Я не отдам тебе ребенка, дракон! (СИ) - Анна Сергеевна Платунова

Моника удовлетворенно кивнула, не отрывая взгляда от дороги.

— Там даже я заплутаю, что уж говорить про вашего заносчивого сноба. Он настоящей жизни-то не нюхал!

Мне нравилось, с каким пренебрежением и смелостью Моника отзывалась о драконах. Видимо, не все в этом мире преклонялись перед ними. Судя по внешнему виду, юная гоблинка была бунтаркой.

— Не боишься? — тихо спросила я. — Если Арман узнает…

— Да пошел он в…!

Машина заложила крутой вираж, и скрип покрышек по асфальту почти заглушил отменное ругательство, связанное с пещерными троллями и их естественными потребностями. Я рассмеялась.

Моника резко нажала на тормоз, и «красотка» едва не клюнула носом. Мы оказались в самой бедной, грязной и тесно застроенной части города, где к многоэтажным домам лепились пристройки, превращая здания в творения безумного архитектора. Каждый свободный метр земли был задействован: ютились сколоченные из досок лачуги, на прилавках, собранных из ящиков, торговали всякой всячиной, в грязи копошились дети, с лаем носились собаки.

Я будто перенеслась из мира будущего в дикое прошлое. А ведь между центром и окраиной — всего-то час езды на автомобиле.

— Какой кошмар…

— Зато вынюхать тебя здесь практически нереально даже ЕМУ!

Моника ткнула пальцем вверх.

— Сними на ночь комнату, а утром отправляйся на Дорин. Паром отходит в шесть утра. Удачи тебе!

Гоблинка повернулась и посмотрела на меня смелым, самую чуточку безумным взглядом, и этим она так сильно напомнила мне мою дорогую Олесю! Такую же отважную и готовую сражаться с любой несправедливостью. У меня задрожали губы от нахлынувших чувств, а Моника притянула меня к себе и обняла грубовато и решительно.

— Не реви! Кому говорю — не реви! Ой, совсем забыла!

Она отстранилась и принялась копаться в бардачке, роняя на пол какие-то квитанции и обертки от конфет. Выудила бесформенный серый камень на кожаном шнурке, больше похожий на обломок булыжника, чем на украшение.

— Предлагаешь, если что, с парома сигануть прямиком в море? — мрачно пошутила я, разглядывая увесистый подарок.

— Дурочка! Это меркглаз! С ним проще от драконов прятаться.

— Ох! Да? Спасибо-спасибо!

— Он тебя все равно будет чуять, но слабо. Больше времени понадобится, чтобы отыскать.

Я кивнула. Все слова были сказаны — пора идти. Но как же страшно сделать первый шаг в свободную, и все же такую опасную жизнь!

Я выбралась из машины и, не оглядываясь, пошла вперед.

28

Мне почти сразу удалось снять комнатушку на ночь. Здесь это оказалось несложно: Мина рассказала, что держателей ночлежек можно было заприметить издалека по желтой табличке на шее. Они знали, что не все умеют читать, и таким образом привлекали к себе внимание.

Многие жители Муравейника, перебивающиеся случайными заработками, не каждую ночь могли позволить себе ночевать под крышей. Если не удавалось добыть денег, они разводили костер и оставались спать на улице в компании таких же бедолаг. К счастью, мне пока было чем заплатить за комнатку.

— Сколько? — спросила я неопрятного орка, который стоял, облокотившись о стену, изукрашенную граффити.

От его заинтересованного взгляда не укрылась моя добротная одежда. Наверняка заломит цену. Плевать, заплачу, все равно завтра меня здесь не будет, а до утра надо где-то спрятаться.

— Двадцатка, — прищурился он.

— Сколько? — ахнула я.

Это треть всей моей налички! Вряд ли кто-то из постоянных жильцов платит такие огромные деньги.

— Комната с отдельным входом, где дамочку никто не побеспокоит, — заговорщически прогудел орк. — Мне показалось или дамочка от кого-то прячется?

Хитрец не столько называл цену за проживание, сколько недвусмысленно намекал: он понял, что я беглянка, и просит деньги за молчание.

«Да подавись!» — подумала я и сунула ему в лапу мятую купюру.

Комнатушка представляла собой жалкое зрелище. Продавленный диван у стены, покрытой разводами и пятнами плесени. Совмещенный санузел — я захотела умыться, и кран плюнула в меня ржавой водой. Пришлось долго спускать ее, прежде чем набрать в ладони тепловатую, с запахом моря воду. Из мебели обнаружился еще кособокий столик и стул, прислоненный к стене, — он упал, едва я его тронула. Оказалось, что у стула отломана ножка, и он чудом держался на оставшихся трех. В углу тарахтел пузатый холодильник. Внутри — о чудо — нашлась бутылка с газировкой, оставленная кем-то из предыдущих жильцов. С каким наслаждением я напилась!

Есть тоже хотелось: после завтрака у меня во рту не было и крошки, и я пожалела, что не перекусила в бутике. И хотя в трущобах тут и там торговали уличной едой почти за бесценок, я решила, что не стану рисковать, показываясь на глаза местным жителям.

Завтра утром встану пораньше и перекушу по пути в порт.

Я уселась на диван и стала ждать.

Уголок неба за пыльным окном постепенно менял цвет. Из ярко-голубого становился серым, потом ненадолго налился оранжевым светом и наконец потемнел. Крики и громкие голоса стихали, лоточники сворачивали торговлю.

Я надеялась поспать, но никак не могла успокоиться. Я даже пальто не сняла. Сначала из-за того, что в любой момент готова была бежать и прятаться, а позже — потому что резко похолодало, и я еще раз мысленно поблагодарила хозяйку бутика за подарок. Меня трясло то ли от холода, то ли от нервов. Я нацепила на себя меркглаз, и все равно постоянно чудилось, что вот-вот раздастся рокот огромных драконьих крыльев. Вихрь распахнет оконные рамы, и гигантская голова черного дракона просунется в комнату.

— Твой отец тебя не получит, — прошептала я, положив руку на пока еще плоский живот. — Ничего не бойся. Ты со мной.

После полуночи я все же задремала. Во сне я оставалась в той же комнате, только теперь рядом со мной на диване сидел мой мальчик. Он опустил голову и грустно смотрел в пол.

— Малыш… — тихо позвала я.

— Мам, — откликнулся он тоненьким печальным голосом. — Мам, папа тебя ищет. Зовет тебя.

У меня сжалось сердце и дыхание перехватило.

Я взяла мальчика за маленькую ладошку.

— Малыш, не говори, где мы, — прошептала я.

И, поддавшись нахлынувшей на меня нежности, привлекла к себе податливое тельце, обняла, прижалась щекой к макушке. Он был совсем как настоящий, живой, реальный мальчик — теплый и мягкий, и пах ромашковым чаем.

— Ты не любишь папу, да, мам? — еле слышно выдохнул он.

Что мне ответить сыну? Да и правда ли я могу разговаривать с ребенком, ведь он еще совсем крошечная улиточка в моем животе — я сама видела на экране УЗИ! Хотя что я знаю о детях-драконах?

— Это все