Свадебный бунт - Евгений Салиас

Поступокъ Варюши имѣлъ, однако, на Дашеньку большое вліяніе. Она не убѣжала, но стада еше смѣлѣе съ матерью. Она заявила теперь, что черезъ годъ будетъ замужемъ или тайкомъ продастся въ караванъ и уйдетъ въ неволю.

Дашенька не мечтала о женихахъ, какъ ея сестры, желая вообще получить, какъ онѣ, кого ни на есть въ мужья. Вьюнъ Дашка была уже влюблена, но никто этого не зналъ. Даже самъ молодецъ, ей полюбившійся, ничего не вѣдалъ.

Бѣлокуренькой какъ ленъ, лохматенькой какъ болонка и бѣленькой какъ снѣгъ, дѣвушкѣ приглянулся одинъ молодецъ, черный какъ смоль, съ угольными глазами и не русскаго, а азіатскаго происхожденія…

XIX

Новые пріятели Партановъ и Барчуковъ, очутившись на свободѣ, стали подумывать, какъ пристроиться. Не только ловкій Лучка, но и менѣе смѣлый московскій стрѣлецкій сынъ надѣялись, что воевода забудетъ про то условіе, на которомъ отпустилъ ихъ на свободу. Барчукову было не трудно найти себѣ тотчасъ мѣсто. Онъ пользовался хорошей славой въ городѣ и многіе знали, что если бы не его исторія сватовства за дочь богатаго ватажника, то онъ теперь былъ бы попрежнему главнымъ заправителемъ въ большомъ торговомъ дѣлѣ Ананьева.

Партанову было, конечно, гораздо мудренѣе найти себѣ занятіе. Его слава въ Астрахани была совершенно иная, слава дурашнаго парня, который недѣлю цѣлую золотой человѣкъ, а тамъ вдругъ придетъ запой, и онъ исколотитъ чуть не до смерти своего же хозяина съ домочадцами.

Пріютившій у себя бѣжавшихъ, чудной посадскій человѣкъ Грохъ взялся помочь обоимъ, въ особенности Барчукову, и черезъ нѣсколько дней москвичъ былъ уже, по рекомендаціи Носова, въ услуженіи у нѣмца Гроднера. Сомнительный германецъ уже давно лишился помощника, такъ сказать, правой руки въ лицѣ одного такого же подозрительнаго германца, какъ и онъ самъ. Помощникъ этотъ былъ убитъ по пути въ Черный Яръ напавшими разбойниками, и смерть его, — справедливо или напрасно, — свалили на того же извѣстнаго душегуба Шелудяка. Гроднеръ долго пріискивалъ себѣ подходящую личность, но не находилъ. Ручательство Носова и собственный проницательный взглядъ серцевѣда побудили его согласиться принять къ себѣ Барчукова.

— Дѣло будетъ не мудреное, — сказалъ новый хозяинъ, нанимая парня:- отвозить да привозить деньги, да держать языкъ за зубами о томъ, что дѣлаешь, чтобы не подстерегли и не убили ради ограбленія. Да, кромѣ того, вообще прималкивать и не болтать о моихъ дѣлахъ.

Барчуковъ, конечно, обѣщался исполнять свою должность усердно. Жалованье было сравнительно очень большое, а иноземецъ на видъ степенный, тихій и, вѣроятно, честный и справедливый въ расчетѣ. Думать было нечего. Черезъ два дня Барчуковъ уже жилъ въ домѣ новаго хозяина.

Осипъ Осиповичъ Гроднеръ былъ собственно полунѣмецъ, полуеврей, уроженецъ королевства Польскаго, слѣдовательно, и полуполякъ. Кто изъ трехъ преобладалъ въ немъ, трудно было сказать. Въ аккуратности веденія своихъ дѣлъ онъ былъ чистокровный нѣмецъ, въ умѣніи быстро нажиться, вездѣ найти себѣ большое или маленькое дѣло для оборота, въ умѣньѣ ловко увернуться, нигдѣ не попасть въ просакъ и вездѣ постоянно, ежедневно зашибать деньгу, обличало въ немъ истаго жида. По страстной любви къ мѣсту своего рожденія, куда онъ надѣялся снова и вскорѣ вернуться, чтобы успокоиться отъ дѣлъ на старости лѣтъ, и по искреннему религіозному чувству, какъ ревностный католикъ, носившій на груди чуть ли не полтора десятка разныхъ ладонокъ, образковъ, это былъ полякъ.

Осипа Осиповича всѣ знали въ Астрахани, не имѣли причины не уважать, но уважали какъ-то нехотя и положительно не долюбливали. Очень не многіе догадывались, что онъ жидъ, и это спасло его, такъ какъ въ городѣ не любили израильскихъ сыновъ. Являвшіеся сюда евреи не уважались, да и дѣла ихъ шли сравнительно плохо, такъ какъ въ народонаселеніи были у нихъ соперники и враги — армяне. Гроднеръ съумѣлъ устроиться въ Астрахани. Незамѣтно изъ маленькаго и бѣднаго жидка безъ единаго пріятеля и даже безъ пристанища, въ десять лѣтъ онъ съумѣлъ сдѣлаться домовладѣльцемъ и заимодавцемъ многихъ торговыхъ людей изъ православныхъ и инородцевъ. Выдача денегъ въ займы подъ залогъ товаровъ и въ ростъ была отчасти новинкой въ Астрахани, Гроднеромъ введенной.

Сначала нуждающіеся въ наличныхъ деньгахъ люди относились къ Гроднеру подозрительно, или же глядѣли какъ на дурня, неизвѣстно зачѣмъ дающаго свои деньги на чужое дѣло. Но по немножку Гроднеръ пріучилъ обывателей пользоваться его помощью и даже понять всю взаимную отъ нея выгоду и полізу.

Въ то время, когда Барчуковъ замѣстилъ у сомнительнаго нѣмца его убитаго приказчика, дѣла Гроднера процвѣтали и очень немногимъ было извѣстно, откуда у него много денегъ. Именно о своемъ источникѣ дохода и молчалъ, на сколько можно, Гроднеръ и строго заказалъ молчать новому приказчику, Барчукову. Оказалось на дѣлѣ, что около полуторы дюжины астраханскихъ кабаковъ были почти собственностью Гроднера, если не формально, то въ дѣйствительности.

Если въ этихъ кабакахъ были собственники хозяева изъ православныхъ и мѣстныхъ обывателей, то всѣ были въ долгу у Гроднера, а доходы шли прямо въ его руки. Впрочемъ, одна треть всѣхъ этихъ питейныхъ домовъ была даже съ самаго сначала открыта на деньги Гроднера. Люди, задолжавшіе ему, подавали въ приказную избу заявленіе, получали разрѣшеніе и начинали вести дѣло на удивленіе обывателей и пріятелей, знавшихъ ихъ разстроенныя дѣла.

Разумѣется, Гроднеръ чуялъ, что со дня на день воевода узнаетъ, что онъ собственникъ множества питейныхъ домовъ, но что же изъ этого? Если есть законъ, воспрещающій жиду торговать виномъ, такъ его и тамъ въ столицѣ не исполняютъ. Все будетъ зависитъ отъ благоусмотрѣнія добраго Тимоѳея Ивановича.

Однако, за послѣднее время Гроднеръ былъ почему-то сумраченъ, чаще объѣзжалъ свои кабаки, часто толкался въ народѣ, прислушивался и самъ не могъ уяснить себѣ своей боязни. Чудилось ему — вотъ не нынче, завтра разразится какая-либо буря, и отъ этой бури прежде всего, конечно, погибнетъ источникъ его благосостоянія. Никто въ городѣ, отъ воеводы и митрополита до послѣдняго приказчика въ каравансераяхъ, гдѣ были склады всякаго товара, ничего не замѣчалъ новаго и зловѣщаго въ Астрахани. А Осипъ Осиповичъ уже тревожно теребилъ свою черную какъ смоль бородку, свои крѣпко завивающіеся на головѣ волосы и упрямыя букли на вискахъ. Букли эти онъ, конечно, не дѣлалъ, не пристраивалъ, а, напротивъ, всячески уничтожалъ, приглаживалъ и примазывалъ, но онѣ, по волѣ тайныхъ силъ природы, завивались въ пейсы сами собой.

Гроднеръ начиналъ все чаще подумывать, что пора распутать свои дѣла, сбыть съ рукъ всѣ кабаки и, собравъ деньги, ѣхать на родину. Тамъ дикихъ стихійныхъ силъ въ народонаселеніи нѣтъ, и не можетъ, какъ здѣсь, вдругъ налетѣть ураганъ и разнести цѣлый городъ или цѣлый уѣздъ.

Съ перваго же дня найма новаго приказчика Гроднеръ сталъ совѣщаться съ умнымъ и степеннымъ Барчуковымъ и, наконецъ, повѣдалъ ему искренно свое желаніе.

— Кабы я нашелъ человѣка, который бы взялъ дѣло себѣ и помогъ мнѣ собрать мои алтыны, то я сдалъ бы все охотно и уѣхалъ домой.

— Вотъ я женюся на богатой купчихѣ и возьму ваше дѣло, — шутилъ Барчуковъ.

Если самъ Гроднеръ не могъ найти такого покупщика, то Барчуковъ, конечно, и подавно не могъ помочь ему. Среди торговыхъ людей Астрахани были дѣльцы всякаго рода, знатоки и искусники по торговлѣ на всѣ лады и въ разныхъ промыслахъ и производствахъ. Найти же такого, который бы счелъ дѣло Гроднера выгоднымъ и вѣрнымъ, было трудно. Какъ это вино продавать? Съ такимъ непокладнымъ товаромъ возиться?

Барчуковъ въ одну недѣлю смекнулъ, однако, что дѣло его хозяина, быть можетъ, выгоднѣе многихъ другихъ торговыхъ дѣлъ, что если бы взяться за это дѣло съ деньгами, напримѣръ, ватажника Ананьева, то никакіе учуги, никакія сельди, бѣлуги и осетры не принесутъ тѣхъ же барышей.

Барчуковъ былъ собственно доволенъ своимъ занятіемъ. Онъ постоянно долженъ былъ объѣзжать питейные дома хозяина, смотрѣть, чтобы тамъ не плутовали, считать деньги и брать выручки. Онъ привозилъ хозяину, или же отвозилъ, иногда довольно крупныя суммы въ сотни рублей, кому-нибудь изъ астраханскихъ жителей.

Однажды пришлось ему отнести пятьдесятъ рублей тому же своему освободителю, поддьяку Копылову. Поддьякъ узналъ тотчасъ же молодца, принялъ деньги, сосчиталъ и усмѣхнулся лукаво.

— На хорошее мѣсто угодилъ ты, парень, — сказалъ поддьякъ. — Разживайся въ приказчикахъ у Осипа Осиповича, — промолвилъ онъ. — Самъ столько же денегъ загребай и насъ тогда не забывай. Вспомни одолженіе и отплати. Сидѣть бы тебѣ теперь въ ямѣ.

На вопросъ Барчукова, какъ ему быть съ рѣшеніемъ воеводы на счетъ поимки Шелудяка, — Копыловъ отвѣчалъ кратко:

— Да наплюй!

Въ свободное отъ порученій и занятій время Барчуковъ навѣдывался въ ту улицу, гдѣ пребывали ежечасно и ежеминутно всѣ его помыслы и мечты. Онъ отправлялся, большею частью, въ сумерки или поздно вечеромъ поглядѣть и постоять недалеко отъ дома Ананьева, увидать хотя издали и среди мрака ночи въ освѣщенномъ окнѣ фигуру Варюши. Итти внутрь двора и дерзко пролѣзать снова въ домъ и въ горницу хозяйской дочери Барчуковъ уже не рѣшался; онъ зналъ теперь, что это, по закону, если не государскому, то по закону собственнаго издѣлія Тимоѳея Ивановича, считалось великимъ преступленіемъ. А избави Богъ опять попасть въ яму.