Венера без лицензии - Джорджо Щербаненко

Она не может!

– Ладно, пойдемте на веранду, подышим, дождь почти кончился.

Он все ей объяснил на веранде, глядя вниз на огни Милана; дул порывистый влажный ветер, и казалось, на лицо тебе положили мокрую салфетку; объяснил ужасающие подробности той грязной работы, которая ей предстоит, дал омерзительные рекомендации, направленные на то, чтобы эта работа стала как можно менее опасной, сообщил условные сигналы:

– Если вы один раз высунете локоть из окошка машины, это будет означать: «нашла». Если два раза подряд – значит: «опасность». Завтра я привезу Давида, и мы все отрепетируем. Он будет наблюдать за вами: как только замечаете что-нибудь подозрительное, даете ему сигнал, и он тут же подъезжает на машине. – Так, втравил в эту грязь еще одного безумца! Известно, больная голова ногам покоя не дает!

Он взял под руку свою Ливию Гусаро, проводил ее до подъезда, они даже пожали друг другу руки на прощанье, не хватало только сказать: «Спасибо за приятный вечер!» Когда возвращался в «Кавур», чувствовал, что его тошнит от жизни, от людей, от самого себя – от всех, кроме нее.

Часть третья

– Вы, должно быть, зациклились на тех прожженных девицах начала шестидесятых годов, на тех, которые стоят, прислонившись к музыкальному автомату, в кожаных куртках и с длинными русалочьими волосами: такие, по-вашему, могут шляться ночью по проспекту Буэнос-Айрес, а другим это заказано. Но, боюсь, вы несколько отстали от жизни...

– Ну да, я, наверно, не дорос до девиц, окончивших историко-философский факультет.

1

Итак, Ливия Гусаро за работой, в самом конце улицы Джузеппе Верди, у выхода на площадь Ла Скала, время – десять тридцать, место определено после долгих дебатов, в которых участвовали трое (Давид – с совещательным голосом). Одета она крайне продуманно – вся в голубом, мини-юбка, под расстегнутым жакетом нечто не обеспечивающее должного прикрытия, во всяком случае, блузкой это никак не назовешь, – словом, все нацелено на то, чтобы Ливия, когда она идет по улице к площади Ла Скала, производила впечатление девушки, ищущей что-то (скажем, магазин) или кого-то, с кем у нее назначено свидание. Именно такое впечатление она и производит.

Давид прячется под портиком на площади; его «Джульетта» размещена на стоянке очень удобно, почти в первом ряду у памятника Леонардо да Винчи (это обошлось ему в тысячу лир чаевых). За много дней ничего стоящего они не выудили; взять хоть сегодняшнее утро: двое уже пытались пристать к Ливии, но одного она отшила, потому что он был без автомобиля (тот, кто им нужен, безусловно, должен быть на колесах), а другого – за то, что он оказался юнцом лет двадцати двух и свой восторг по поводу Ливии выразил словами: «Какая чувиха!» (Тому, кого они ищут, должно быть как минимум за пятьдесят, и он положительно не может иметь в своем лексиконе слово «чувиха».)

А теперь Давид из-за портиков увидел, как пожилой – за пятьдесят, уж точно, – довольно высокий человек остановился рядом с Ливией; та делала вид, что ждет зеленого света. Между ними завязалась беседа: видно, Ливия решила сразу не сбрасывать его со счетов, а прощупать.

Вот они пошли рядом, пересекли улицу Мандзони, один раз Ливия даже улыбнулась, но с гордым достоинством. Это означало, что у человека есть автомобиль, и она великодушно позволила ему себя подвезти. Давид в три прыжка очутился возле «Джульетты»: главное – определить, где этот благообразный уличный Казанова остановил свой лимузин, – однако Ливия облегчила ему задачу, задержав кавалера, пока Давид не сел им на хвост.

Какое удобство, синьор, оказывается, оставил машину на той же стоянке, у памятника Леонардо: красивый черный «таунус» затерялся в этом муравейнике. Давиду хватило времени, чтобы выкурить сигарету почти до конца, прежде чем тот сумел вывести машину. Начался автопробег по строго оговоренному маршруту: улицы Мандзони, Палестро, проспекты Порта-Венеция, Буэнос-Айрес, площадь Лорето. Линия поведения тоже была отработана до мелочей: синьорина говорит своему спутнику, что ей надо на бульвар Монца, то есть прогулка на колесах получается достаточна длинная, чтобы оба успели составить друг о друге представление. Если, по мнению Ливии, есть смысл продолжать знакомство, то она соглашается на его галантное предложение и рекомендует последовать дальше, в направлении Монцы, где есть очень милые, укромные уголки. В противном случае она заявляет синьору: мол, не на такую напал, впервые в жизни села в машину к незнакомцу – и вот, пожалуйста, всем мужчинам только одного и надо!

