Дракон - Андрей Дашков

В течение нескольких секунд он корчился под тяжестью рыхлого мяса, которое уже сделалось ядовитым, и потому он не мог вонзить в него клыки. Но что еще хуже – он не успел воспользоваться огнестрельным оружием. Его руки оказались придавленными огромной массой. А лицо накрыла косматая шкура дегро…

Сразу трое. Многовато для стана, насчитывающего не более пятидесяти голов. Не надо было обладать опытом Барса и прожить столько лет, чтобы понять: кто-то не хочет, чтобы он добрался до того места, где ему придется сражаться за свое освобождение. Впервые он почувствовал, что свобода стоит всей жизни, но иногда ее нельзя обрести и такой ценой.

Тем не менее он боролся до конца. Поскольку специфические боевые функции супера оказались блокированы, он был вынужден драться примитивно, вернувшись в дикое состояние, с затемненным сознанием. Он использовал зубы, а затем, когда сумел высвободить руку, – когти и нож.

И только после того как он лишил Поднятых способности двигаться, обезглавив всех троих и раздробив им суставы, у него появилась возможность обдумать случившееся.

В сущности, никакой загадки не было. Вопросы стали очевидными, и ответ лежал на поверхности. Барс спросил себя: а зачем вообще нужны Поднятые? Клейменый суггестор дал бы им фору как живое орудие убийства. Они также не годились в качестве традиционного подарка, означающего приглашение, – никто из суперов не стал бы есть гниющее мясо. По боевым возможностям Поднятые уступали даже дегро – в этом Барс только что убедился лично.

Что же оставалось? Только одно: сообщение. Кто-то использовал Поднятых для передачи сообщений. Это действительно удобно – особенно если не имеет значения расстояние. Причем вовсе не обязательно снабжать Поднятых какой-либо информацией. Не исключено, что само их появление служило неким сигналом. Но вот именно этого кода – вероятно, самого мрачного в истории способа коммуникации – Барс не знал. Разве что сама Смерть решила напомнить о себе, однако старик еще не дошел в своем развивающемся безумии до того, чтобы наделить ее чувством юмора.

Он пытался анализировать. С некоторых пор этот процесс сделался для него чем-то вроде складывания мозаики, только ему приходилось собирать фрагменты собственного рассудка, совмещать осколки воспоминаний, склеивать реальность, расползавшуюся по швам. И все равно получалось нечто хрупкое, грозящее рассыпаться от легкого внешнего толчка.

Но кое до чего он все-таки додумался. При жизни Поднятые были суперами – он установил это по многим сохранившимся внешним признакам. А убитые супера ложились в лед. Так Барс пришел к мысли о том, что где-то поблизости должно находиться кладбище. Ему необходимо его найти. Зачем? На этот вопрос у него не было ответа. Речь, конечно, не шла о дуэли – для вызова существовали способы попроще. К тому же без ритуала передачи кода дуэль превращалась в бессмысленное убийство.

Меньше чем через час Барс отправился на поиски кладбища.

26. Мор

На первом же перекрестке Мор и Фео разделились. Очень скоро они потеряли друг друга из виду, однако поддерживали сверхчувственную связь, которая казалась митам абсолютно непостижимой – чем-то вроде способности пребывать в двух местах одновременно. Суггесторы, пытавшиеся втиснуть свои представления о суперах хоть в какие-нибудь рамки объяснимого, называли это взведенным капканом. Сами суперанималы действовали вне всяких рамок – вероятно, в этом прежде всего и заключалось их превосходство. И худшей из новостей считалось известие о появлении в постурбане Дубля или, иначе, «Януса».

Для Мор-Фео это была далеко не первая охота. Нечто подобное происходило с ними в сновидениях, которые транслировал Кен, напрямую передавая детенышам свой опыт. Отец предпочитал делать это не на словах или на отвлеченных примерах, а максимально быстрым и действенным способом. Потому они и учились быстро.

Все было как наяву – даже боль, от которой щенки не просыпались сразу, но зато потом обнаруживали кровоподтеки под своей короткой шерстью. Стигматы религии выживания… Да, все было как наяву – все, кроме смерти. И сейчас большая самка тоже не собиралась их убивать. Более того, она рисковала жизнью, вовлекая щенков в свои опасные игры. Но им грозила Смерть, Что Приходит Сама По Себе, – ее присутствием было пропитано пространство древнего лабиринта. Она гнездилась в каждой щели и пронизывала неустойчивое нагромождение изъеденных ветрами железобетонных скал и каньонов. Чаще всего она являлась под видом случайности или бессмысленной стихии, однако Мор и Фео уже знали, что нет ничего случайного на путях неизбежности. И если тень прошлого падала в настоящее, не подверженная каким-либо изменениям, то будущее отбрасывало множество бледных теней, различать зыбкие контуры которых было дано не каждому. Кен учил своих детенышей делать это.

Но никто не мог бы научить их тому, как избежать прямых и обратных петель времени.

В какой-то момент связь прервалась. Это произошло внезапно, без предварительного сигнала опасности. Брат не был ранен, не умер и не потерял сознания – во всех этих случаях Фео по крайней мере сумела бы обнаружить тело. Он просто исчез.

Она почувствовала себя так, словно подверглась мгновенной операции. Ощущение сверхнаготы, будто заживо содрана кожа. Из конечностей вынуты кости. Стерта половина памяти… Вместо потоков СИЛЫ, прежде соединявших ее с Мором, зияла воронка, в которую засасывало ее усеченный рассудок. Она иыспытала нечто худшее, чем физическая боль.

Фео остановилась, прижалась спиной к стене, подняла бесполезное оружие. Осколки разбитых зеркал, отражавших прежде незыблемую реальность, кружились перед нею. И все же она смутно осознавала, что такое быть Дублем на самом деле. Это означало громадное преимущество в мире РАЗДЕЛЕННЫХ существ, которое для каждой из половин может обернуться гибельным безумием.

Ей понадобилось время, чтобы справиться с утратой. Что-то надвигалось из темноты. И пока оно не поглотило ее целиком, Фео ждала возвращения Мора.

Ему тоже пришлось перенести подобный удар, сравнимый разве что с недавней гибелью матери, но период адаптации к новым условиям оказался гораздо короче. У него просто не было выбора. Ему не дали ни одной секунды, чтобы прийти в себя. Сразу же после того, как он лишился сестры, он мог лишиться и жизни.

Он очутился в удушливой горячей атмосфере, и под его ногами не было опоры. Он рухнул вниз с высоты в два своих роста. Падая, он уже искал цель, которую следовало поразить в первую очередь, – источник наибольшей опасности. Но, вспомнив о резиновых пулях в своей игрушке, Мор понял, что обречен.