Шторм - Старлинг Борис

Ренфру обращается к Фрэнку:

– А каким образом капитан Саттон вообще узнал о бомбе?

– Паркер предполагает, что ему сообщили по рации. Мы, разумеется, проверяем все радиоконтакты. Если на "Амфитриту" действительно поступало такое сообщение, это станет известно.

– Или, может быть, один из команды увидел или услышал что-то подозрительное и рассказал ему.

– А может быть, водитель фургона сам по каким-то причинам слил ему эту информацию?

– Трудно поверить. Вряд ли, если он знал, что везет.

– А как насчет расследования всего остального? – интересуется Лавлок.

– В настоящее время команда моих экспертов занимается моделированием шторма в нашей лаборатории в Саутгемптоне. В качестве исходной точки используются результаты первоначальных испытаний, которые проводили вы с "Кремер – Штайнбах", когда "Амфитрита" была только что построена. Надеемся получить нужные данные к концу недели. Параллельно ведется опрос всех спасшихся, причем мы стараемся провести его не только как можно быстрее, но и как можно тщательнее. Многие из них не хотят говорить об этом, и их можно понять. Других же практически не заткнуть. Иметь дело с пострадавшими очень непросто, и наши сотрудники, как вы понимаете, должны проявлять максимальную деликатность. Двое моих инспекторов направлены на вашу судовую верфь, где проводят аудит документации, касающейся техосмотров и профилактических ремонтов, и беседуют с персоналом, имевшим отношение к береговому обслуживанию "Амфитриты". Мы поддерживаем постоянный контакт с департаментом транспорта и уже завтра должны будем представить первый отчет. В связи с этой трагедией от нас ждут не только выявления причин, но и конкретных предложений по обеспечению большей безопасности перевозок. Наш представитель в Германии вступил в контакт с фирмой "Кремер – Штайнбах", у которой, как и у "Паромных перевозок" до этого случая, похоже, показатели аварийности были крайне низкими. Вот, пожалуй, и все. С утра в четверг я первым делом явлюсь сюда и расскажу, что удалось обнаружить при погружении.

Ренфру встает.

– Все это очень интересно, но мне пора идти.

– Убийство в "Роще"? – высказывает догадку Лавлок. – Я слышал об этом по радио.

– Оно самое. Жуткое дело.

– Сказали, что убита девушка. Кто она была? Проститутка?

– Нет.

– Я пойду с вами, – говорит Фрэнк.

Пресс-секретарь Лавлока Марита молча идет к лифту рядом с Ренфру и Фрэнком. Атмосфера в "Перевозках" претерпела изменения – на смену бурлящему хаосу пришла тягостная напряженность.

Дверцы лифта едва успевают закрыться, как Ренфру набирает номер на своем мобильном.

– Детектива Бошам, пожалуйста.

Фрэнк смотрит на него в удивлении. Ренфру этого не замечает.

– Кейт, это Ренфру. Есть подвижки?

Ее голос доносится до Фрэнка приглушенно, через Динамик телефона Ренфру. Он тешит себя мыслью, что узнал бы этот голос, даже не назови главный констебль ее имени.

– Хорошо, хорошо. – Ренфру кивает себе. – Четыре тридцать, говоришь? Я тоже приду, если ты не возражаешь. Договорились? Тогда до встречи.

– Это была Кейт Бошам? – спрашивает Фрэнк.

– Ага. А вы ее знаете? – Брови Ренфру мимолетно сходятся. Он выуживает визитную карточку Фрэнка из кармана пиджака и смотрит на нее. – Родственники?

– Она моя дочь.

– Ну да, ну да. Тесен мир. – Ренфру умолкает, а потом добавляет: – Редкостная женщина. Просто замечательная. Это ж кем надо быть, чтобы после всего этого сразу взяться за работу!

– После чего "этого"?

Ренфру смотрит на него в удивлении.

– После "Амфитриты".

– Чем занималась Петра вчера? Тут и думать нечего. Как и все мы, суетилась вокруг этой истории с "Амфитритой".

Фергюсон, с привычным для него выражением печальной обиды на весь, столь пренебрежительно относящийся к нему мир, стенографирует ответы Шиллинглоу в блокноте. Так они работают с Кейт: она разговаривает, он записывает. За годы они обнаружили, что это очень действенно не только потому, что освобождает Кейт и дает возможность думать, но также потому, что молчащий, но фиксирующий каждое слово Фергюсон нервирует тех, кому есть что скрывать.

Шиллинглоу откидывается назад на стуле и сцепляет руки за головой. Кейт с неудовольствием видит его потемневшую под мышками от пота рубашку. Он кивает ей.

– Неужели вам не жарко? Я так вообще не могу припомнить такой погоды. Можно подумать, что мы на экваторе, а не на полпути к Арктике.

– Спасибо. Я чувствую себя нормально. В какое время Петра пришла вчера на работу?

– Я пришел в половине третьего, а она вскоре после меня. Без четверти три, может быть, в три. Не позднее.

– В три часа ночи?

– Ага. Паром затонул чуть позже часа.

– Знаю. Я была на борту.

Шиллинглоу слегка наклоняет голову вбок и смотрит на Кейт искоса, с откровенным любопытством. Она в ответ смотрит на него в упор и говорит:

– Интервью, как свидетельница этих событий, я вам давать не буду.

Если ей и удалось прочесть его мысли, он не подает виду.

– Мне трудно поверить в то, что случилось с Петрой, – говорит Шиллинглоу. – Как такое возможно? Я что хочу сказать – в нашей работе поневоле всякого повидаешь...

– В нашей тоже, – сухо вставляет Кейт.

– ...Членовредительство, убийство, все что угодно, но это всегда происходит с другими. Вы меня понимаете?

– Понимаю, мистер Шиллинглоу. Но у этих других всегда есть родные, друзья, коллеги, для которых случившееся не проходит бесследно. О чем люди вашей профессии часто забывают, так это о том, что убийство не просто горячая тема для публикаций, на день или два. Это меняет жизни людей.

– Детектив, я потрясен не меньше вашего. Я только что разговаривал по телефону с моим криминальным обозревателем, так он ошеломлен настолько, что едва в состоянии говорить. А не случись катастрофы с паромом, смерть Петры вызвала бы еще более сильный резонанс. Впрочем, что я тут читаю вам лекции?

Кейт слегка постукивает по колпачку шариковой ручки.

– Вы можете подробно рассказать мне о вчерашних передвижениях Петры?

– Вот так навскидку, до новостной конференции, то есть до восьми, она находилась в офисе.