Между Сциллой и Харибдой - Роберт Шекли

И тут Хоба осенило. Повинуясь импульсу, он метнулся к телефону и выстучал серию цифр. Если он что-то и знает, то код автоматической связи с Ибицей. Наконец на том конце мужской голос произнес:

— «Эль Кабальо Негро», говорит Сэнди.

— Это Хоб Дракониан.

— Хоб, ты даешь! Очень мило! Ты знаешь, что сейчас пять утра?

— Так чего ж ты до сих пор там?

— Семейство Мозли сняло бар для частного приема, тут полгорода собралось.

Хоб мысленно увидел Сэнди — высокого, ужасно тощего ирландца с длинным носом и лучшей коллекцией свитеров на всех Балеарских островах.

— Мне вроде как некогда, — проговорил Хоб. — Гарри Хэма там, случаем, нет?

— Дай-ка огляжусь. — Из трубки доносился рев кассетного магнитофона Сэнди и многоязычный шелест бесед у стойки. Хоб вообразил заведение. Двухэтажное побеленное здание. Снаружи вывеска: «Эль Кабальо Негро» на черных двустворчатых дверях. За порогом надо спуститься на две ступеньки. Посреди помещения большая колонна, делящая бар на две неравные части. Справа лестница, ведущая в квартиру Сэнди — две комнаты с кафельными стенами и ванная. Внизу справа стойка, за ней ряды бутылок. Тут и там раскиданы ротанговые и плетеные стулья, низкие лакированные столики. На стенах фотографии друзей, сейчас по большей части разъехавшихся. Хобу захотелось оказаться там, на одном из хлипких табуретов у стойки, с бокалом коки в руке, битком набитым льдом, болтая с какой-нибудь английской пташкой, находящей этот маленький островок невыразимо диковинным и чудесным.

— Хоб? — снова послышался голос Сэнди. — Его тут нет. Оставишь записку?

Хоб попытался мысленно сформулировать. «Меня держат пленником в подвале какого-то жуткого здания в Нью-Йорке». Скажи он что-нибудь эдакое, и Сэнди сочтет слова шуткой.

— Скажи Гарри, что у меня есть большущие деньги для него. Только чтобы получить их, он должен проделать нечто сверхбыстрое.

— Ладно, Хоб, понял. — Крупными новостями Сэнди не смутишь.

— А нет ли кого поблизости, кто может найти Гарри?

— Дай-ка посмотрю… Хвостатый Чарли тут.

— Он трезв?

— Не особо.

— А кто еще там есть?

— Эдди Бане, и довольно трезвый. Мойра как раз заходит. Минуточку, легок на помине…

Затем в трубке зарокотал хриплый говор Джерси-сити, — Хоб? Это ты?

— Гарри, я должен тебе кое-что сказать.

— Ты должен мне кое-что сказать? Это я должен тебе кое-что сказать. Я увольняюсь.

— Гарри, в чем дело?

— Так вести детективное агентство не годится. Так не годится вести даже психушку, на которую твои операции смахивают все больше и больше. Какого черта ты болтаешься в Нью-Йорке? Дело надо делать. Когда ты подговорил меня на свой план…

— Гарри, — перебил Хоб, — я с удовольствием выслушаю все до конца, но как-нибудь в другой раз. Прямо сейчас мне надо сказать тебе две вещи. Слушаешь?

— Хоб, возвращайся. У меня есть кое-что важное для нас. Когда ты сможешь вернуться?

— Гарри, может так сложиться, что вообще никогда. В таком случае детективное агентство «Альтернатива» — твое. Бумаги ты найдешь в коробке из-под конфет на письменном столе у меня на фазенде. Надеюсь, ты позаботишься о Найджеле и Жан-Клоде.

— Хватит пороть горячку. Куда ты вляпался?

— Трудновато объяснить. Начал с того, что пытался найти одну особу, рассказать ей о работе и посадить в самолет.

— Пока что довольно прямолинейно, — отметил Гарри.

— Я везу на Ибицу кое-какие деньги, чтобы наше агентство могло стронуться с места.

— Отлично. Там почему же ты еще не здесь?

— Я как раз к этому подхожу. Меня держат в плену на складе в Нью-Йорке, на Рид-стрит, 232А. Усек?

— Ты не шутишь, Хоб? Скажи такое кто другой, я бы решил, что это шутка, но ты…

— Да не шучу я, положа руку на сердце. Мне надо говорить быстро, Гарри. Меня оставили в этой комнате с действующим телефоном, но я не знаю, много ли у меня времени в запасе до их возвращения.

— И что они сделают, когда вернутся?

— Если повезет, просто изобьют так, что я останусь калекой на всю жизнь. Конечно, может статься, что мне не удастся отделаться настолько легко.

— А что ты им сделал?

— Говорят, что я украл у них на миллион долларов товара.

— Так верни.

— Все чуточку сложнее. Поверь, если бы имелся какой-то способ возместить, я бы ухватился за него обеими руками. Но у меня в руках его нет.

— А что у тебя в руках?

— Этот телефон. Больше ничего.

— Хоб, это происходит на самом деле, а?

— Проклятье, Гарри, это не шутка и не розыгрыш.

— Ладно. Секундочку. Ладно. Повтори-ка сведения еще раз. Где этот склад?

Хоб повторил.

— Хорошо, — проронил Гарри. — Пожалуй, сейчас не время выслушивать всю историю. Просто постарайся как-нибудь продержаться.

— Что ты собираешься предпринять?

— Вот я как раз об этом и думаю. Трудновато принять решение, когда нас разделяет три тысячи миль. Но, по-моему, у меня есть идея. Ты пленник в этом складе, верно?

— Именно это я и пытаюсь сказать.

— Лады, у меня есть идея.

— Лады, — повторил Хоб. Тут послышался лязг засова открываемой двери. Хоб бросил в трубку:

— Все, пора. Гарри, спаси меня!

Дал отбой, убрал телефон в ящик и встал, чтобы встретить судьбу так, как прожил жизнь развернув плечи и гордо скуля.

Глава 30

Дверь распахнулась. Вернулись Фрик и Фрак.

— Расслабься, — сказал Фрак Фрику, — об этом я позабочусь.

И внезапно вырос перед Хобом. Ухмыляясь. Разминая мускулы. Предвкушая удовольствие от перемалывания костей Хоба в мелкую серую труху. Медля, чтобы мысленно упиться подробностями, складывающимися в сказочное расчленение столь садистского свойства, что о нем можно упоминать лишь намеками. Впрочем, Хоб его не винил Ницше как-то раз сказал, что ненавидит слабаков, считающих себя хорошими только потому, что у них мягкие лапки. По отношению к Фраку лапки Хоба вполне мягки. Естественно, душой он был на стороне проигравшего, потому что сам этим проигравшим и являлся. Если отвлечься от личностей, нет никаких оснований отдавать предпочтение его интерпретации перед интерпретацией Фрака. Но, разумеется, даже у слабаков с мягкими лапками бывают удачные дни.

В этот отчаянный миг Хоб вспомнил о своем гуру — невысоком бельгийце с большой головой и несообразными усами, учившем Хоба карате и прочим искусствам. Происходило это в «Большом доджо» на Ибице, лишенном отопления и кондиционирования, побеленном одноэтажном здании на обращенном к морю склоне холма. Занятия посещало человек десять постоянных учеников, бивших лбами кирпичи и беседовавших на эзотерический лад. Еще было двое подростков из города, желавших научиться карате, чтобы участвовать в соревнованиях. Да еще Хоб, пытавшийся постичь искусство, призванное спасти его от смерти или мордобоя в избранной им профессии детектива.