Твари Господни - Макс Мах
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Здравствуй, Ната – сказала она, подходя. – Спасибо, что пришла.
– Привет! – женщина говорила сиплым отдышливым голосом, левая сторона серого землистого цвета лица была неподвижна, от чего при разговоре рот, и без того не симметричный, кривился еще больше. – Рада тебя видеть. Честно.
– Останемся здесь? – спросила Лиса, стараясь не показать, насколько потрясена увиденным. – Или пойдем куда-нибудь?
– Пойдем, – Ната встала, подцепила прислоненную к стене палочку и, скособочившись, вышла из-за стола. – Я, как видишь, ходок теперь не ахти какой, но тут недалеко распивочная есть, там и посидим.
Ходила она, и в самом деле, с трудом, но даже медленным шагом они дошли до распивочной, помещавшейся в темноватом подвале внутри одного из близлежащих дворов, всего минут за десять. Лиса хотела помочь Нате спуститься по крутым ступеням вниз, но та отказалась и сошла в подвал довольно уверенно, по-видимому, делая это отнюдь не в первый раз. Здесь ее, как оказалось, действительно знали. Хозяин, стоявший за стойкой, приветливо с ней поздоровался и сразу же налил полстакана коньяка.
– А девочка что пить будет, – спросил он, обращаясь, однако, не к Лисе, а по-прежнему к одной лишь Нате.
– То же самое, – сказала Лиса и, получив от кавказского человека граненый стакан, пошла за Наташей в глубину сводчатого зала, где по времени суток кроме них оказались сейчас лишь трое алкоголиков, сидевших у самого входа.
– Живая, значит, – тихо сказа Ната, усевшись за стол. – А то тут слух прошел…
Прослушки в подвале не было, и, значит, говорить можно было почти свободно.
– Какой слух? – спросила Лиса, закуривая.
– Слух, что Кастора в Брянске завалили.
– Нет, ерунда, – отмахнулась Лиса. – Я в Брянске никогда не была, да и Кастор уже лет восемь, как в отставке.
– Жаль, – сказала Ната, закуривая беломорину.
– Чего тебе жаль, Ната, – прямо спросила Лиса. – Что Кастор не удел, или что меня в Брянске не кончили?
– Кастора жаль, – Ната посмотрела ей в глаза. – Ты, действительно, думаешь, что я могла тебе дурного пожелать?
– Нет, – покачала головой Лиса. – Не думаю.
– И правильно. Когда слух дошел, я неделю белугой выла.
– Ната…
– Не надо, – Наташа выпустила изо рта дым и приложилась к стакану.
– Не надо об этом, – сказала она отдышавшись. – Было, и быльем поросло. Может и к лучшему. Живая, а это по нынешним временам дорого стоит.
– Что произошло? – прямо спросила Лиса, решив, что игнорировать факты недостойно.
– Энгельс, – тихо ответила Ната. – Ты ведь знаешь?
– Да, – кивнула Лиса.
По официальной версии, в апреле 1991 года, на авиабазе в Энгельсе,[20] произошел крупный теракт, совершенный проникшими на территорию СССР из Афганистана исламскими фундаменталистами. В правительственном сообщении, которому, естественно, никто не поверил, говорилось о пятидесяти семи погибших, включая двадцать девять боевиков Талибана и Воинов Исламского Возрождения – полу-мифический радикальной организации, чаще именуемой Татарской Народно-Освободительной Армией. По этому случаю, власти довольно жестко вычистили мусульманские общины Саратовской и соседних областей и ввели военное положение в северном Казахстане, хотя какое отношение ко всему этому имел Казахстан, объяснять не стали. А вот, что произошло в Энгельсе, на самом деле, знали немногие. Однако до Лисы доходили слухи, которые она полагала соответствующими действительности, что за акцией стояла боевая группа Тамила, в которой, по самым смелым предположениям, не могло быть больше десяти человек. Ну и, само собой, Лиса ни на минуту не сомневалась, что число жертв произошедшего должно было измеряться трех – а не двухзначными числами.
– Как ты уцелела?
– Случайно, – пожала плечами Ната. – Мальчик один на себе вынес. Мы двое всего и выжили…
– Ната, – совсем тихо сказала Лиса. – Я могу попробовать…
– Даже и не знаю, – Наташа смерила ее оценивающим взглядом и залпом допила коньяк. – А зачем?
