Закусочная «Феникс» - Илья Куприянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я знаю, какой он, дядя. Жестокий, бесчувственный человек, готовый на самые грязные поступки ради своего выживания. Да, я признаю это – как и то, что в нашем мире по-другому не выжить. Дядя дал мне всё: образование, трудоустройство, место своего заместителя… У всех сирот страны в сумме нет того, что дал он одному мне. Я развивался, я путешествовал, я общался с людьми… Не у каждого взрослого есть такая жизнь и такие возможности – так как, скажите, я могу не любить его?
– Никак, – машинально ответил я, не глядя на него, но в ответ Павел лишь засмеялся:
– Да, предполагается, что я не могу его не любить, но… Иногда мне кажется, что я родился с дефектом – мне незнакомо чувство любви. Как, впрочем, и ненависти – ни разу они меня не обжигали. Знаете, почему говорят, что от любви до ненависти один шаг? Да потом что и то, и другое – эмоции. Если вы испытываете к человеку хоть какие-то чувства, вы сможете полюбить его – хотя бы в теории. Я же не испытываю эмоций к людям: я не холоден, нет, просто для меня они одинаковы, я не делю их по категориям. Я даже к этому месту не испытываю эмоций, я просто ем здесь: но бороться я посоветовал Вам дал от чистого сердца – насколько это сердце может быть чистым в привычном понимании.
Дядя такой же – и он развил во мне эту отстранённость. Не знаю, в том ли дело, что я, не прожив и четверти века, успел повидать весь мир и вникнуть во многие аспекты человеческой жизни, или я правда был рождён таким изначально – так или иначе, я вижу эту же отстранённость и в дяде, и моя приверженность ей является доказательством моей любви к нему, которой нет, но которой не может не быть.
Павел прервался, переводя дыхание; я же пытался совместить всё у себя в голове.
– Эта отстранённость, – продолжил он, – это безразличие ко всему и одинаковое восприятие всего мне не только не мешает – о, я искренне рад, что душа моя устроена именно таким образом! Обычно эмоции сбивают с толку, путают человека – а нам с дядей, как первым лицам своей компании, нельзя так себя вести.
Вот только он на старости лет стал слишком азартен – я же пока сохраняю трезвое мышление, а значит, вижу обе стороны медали. Вижу, как Вам дорого это место.
Допустим, пытаться что-то изменить законным путём тяжело и долго, а порой и безнадёжно – но опять же, что Вам терять? Сожгите городскую администрацию дотла, выйдите на городскую площадь и кричите, что есть сил: Вас будут бить, Вас арестуют; но если Ваша идея стоит того, чтобы быть услышанной, то её услышат, и за Вами пойдут. Гонения за идею или система – выбирать Вам.
Я рассмеялся, довольный тем, что застал этого претенциозного циника врасплох:
– Вы опоздали с этой тирадой, Павел, – наслаждаясь недоумением в его глазах, я похлопал его по плечу, – явись Вы чуть раньше, я бы уже стоял на баррикадах, но сейчас… Нет, сейчас…
– У Вас почти собрана сумма задолженности, да-да, – скучающим тоном произнёс Павел, слово в слово дополнив моё предложение. Я почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом – эта фраза поразила меня, словно молния.
– Я, собственно, за этим и пришёл, – продолжил он, сложа руки перед собой, сняв панамку и серьёзно взглянув мне в глаза, – дядя пропал сегодня ночью.
Ошибаются те, кто говорят, что молния не бьёт в одно место – за минуту я был поражён ею дважды.
– Как пропал?
– Он отдыхал со своим коллегой в загородном доме, после чего при обстоятельствах, которые я пока не могу разглашать, исчез. Я уверен, что дело нечисто, поэтому не обижайтесь на то, что я замалчиваю факты – вполне возможно, он был убит, и я, в таком случае, должен находиться под подозрением как его амбициозный заместитель.
Я не понимал абсолютно ничего. Я не понимал, как что-то могло случиться с Паном, который вёл, казалось, однотипную, скучную жизнь кровопийцы. Я не понимал, как может Павел так спокойно рассуждать о возможной смерти самого близкого, по его же признанию, человека и так же спокойно говорить о том, что его будут подозревать. Я не понимал…
– Он же говорил, что будет в командировке, – рассеянно промямлил я, мысленно ругая себя за то, что из вихря мыслей у себя в голове я бросил с языка самую глупую фразу.
– Больше верьте дяде, – Павел лениво усмехнулся, – вчера у него был праздник – о нём я тоже не буду рассказывать, но уже потому, что это личное дело нашей семьи, – и он по традиции встречал его в кругу близких приятелей. Не знаю, что именно там произошло, но сегодня рано утром один из них сам рассказал следователям о том, что дядя пропал. Они-то мне и позвонили. Так что я, как благодарный ученик и верный заместитель, лично пошёл ставить точку в самом сложном и грязном дядином деле, – тут он обвёл рукой помещение «Феникса», – сюда.
– Грязном? – мне показалось, он оговорился. Павел молчал.
– Вам нравится The Cure? – он неожиданно перевёл тему, и, видя моё замешательство, рассмеялся:
– Вы поняли, что происходит? Я – тот, кто в данный момент решает Вашу судьбу. Поэтому лучше Вам сказать, что Вы – их фанат, что у Вас есть все их пластинки и Вы жаждете попасть на их концерт. Сильные мира сего – или, по крайней мере, те, кто мнит себя таковыми, любят лесть, но только тогда, когда она подаётся правильно.
Поскольку мои собеседники на этой неделе взяли в привычку то и дело менять темы разговора, я успел привыкнуть к подобной манере общения, поэтому сейчас не стал смущаться, а напротив – сосредоточился и внимательно вникал в то, что говорил мне племянник Пана Арендодателя.
– Есть два варианта развития событий: с возвращением дяди со щитом или на щите. В случае первого не говорите ему того, что я Вам наплёл. Если же он и дальше будет оставаться
