Журнал «Вокруг Света» №02 за 1992 год - Вокруг Света

— Добрый день! — обратился он к ней. — Не бойся, я тебя не съем.

Но не успел он произнести ни слова, как девушка убежала в лес.

«Странные повадки», — подумал Кеола и в безотчетном порыве кинулся за ней.

Кеола гнался за девушкой, а она все кричала на каком-то неведомом наречии, но некоторые слова он понимал: она звала на помощь и предупреждала сородичей об опасности. И вдруг Кеола увидел множество бегущих людей — мужчин, женщин, ребятишек, они неслись сломя голову и голосили, как на пожаре. Эти люди нагнали страху на Кеолу, он вернулся с листьями к Каламаке и рассказал ему об увиденном.

— Не обращай на них внимания, — успокоил его тесть, — они, будто видения из сна, тени. Исчезнут, и ты сразу позабудешь о них.

— Мне показалось, что меня никто не видел, — сказал Кеола.

— Так оно и есть, — подтвердил колдун. — Мы заколдованы и потому невидимы даже при ярком свете. Но они нас слышат, а потому лучше говори, как я, вполголоса.

С этими словами он выложил круг из камней и поместил в центр круга листья.

— Я поручаю тебе жечь листья, — сказал колдун, — поддерживай невысокое пламя. Пока горят листья — а они сгорают очень быстро,— я должен закончить свое дело; как только они почернеют, волшебный порошок, что перенес нас сюда, вернет нас домой. Приготовь спичку и не забудь позвать меня вовремя, а то пламя погаснет и я останусь здесь.

Как только занялось пламя, колдун, точно олень, выпрыгнул из круга и понесся по берегу. Он носился, словно гончая после купания, и на ходу хватал раковины; Кеоле показалось, что они ярко вспыхивали в его руках. Листья тем временем горели ярким пламенем, И оно быстро их пожирало; у Кеолы оставалась всего одна горстка, а колдун умчался далеко и все подбирал и подбирал ракушки.

— Назад! — крикнул Кеола. — Листья на исходе, возвращайся!

Каламаке обернулся, и если в ту сторону он бежал, то обратно летел. Но, как он ни торопился, листья догорали быстрее. Пламя уже затухало, но колдун одним прыжком одолел остаток пути и приземлился на коврике. Он поднял ветер, и костер потух; и тут же исчез берег, солнце и море, Кеола и Каламаке снова оказались во тьме комнаты с закрытыми ставнями. Они снова еле переводили дух и ничего не видели, а на коврике между ними лежала груда блестящих долларов. Кеола бросился открывать ставни и увидел за ближайшим холмом море и покачивающийся на волнах пароход.

В тот же вечер Каламаке отозвал зятя в сторонку и сунул ему в руку пять долларов.

— Кеола, — сказал он, — если ты умный (в чем я сомневаюсь), ты представишь себе, что соснул днем на веранде и видел сон. Я лишних слов не говорю и беру в помощники людей с короткой памятью.

Каламаке и словом больше не обмолвился об этом деле. Но у Кеолы оно не шло из головы, он и раньше был ленив, а теперь вообще за работу не брался.

«Зачем мне работать, — размышлял он, — когда мой тесть может делать доллары из ракушек?»

Свою долю он быстро израсходовал: накупил себе много обновок. И тогда затосковал.

«Лучше бы я купил себе губную гармонику, забавлялся бы целый день», — думал он и злился на Каламаке:

«Вот уж собачья душа! Доллары собирает, когда вздумается, на берегу, а я и губную гармонику купить не могу! Берегись, Каламаке, я не ребенок, меня не проведешь, я твою тайну выведал». И Кеола повел разговор о тесте с женой Лехуа и пожаловался ей на его плохое обращение.

— Оставил бы ты его в покое, — наставляла его Лехуа. — Не серди его, не играй с огнем.

— Было бы кого бояться, — Кеола щелкнул пальцами. — Он у меня в руках. Он сделает все, что я захочу, — и Кеола все рассказал жене. Лехуа покачала головой.

— Поступай, как знаешь, — сказала она, — но если станешь отцу поперек дороги, он тебя в порошок сотрет. Ты вспомни, что стало с теми, кто ему перечил, вспомни про Хуа — знатного рода, заседал в палате представителей, каждый год ездил в Гонолулу; а вот исчез с лица земли, и косточки от него не осталось. Вспомни Камау — стал худой, как щепка, жена одной рукой его поднимала. Кеола, ты перед ним сущий младенец, он тебя двумя пальцами приподнимет и съест, как креветку.

По правде говоря, Кеола побаивался Каламаке, но он был кичлив, и слова жены привели его в ярость.

— Ладно, — процедил он сквозь зубы, — коли ты меня ни во что не ставишь, я докажу, что ты очень сильно заблуждаешься. — И Кеола тут же отправился к тестю.

— Каламаке, — начал он, — я хочу губную гармонику.

— В самом деле?

— Да, я тебе без околичностей заявляю: хочу гармонику. Ну что тебе стоит купить гармонику, ты ж на берегу доллары собираешь.

