Журнал «Вокруг Света» №02 за 1992 год - Вокруг Света

Лед был разноцветным. Встречались голубые струи льда — значит, здесь был постоянный источник, который плавил снежинки, и только потом они вновь превращались в лед. Были белые глыбы — значит, снежинки, не растаяв, вмораживались в массу льда. Был грязный лед — значит, к нему постоянно подмешивались песок, глина, почва. Все это создавало причудливую цветовую картину, освещенную белесым северным солнцем...

Сказочно-загадочной показалась мне река вепсов.

Алексей Рыжиков, действительный член Географического общества Фото автора

Р.Л.Стивенсон. Остров голосов

Кеола женился на Лехуа, дочери Каламаке, колдуна из Молокай, и жил в доме тестя. Не было колдуна искуснее Каламаке, Он предсказывал судьбу по звездам, по останкам мертвых, знался со злыми духами. Он в одиночку взбирался на скалы, где водились гоблины, проказливые черти, и подстерегал там духов предков.

Неудивительно, что Каламаке слыл самым знаменитым колдуном в королевстве Гавайи. Благоразумные люди все в жизни делали по его совету — и покупали, и продавали, и женились; сам король дважды вызывал его в Кону, чтоб отыскать сокровища Камехамеха. Никто не наводил на людей такого страху, как Каламаке. Своими заклинаниями он насылал на врагов болезнь, а порой и похищал их тайком, и родня потом косточки отыскать не могла. Молва приписывала ему могущество героев былых времен. Люди видели, как он ночью перешагивал с утеса на утес. Видели его и в высоком лесу, голова и плечи колдуна поднимались над верхушками деревьев.

И на вид он был такой, что все только диву давались. Родом вроде из лучших кровей Молокая и Мауи, а кожа белей, чем у любого чужестранца, волосы цвета сухой травы, глаза красные, да к тому же слепые. «Слеп, как Каламаке, ясновидящий» — такая поговорка ходила на островах.

О чародействе тестя Кеола кое-что знал понаслышке, кое о чем догадывался, а в общем, это его не интересовало. Беспокоило его совсем другое. Каламаке денег не жалел — ни на еду, ни на питье, ни на одежду и за все платил новенькими блестящими долларами. «Блестит, как доллар Каламаке», — говаривали на Восьми островах. А ведь Каламаке не торговал, не сеял, ничего не сдавал внаем, лишь порой получал кое-что за колдовство, откуда же у него столько серебра?

Как-то раз жена Кеолы отправилась в гости в Каунакай — на другой берег острова, а все мужчины вышли в море рыбачить. Кеола же, бездельник и лежебока, лежал на веранде, глядя, как бьется о берег прибой и птицы летают вокруг утеса. В голове у него постоянно вертелась одна мысль — о блестящих долларах. Ложась спать, он думал, откуда у тестя такая прорва денег, а просыпаясь поутру, гадал, отчего они все новехонькие — так она его и не покидала, эта мысль. Но в тот день у Кеолы появилась уверенность, что тайна раскроется. Он приметил, где Каламаке хранил свои сокровища, — в крепко-накрепко запертой конторке у стены, над которой висела гравюра с изображением Камехамеха Пятого и фотография королевы Виктории в короне. К тому же не далее как прошлой ночью он ухитрился заглянуть туда, и, верите ли, мешок был пуст. А днем ждали пароход, Кеола видел, что он дымит уже у Калау-папы. Скоро прибудет и сюда с месячным запасом лососевых консервов, джином и прочими редкими яствами для Каламаке.

«Ну, если тесть и сегодня выложит денежки за это добро, значит, он и впрямь знается с нечистой силой, а доллары к нему текут из кармана дьявола», — подумал Кеола.

И пока он размышлял, за спиной у него появился тесть.

— Неужто пароход? — спросил он с досадой.

— Он самый, — подтвердил Кеола. — Заглянет в Пелекуну, а потом прямо к нам.

— Тогда делать нечего, — отозвался тесть. — Придется мне довериться тебе, Кеола, коль никого сметливей рядом нет. Иди за мной.

И они вошли в гостиную, очень красивую комнату, оклеенную обоями, где висели гравюры и на европейский манер стояли стол, софа и кресло-качалка. Была там и полка с книгами, посреди стола лежала семейная Библия, а у стены красовалась та самая крепко-накрепко запертая конторка, чтоб каждому гостю сразу стало ясно, что это дом важного человека.

Каламаке велел Кеоле закрыть ставни, а сам запер все двери и открыл конторку. Он извлек оттуда два ожерелья с амулетами и раковинами, пучок сухой травы, сухие листья деревьев и ветвь пальмы.

— Я задумал сделать нечто такое, — сказал Каламаке, — что ты глазам своим не поверишь. Встарь люди были мудры, они творили чудеса, в том числе и то, что свершится сейчас. Но все происходило под покровом ночи, при свете звезд, в пустыне. А я сотворю это чудо здесь, в своем доме, при свете дня.