Солнце парило все жарче. «Таунус» двигался намеченным курсом в плотном потоке машин; добравшись до площади Лорето, обогнул станцию метро и остановился у первых номеров бульвара Монца. Давид, бросая вызов правилам уличного движения, пристроился сзади. Ему было хорошо видно Ливию и синьора, который на чем-то настаивал, а Ливия непреклонно качала головой. Фарс продолжался минуты три, потом синьор покорился судьбе, вылез из машины, чтобы распрощаться с несговорчивой синьориной, открыл для нее дверцу, подал руку, пробормотал еще несколько умоляющих фраз, но сломить добродетель Ливии было невозможно.

Когда «таунус» отчалил (еще одно непреложное правило: записывать номера машин всех этих донжуанов, даже если встреча ничем не кончилась, и Давид записал), Ливия подождала еще немного, затем села в «Джульетту».

– Он сумасшедший, – сообщила она с полуулыбкой, – а может, это от жары... у него даже есть визитные карточки, и он дал мне одну. Возьмите, передадите Дуке.

Кавалер Армандо Марнасси, исключительное право на производство пищевых красителей, Алкено, два адреса, два номера телефонов. Давид засунул карточку в карман пиджака.

– А почему сумасшедший? – спросил он, сворачивая по направлению к улице Плинио.

– Сразу предложил мне работу, двести тысяч в месяц: ему нужен личный секретарь. Потом сказал, что в порядке помещения капитала купил несколько квартир, может, меня не устраивают мои жилищные условия, так он с удовольствием поселит меня в одной из них. Если б наша прогулка еще продлилась и он не был женат, то наверняка пообещал бы на мне жениться.

Не дай он ей визитную карточку, можно было бы еще подумать, что это приманка, но пожилой женатый человек, дающий свое имя, адрес и телефон, наверняка говорит серьезно. Возможно, для повышения жизненного тонуса ему не хватает молодой дамы с будуаром, и он намерен как можно быстрее устранить этот недочет.

Днем после двухчасового перерыва поиски возобновлялись. В половине четвертого Ливия обследовала уже другой район: ей надо было обойти все портики от площади Сан-Бабила до площади Сан-Карло, за исключением улицы Монтенаполеоне, – не потому, что этой улицы чужды плотские устремления, просто люди здесь, как правило, заняты деятельностью другого рода, не менее серьезной. Вообще-то пожилые мужчины в этот знойный час отдыхают; бодрячки – в массивных креслах, неженки – в постели. Только в полпятого – в пять эти бонвиваны, опрыскав себя дорогими освежающими одеколонами, снова усядутся за письменные столы для принятия важных решений. А молодые чувственные миланцы или приезжие, напротив, не нуждаются в послеобеденном отдыхе, не боятся жары и потому фланируют по центру, разглядывая витрины, делая небольшие покупки или встречаясь с подружками. Так вот, если заинтересованному пожилому синьору известен этот обычай, то он неизбежно придет к заключению, что именно здесь, в районе самых фешенебельных магазинов, он сможет найти подходящий для своих целей объект – следовательно, жертвует дневным сном и выходит на улицу. В такое невинное время он рядом со стройной молодой брюнеткой производит впечатление не фавна, а доброго дядюшки. Если допустить, что искомый синьор еще существует, то вероятность встречи в данном районе весьма велика. По той же причине этот квадрат необходимо прочесывать и вечером, с девяти до половины одиннадцатого – время кино, спектаклей и концертов, – надо только держаться подальше от проспекта Витторио, где патрулируют профессионалки, и основное внимание сосредоточить на более безопасной, но не менее перспективной магистрали, носящей имя Маттеотти.

Штаб-квартира этой комплексной системы базирования размещалась на площади Леонардо да Винчи, за дверью, на которой все еще красовалась табличка «Д-р Дука Ламберти»; ту, что рядом с дверью парадного – «Д-р Дука Ламберти, хирург» – он снял сразу после освобождения, а здесь ограничился тем, что заклеил липкой лентой сокращение «д-р», но кто-то – то ли идиот рассыльный, то ли мальчишка-хулиган – содрал эту полоску. Дука вторично налепил ленту, наутро опять ее не обнаружил и тогда махнул рукой.

Вдохновителем и разработчиком вышеназванной системы был, естественно, он сам; теперь основная его задача заключалась в том, чтобы дожидаться ежевечерних отчетов Давида, который появится только после одиннадцати вечера, да с надеждой поглядывать на телефон: его Ливия Гусаро с минуты на минуту может поразить цель, и тогда он зазвонит. Ну не глупо ли на это надеяться?..