— Я не ждал, что ты на такое отважишься, — ответил колдун.— Думал, ты робкий никчемный парень. Я несказанно рад, что ошибся. Пожалуй, у меня появился помощник и продолжатель в моем весьма трудном деле. Губную гармонику хочешь? Покупай самую лучшую в Гонолулу. Сегодня же, как стемнеет, мы с тобой отправимся за деньгами.

— На тот берег? — справился Кеола.

— Нет, ни в коем случае! Ты должен узнать и другие тайны. Прошлый раз я учил тебя собирать раковины, а теперь научу ловить рыбу. Хватит у тебя сил управиться с лодкой Пили?

— Отчего же нет, хватит, — отозвался Кеола. — А почему нам не взять твою, она уже спущена?

— Есть причина, и ты ее скоро поймешь, — отвечал колдун. — Мне сейчас больше подходит лодка Пили. Как стемнеет, будь любезен, жди меня у лодки. А пока держи наш уговор в тайне, незачем посвящать в него домочадцев.

Кеоле его слова были слаще меда, его распирало от гордости.

«Эх, давно бы имел гармонику, — думал он. — Смелость города берет».

Вскоре он заметил, что Лехуа тайком льет слезы, и чуть было не сказал ей, как все хорошо складывается. Потом одумался. «Лучше выжду, вот принесу ей гармонику, тогда послушаем, что она, глупышка, скажет. Может, поймет наконец, какой толковый муж ей достался».

Как только стемнело, тесть с зятем спустили на воду лодку Пили и поставили парус. Море штормило, дул сильный ветер, но быстроходная лодка, сухая и легкая, летела по волнам. Колдун зажег прихваченный из дому фонарь и держал его за кольцо; они сидели на корме, курили сигары, говорили, как старые друзья, о колдовстве, о больших деньгах, которые они добудут чарами, решали, что они купят сначала, а что потом. Каламаке был ласков, как отец.

Через некоторое время колдун огляделся, посмотрел на звезды, на почти скрывшийся из виду остров и задумался.

— Послушай, — сказал он наконец, — Молокая остался далеко позади, Мауи кажется облаком; по положению этих звезд я безошибочно определил, что мы достигли цели. Это место называется Море Мертвецов. Здесь особенно глубоко, все дно усеяно человечьими костями, а в расщелинах подводных скал обитают морские боги и водяные.

Здесь такое сильное северное течение, что его не одолеет и акула, а уж если кого выбросят за борт, бурный поток, будто дикий конь, несет беднягу прямо в океан. Тут ему и конец, кости его усеивают дно, а душу забирают морские боги.

Ужас объял Кеолу. Он взглянул на колдуна; в неверном свете звезд тот преображался прямо на глазах.

— Ты нездоров? — отчаянно крикнул Кеола.

— Я-то здоров, — отвечал колдун, — а вот кое-кому здесь и впрямь неможется.

С этими словами колдун опустил фонарь, его палец застрял в кольце, и оно порвалось, рука же мгновенно стала величиной с дерево.

Кеола дико вскрикнул и закрыл лицо руками. Каламаке поднял фонарь.

— А ну-ка, взгляни мне в лицо! — приказал он.

Голова у него была с бочку, а он все рос и рос, как облако, накрывшее гору. Кеола кричал, лодка летела по бурному морю.

— Ну, а что ты теперь скажешь о губной гармонике? — спросил колдун. — Может быть, предпочтешь флейту? Ах, нет! Это хорошо. Не люблю, когда домочадцы сами не знают, чего они хотят. Но мне, пожалуй, лучше выйти из этой лодчонки, я необычайно вырос, одно неосторожное движение, и я, чего доброго, затоплю ее.

Сказав это, колдун перекинул ноги за борт. В мгновение ока он вырос в тридцать раз, потом в сорок; он упирался ногами в дно моря, его плечи и голова возвышались над поверхностью, как скалистый остров, а волны разбивались о его грудь, как об утес. Тем временем лодку уносило течением к северу, но колдун протянул руку, взял двумя пальцами планшир и переломил лодку, как щепку. Кеола оказался в воде. Колдун собрал в кулак обломки и зашвырнул их далеко-далеко во тьму.

— Извини, что я забрал фонарь,— сказал он, — мне еще долго брести по морю, пока доберусь до суши, а дно неровное, все время кости под ноги попадаются.

Колдун повернулся и пошел вброд большими шагами; когда Кеолу поднимало на гребень волны, он видел, как тот удалялся, держа фонарь высоко над головой, вспенивая морскую воду.

Когда колдун выловил обломки лодки, Кеола совсем потерял голову от страха. Он, конечно, барахтался, как щенок, которого бросили в воду, чтобы утопить; Кеола не знал, куда ему плыть. Из головы не шел колдун-великан, его огромная, как гора, голова, широченные, выступающие над водой, как остров, плечи, о которые разбиваются волны. Подумал Кеола и о губной гармонике, и ему стало стыдно, потом о костях мертвецов, и ему стало страшно.