– Но… – начала было Лиса и остановилась. Возражать было глупо. Наташа не кокетничала, она говорила то, что думает.
– Не горячись, – усмехнулась Ната. – В тебе слишком много эмоций, а ведь не девочка уже.
– Теперь, вот снова девочка, – улыбнулась Лиса. – Ната, я уезжаю. Возможно надолго, да и в любом случае, ты же знаешь по лезвию ходим. Но если уцелею, я приду к тебе, и предложу снова.
– Договорились, – кивнула Ната. – Но сейчас-то ты зачем пришла?
– Мне надо попасть в Цитадель, – Лиса понимала на какой скользкий путь встала, но с другой стороны, Нате она, скорее, доверяла, чем нет, а Рапозу все теперь и так знают.
– Тебя не пустят, – Ната помахала рукой, и буквально через несколько секунд хозяин заведения поставил перед ней вторые полстакана.
Когда он отошел, Лиса снова закурила и, выдохнув дым, попросила:
– А ты шепни кому-нибудь за меня, а?
– И ты назовешь мне свой псевдо? – удивленно взглянула на нее Ната.
Они прожили вместе почти три года, но Нота так и не узнала, кто она на самом деле. Таковы были правила игры, и, в большинстве случаев, их придерживались все подпольщики.
– Я Рапоза.
– Ты?! – Наташа чуть не закричала, потому что, наверняка, была ошеломлена. Она ведь всегда держала Лису за маленькую, любила ее, опекала, заботилась… Потому и отреагировала так остро на разрыв, хотя, правды ради, Лиса ее тогда позвала с собой, но Ната оказалась не готова оставить фронт.
– Ты?!
– Это что-то меняет? – спросила Лиса.
– Это много чего меняет, – задумчиво глядя на подругу, ответила Ната.
– Так, шепнешь?
– Катя, – так Лису никто не называл с тех пор, как в восемьдесят девятом она уехала из Питера. – Я ведь не удел уже. Прибилась к "бухгалтерам" из ЦИиД,[21] и…
– Значит, не можешь…
– Я попробую, – Наташа сделала глоток коньяка, поперхнулась и закашлялась, разбрызгивая вокруг себя слюну, летящую из не закрывающегося до конца рта.
– Я попробую, – сказала она, откашлявшись. – Позвони мне утром, хорошо?
– Позвоню не я, – ответила Лиса, подумав. – Он или она скажет тебе, что ищет Бориса Павловича. Если – да, скажи, таких здесь нет, если – нет, скажи, что ошиблись номером. Если они согласятся, я смогу придти к Цитадели завтра в полдень.
5
Лиса вышла из дома ровно в девять, чтобы обратно уже не возвращаться. Погода была холодная, но дождь, прекратившийся около полудня, так и не вернулся, хотя небо по-прежнему было обложено тяжелыми грозовыми тучами. Она прошла несколько шагов вдоль улицы, наблюдая, как тает перед лицом вырывающийся изо рта пар. Душа была неспокойна, но к предстоящей встрече это отношения не имело. На самом деле, само возвращение в Питер оказалось для Лисы куда более эмоционально значимым, чем она могла себе представить прежде. Все-таки с этим городом у нее было связано гораздо больше, чем со многими другими городами, куда забрасывала ее кочевая жизнь профессионального подпольщика. Возможно, все дело было в том, что Ленинград стал первым ее более или менее длительным пристанищем, после того, как однажды октябрьским вечером 1974 года, она из подающей надежды аспирантки филологического факультета Свердловского университета, превратилась в скрывающегося от властей нелегала. Но еще важнее было то, что именно здесь, в Питере, в который ее снова привели путаные тропы подполья, Лиса впервые после многих лет тяжелой безысходной тоски, которую несла в себе, узнала, что такое счастье. И неважно, что в конечном итоге выяснилось, что это не совсем то, что ей нужно на самом деле, потому что Ната не могла и не смогла заменить ей того, кого Лиса, вопреки логике и здравому смыслу, любила все эти годы. Нет, неважно. Оглядываясь назад, она все равно была уверена, что это были по-настоящему счастливые годы. И вспоминались они, как золотое солнечное сияние на фоне пасмурного петербуржского пейзажа. Поэтому и встреча с Натой – такой Натой, какой та стала теперь – оказалось для Лисы гораздо большим испытанием, чем можно было заранее предположить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});