С этими словами Каламаке спрятал Библию под подушку, лежавшую на софе, извлек оттуда же коврик изумительно тонкой работы и высыпал листья и травы на песок в оловянную миску. А затем они с Кеолой надели ожерелья и встали лицом друг к другу по разные стороны коврика.

— Час пробил, — молвил колдун, — мужайся.

Он поджег листья и, бормоча какие-то заклинания, раздул пламя пальмовой ветвью. Сначала в комнате было почти темно, ведь ставни были затворены, но потом вспыхнуло пламя, и комната ярко осветилась. К потолку потянулась струйка дыма; голова у Кеолы закружилась, в глазах потемнело, как сквозь сон, он слышал бормотанье Каламаке. Вдруг что-то с быстротой молнии ударило в коврик, на котором они стояли. И в то же мгновение дом и комната исчезли и Кеола потерял сознание. Потоки солнечного света заливали все вокруг, когда он очнулся на берегу моря; ревел прибой, они с колдуном стояли на том же коврике, вцепившись друг в друга, еле переводя дыхание. Не говоря ни слова, они заслонили глаза от яркого солнца.

— Что это было? — крикнул Кеола. Он пришел в себя первым, потому что был помоложе. — Такая боль, будто расставался с жизнью.

— Какая разница, — задыхаясь, произнес Каламаке. — Дело сделано.

— Скажи, ради бога, где мы? — тревожился Кеола.

— Не о том спрашиваешь, — отвечал чародей. — Мы здесь, все в наших руках, надо браться за работу. Я отдышусь, а ты сбегай на опушку леса, принеси мне растения и листья деревьев, которых здесь больше всего, — по три горсти каждого и поторапливайся. Мы должны вернуться, когда придет пароход. Люди удивятся нашему исчезновению, — и колдун, пыхтя, опустился на песок.

Кеола шел сверкающим песчаным берегом, усыпанным кораллами и раковинами, и размышлял: «Как бы запомнить этот берег? Вернусь сюда и соберу ракушки».

Перед ним на фоне неба вырисовывались пальмы — не такие, как на Восьми островах, а стройные, высокие с сочной листвой, даже засохшие ветви казались золотыми веерами среди зеленых, и Кеола думал про себя: «Как странно, что я не знал раньше этой рощи. Обязательно приду сюда соснуть, когда потеплеет». И тут же поймал себя на мысли: «А как, однако, потеплело!» Ведь на Гавайях была зима, и с утра было холодно. Потом Кеола удивился: «А куда подевались серые скалы? Где высокий утес с лесом на крутом склоне? Где птицы, летающие вокруг утеса?» И чем больше он задавался такими вопросами, тем меньше понимал, куда его занесло.

У самого берега росли названные колдуном травы, а деревья — в глубине леса. Когда Кеола подошел к нужному дереву, он вдруг увидел девушку. Нагота ее была прикрыта лишь поясом из листьев.

«Ну и ну! — сказал про себя Кеола. — Не очень-то они разборчивы в одежде в этой части острова». Он остановился, полагая, что она увидит его и убежит, но девушка не обращала на него внимания, и тогда Кеола принялся напевать. Она тут же вскочила, краска сошла с ее лица, она в ужасе озиралась по сторонам, судорожно хватая открытым ртом воздух. Но странно — взгляд ее скользнул мимо Кеолы.

— Добрый день! — обратился он к ней. — Не бойся, я тебя не съем.

Но не успел он произнести ни слова, как девушка убежала в лес.

«Странные повадки», — подумал Кеола и в безотчетном порыве кинулся за ней.

Кеола гнался за девушкой, а она все кричала на каком-то неведомом наречии, но некоторые слова он понимал: она звала на помощь и предупреждала сородичей об опасности. И вдруг Кеола увидел множество бегущих людей — мужчин, женщин, ребятишек, они неслись сломя голову и голосили, как на пожаре. Эти люди нагнали страху на Кеолу, он вернулся с листьями к Каламаке и рассказал ему об увиденном.

— Не обращай на них внимания, — успокоил его тесть, — они, будто видения из сна, тени. Исчезнут, и ты сразу позабудешь о них.

— Мне показалось, что меня никто не видел, — сказал Кеола.

— Так оно и есть, — подтвердил колдун. — Мы заколдованы и потому невидимы даже при ярком свете. Но они нас слышат, а потому лучше говори, как я, вполголоса.

С этими словами он выложил круг из камней и поместил в центр круга листья.

— Я поручаю тебе жечь листья, — сказал колдун, — поддерживай невысокое пламя. Пока горят листья — а они сгорают очень быстро,— я должен закончить свое дело; как только они почернеют, волшебный порошок, что перенес нас сюда, вернет нас домой. Приготовь спичку и не забудь позвать меня вовремя, а то пламя погаснет и я останусь здесь.