины и смотрит, как на дурочку. А я ему протягиваю контейнер и говорю, что забыла передать. Пусть с чаем в обед попьет. Что он тогда сделал? Расплылся в улыбке, обнял и поцеловал в лоб. Я потом целый день летала, а свекровь надо мной посмеивалась. В лоб поцеловал. Господи! Лоб — это не губы.
— Почему смеешься? — слышу тихий вопрос от Таира. Видимо, предавшись воспоминаниям, я наяву улыбнулась.
— Вспомнила нашу жизнь в первый месяц после женитьбы. Когда я была безумно влюбленной в тебя дурочкой.
— Ты никогда не была дурочкой, — черные брови ползут к переносице.
— Нет? А как еще назвать девушку, которая влюбилась в мужчину старше, а он ее никогда не любил, а женился, потому что “так было нужно”, чтобы мама с папой, наконец, отстали. Ну что, Таир, стало тебе после этого легче.
— Ты все слышала?
— Я слышала достаточно. Зачем ты вообще на мне женился? Знаешь, как говорят: “Мы в ответе за тех, кого приручили?” Я была собачкой. которая по первому твоему зову бежала к твоей ноге.
Медлит. Наверное, слова подбирает. Интересно, о чем он думает? Что у него на душе? Делится ли он своими мыслями и чувствами с другой, раз уж со мной никогда не делился?
— Сабина, прости меня. С самого первого дня до последнего. Прости.
Мой подбородок дрожит, кутаюсь в кофточку и не могу согреться. Держусь, чтоб не заплакать.
— Как же легко все: сделать, а потом сказать “прости”.
— Я виноват, и вины своей с себя не снимаю. Когда мы поженились, у меня были к тебе чувства. Правда, — звучит, как оправдание. — Я думал, это то самое…нежность, симпатия, уважение. Ты была идеальной во всем.
Усмехнулась и подумала про себя: “Но идеальных не любят”.
— Даже так…Ты вообще любил меня когда-нибудь? Хоть чуть-чуть? Как мужчина любит женщину?
В тишине опускает голову. Вот и ответ: нет, не любил. Секунды растворяются в его молчании, а я изнемогаю от острой боли. Таир снова берется за бутылку и наливает коньяк в рюмку.
— Просто правду мне скажи, пожалуйста.
— Правду? — поднимает на меня осоловелые глаза. — Тебе она не понравится.
Раз — и пустая рюмка с характерным звуком опускается на скатерть.
— А ты попробуй, — раздракониваю я, хотя знаю, что мне не понравится то, что скажет. — Хочу узнать, понять.
Я чертова мазохистка. Потому что чем больнее, тем быстрее я вырву его из сердца.
— Честно сказать, мне не нужна была эта любовь. Она для слабаков. Так я считал. Я думал, то, что у нас с тобой — самое правильное. Брак, построенный на взаимном уважении, доверии, симпатии, общности. Но потом я встретил Элину. Не знаю, что со мной случилось. Магия какая-то. Но она так запала мне в душу.
Господи, ну зачем? Стало еще тяжелее, потому что все, что он описывает по отношению к другой женщине, я чувствую к нему. Один в один. Люблю несмотря ни на что. Несмотря на то, что он перемолол меня и выплюнул.
— Боролся, старался не смотреть. Но и у нее, оказывается, тоже самое было. А потом мы сорвались.
— Когда?
— На Новый год. Нафисе было чуть больше года, — с горечью в голосе признается он.
— Господи, — закрываю глаза и чувствую, как из глаз вытекают слезинки.
— Вскоре мы расстались.
— Когда умерли родители?
— Да.
— Что потом?
— Через семь месяцев она позвонила и сказала, что наш сын в реанимации. Он родился раньше срока.
— И вы воссоединились?
— Нет, — мотает головой. — Сначала я просто им помогал. Понимаешь, это же мой сын. Мой, — стучит кулаком по сердцу. — Ну а дальше…все опять случилось.
— Тогда, неделю назад…ты хотел мне рассказать о ней. Так? — протерев нос рукавом, спрашиваю очевидное.
Он кивает.
— А почему ты молчал так долго? Почему сразу не признался? — громкий и отчаянный шепот вырывается из груди.
— Боялся сделать больно. Тебе, Нафисе, родителем. Боялся, что возненавидят. Да, — отмахивается, — так и получилось.
— Трус! — тихо кричу я. — Какой же ты трус! Предатель! Почему сразу не пришел ко мне и не сказал, что любишь другую? Я могла еще тогда простить твою нелюбовь, если бы знала. Столько месяцев вранья! Два года я делила тебя с другой! Ты ложился со мной в постель и представлял ее, ведь так? Правду скажи:
