Каждый день декабря - Китти Уилсон

вечно нужно в туалет, зимой все в соплях и на взводе, потому что занимаются не математикой или чем-то еще столь же привычным. Это безумие.

Ха-ха-ха. У тебя сегодня была только школа?

Если бы. Нет, утром уборка, потом школа и вечерняя смена в магазине. Я без задних ног и, наверное, уже сплю.

Не удивлюсь, если ты пишешь во сне. Ты энерджайзер. Значит, ты была в Бате? А когда у тебя следующая смена?

В четверг. А что?

Давай поедим, когда закончишь. Если возвращаешься на поезде, я тебя отвезу обратно.

И то, что она поступает именно так, также доказывает, что она за человек. Белл всегда будет ходить пешком и при возможности ездить на общественном транспорте. Машиной она пользуется, только когда бывает с Маршей или отправляется в места, до которых иным способом не добраться. Я знаю, что после школьного мастер-класса она поедет в Бат на поезде и будет возвращаться домой тоже общественным транспортом.

К четвергу я так устану, что двух слов связать не смогу.

Поэтому я предлагаю тебя покормить – не в смысле с ложечки, а лучшей едой, которая найдется в Бате. Я даже посмотрю с тобой рождественский фильм. Разговор не требуется. И даже нежелателен.

Хорошая мысль.

А еще ты любишь поесть на халяву.

Я люблю поесть на халяву.

Отлично. Тогда спи. «Мы созданы из вещества того же, что наши сны. И сном окружена вся наша маленькая жизнь»[27].

Ты цитируешь мне Шекспира?

Ага.

По памяти?

Я погуглил. Спи.

Погуглил, фи! Из какого вещества созданы сны, я не в курсе. «Трудами изнурен, хочу уснуть»[28] – это про меня.

Тогда заканчивай писать и обретай в постели блаженный отдых. Увидимся в четверг.

Я приготовлю ей такой ужин, что просто закачаешься!

Ткань человеческой жизни сплетена

из двух родов пряжи –   хорошей и дурной[29].

Пятнадцатое декабря

Рори

Я сижу у открытого катка в Криббс Козуэй, и при виде приближающейся мамы мое лицо расплывается в улыбке. Увидев меня, она тоже улыбается. Так у нас бывает всегда при встрече, даже когда я был подростком. Хотя раньше я отчаянно старался не выдавать лицом эмоции, тотчас опускал глаза и настраивал себя на серьезный лад, чтобы не выглядеть законченным придурком.

Мама нагружена покупками, и я подскакиваю, чтобы забрать у нее пакеты. На шопинг мы приехали вместе, но разделились – она ужасно боится, что я увижу, что она мне покупает, и Рождество будет испорчено. Ведь по ее представлениям мне никак не больше семи.

Для нее я нашел наикрутейший кухонный комбайн. Ее нынешнему лет тридцать – когда я готовил тесто для сладких пирожков, он так и норовил спрыгнуть со столешницы, словно умоляя не мешать ему окочуриться. У нового такой вид, точно он способен посадить зонд на Марс, если нажать кнопки в правильном порядке. Еще для нее есть последний роман ее любимого автора с автографом. Подозреваю, что мама уже прочитала его в электронном виде на Kindle, но уверен, она все равно обрадуется. Дейву заказан онлайн новый обогреватель для гаража, так что с ним вопрос решен, но еще я купил ему бутылку коллекционного виски. Когда возишься в гараже, согреться лишний раз не повредит. Но самая трудная задача – это выбрать подарок для Белл. Я уже присмотрел кое-что онлайн, но и в каждом магазине, куда заходил, находилось что-то, что ей подошло бы идеально. Все не купить, это напугает ее до чертиков. Она, пожалуй, решит, что я ее долбанутый сталкер. А для Марши я выбрал шарик со снегом в викторианском стиле – это будет приятным напоминанием о нашем уикэнде.

– Не смотри! Не смотри! – волнуется мама, когда я забираю у нее пакеты и направляюсь к машине.

– Не буду, честное слово! Ты все купила, что хотела?

– Да, но… э-э… ты очень спешишь?

– Вообще не спешу. – В основном я решаю вопросы по телефону. – А что?

– Ну… – Она бросает взгляд на каток. – Мне всегда хотелось покататься на коньках. Не думаю, что у меня получится, но так хочется попробовать.

– Я тоже никогда не катался.

Я смотрю на каток и представляю машины «скорой помощи» и нас с мамой, упакованных в гипс, в преддверии Рождества.

– Как тебе известно, в последнее время я жажду новых опытов. Давай попробуем. Вместе поучимся держаться на коньках.

А-а! Не так мне представлялся сегодняшний день. Но на мамином лице читается такой энтузиазм, а недавний «новый опыт», более криминального толка, доставил ей столько радости, что отказаться невозможно.

– Я только заброшу пакеты в машину, и пойдем.

* * *

Мы зашнуровываем ботинки и, цепляясь друг за дружку, как сироты военной поры, ступаем на лед. К счастью, на катке почти никого нет, за исключением влюбленной парочки и стайки подростков. Стоит нам расцепиться, я тут же падаю, причем дважды, а мама падает только один раз, но, судя по радостному визгу, дело обходится без увечий. Затем, прежде чем я успеваю понять, что к чему, мы делаем круг, постепенно входим в раж и в конце концов начинаем выписывать всевозможные элементы – движемся назад, рисуем восьмерки и танцуем под рождественские мелодии. По крайней мере, мама. Я просто радуюсь тому, что держусь на ногах, и периодически бросаю тоскливые взгляды в сторону выхода.

Мама подъезжает ко мне и резко тормозит, изобразив лихой зигзаг.

– Рори, это так здорово! Мне так нравится! Почему я никогда не пробовала кататься раньше? Спасибо за сегодня и за то, что приехал домой. Признаюсь, я ужасно переживаю, и то, что ты рядом, очень поддерживает.

– Мамуля, это так понятно, – говорю я, пытаясь двигаться в том же темпе, потому что она катится задом наперед, лицом ко мне.

– Я смерти не боюсь. Рак, безусловно, способствует осознанию собственной смертности, и я то впадаю в панику, то смиряюсь, но мой самый большой страх – это оставить тебя. – Она останавливается и касается моей щеки. Я накрываю ее руку своей, и минуту так мы стоим. – Я знаю, что ты взрослый, и тем не менее… для меня ты всегда будешь ребенком, и я должна быть здесь как можно дольше и наблюдать за тем, как ты растешь.

Мы стоим на льду, мимо проносятся подростки, и более странного места для подобного разговора трудно представить.

– Я уже вырос, – смеюсь я. – У меня даже волосы есть на груди.

Я вскидываю бровь, и мы дружно смеемся, вспоминая о том времени, когда мне так отчаянно этого хотелось, что я даже нарисовал себе волоски шариковой ручкой.

– Но я двумя руками за твой план. Я горячо голосую за то, чтобы ты была здесь как можно дольше.

– Отлично. – Она энергично кивает. – Для меня это что-то вроде побудки – призыва сделать то, чего всегда хотелось, но на что недоставало смелости.

– Типа магазинной кражи?

– Да, и катания на коньках. – Она обводит рукой каток. – Когда разберусь с операцией и все будет хорошо… так и будет… тогда в следующем году я столько всего сделаю.

– Очень рад это слышать.

– И еще я буду выражаться прямее.

– Боже, спаси и сохрани, – притворно охаю я.

– Да, и я начну прямо сейчас. Замечательно, что у тебя дела идут хорошо. Ты даже носишь смарт-часы. – Это действительно так. – Когда Джессика погибла, я за тебя переживала, я знала, что тебе нужно время, но я никогда в тебе не сомневалась. Посмотри на себя – ты образец успешного любящего сына. Но…

– Я в порядке, мама, правда.

Я вру как сивый мерин. Она не в курсе, что все это притворство. Со стороны я выгляжу лощеным. У меня есть все внешние атрибуты, но это маска, которая скрывает чувство вины – с ним я борюсь до сих пор. Никто не знает, что я до четырех утра пялюсь в потолок, что при каждом звонке я подспудно ожидаю услышать: «Он же ничего не смыслит! С кем вы советуетесь?! Он мошенник, он даже любимую женщину не смог уберечь!»

– Это ты так говоришь, но я-то тебя знаю. Я. Знаю. Тебя. Я думаю, что под водой ты быстро шевелишь ногами, и это меня беспокоит. Я не знаю, с кем тебе поговорить, кому довериться. Очень надеюсь, что такой человек есть, но подозреваю, что ты все держишь в себе, под контролем. Знаю, ты приехал, чтобы поддержать меня, но пес с ним, с раком, – я твоя мать и ей останусь, и если тебе нужно поговорить, я тебя выслушаю.

– Спасибо, мамуля, я знаю и очень благодарен тебе за это.