Волк в овечьем стаде - Джей Брэндон

— Я один из них, Тим.

— Ну, вот опять. Послушай. Я не прошу тебя закрыть дело…

— Их несколько, — поправил я.

Тим насупился.

— Не придирайся. Оставь его в покое. В противном случае я не смогу помогать тебе.

— Нет. Я должен опровергнуть измышления Остина и Лео. Я должен доказать, что мною движет не политическая цель, а уверенность в виновности преступника. Да ты и сам все время толковал мне, что требуется кого-нибудь разоблачить? Может быть, ты купишь для меня телевизионный эфир на личные средства? У тебя есть заказы на мои выступления?

— Один или два, — пробурчал Тим.

Осталась единственная возможность прорваться на телеэкран. Если я выдвину обвинение против Остина, мною заинтересуются газеты и телевидение.

— Это не личная месть, — добавил я. Я лгал. — Просто я должен это сделать.

— Ну… — сказал Тим. — По крайней мере, ради Бога…

Поразмыслив над тем, так ли уж я нуждаюсь в его одобрении, я решил не следовать его указаниям.

— Почему бы тебе не прислушаться к Тиму? — спросила меня Бекки. — Я буду обвинителем Остина Пейли и не поддамся на давление. Можно обойти препятствия.

Я промолчал, и вовсе не потому, что Бекки сморозила глупость. Уже давно я воспринимал ее не только как девчонку и подчиненную. Разбирая тактику обвинения, мы очень даже были на равных. Я боялся, что Бекки сочтет мой ответ без меры самонадеянным.

— Так будет вернее, — добавила Бекки.

— Я знаю.

Я выглянул в окно. Бекки сидела на диване. Боковым зрением я увидел, как она подходит ко мне, застывает в нерешительности, затем садится так, чтобы видеть меня. Я повернулся к ней.

— Почему ты так уперся, Марк? — спросила она. — Это все отмечают.

Я решил объясниться. Бекки достойна уважения, тем более, я сам втянул ее в эту историю.

— Я чувствую себя так, будто он лишил меня прошлого. Ясно, кто этот «он». Это началось давно. Первое преступление он совершил в бытность мою помощником окружного прокурора, лет пятнадцать назад. Остин насиловал детей и препятствовал правосудию. Пока я…

Я подошел к ней. Бекки оставалась спокойной. Ей не дано было это понять.

— Я верил в свое предназначение, верил Элиоту, внимал его словесам по поводу того, что для нас не должно быть различий в подходе к любому делу, что приятельские отношения с адвокатом обвиняемого не причина для поблажек, что все люди равны, вне зависимости от родственных связей. Другие подшучивали над этим — я тоже позволял себе вольности, — но я верил. Верил в то, что мы стоим на страже закона и в наших силах многое изменить, в общем, во всю эту чушь.

Закончив произносить эту глупую тираду, я вновь оказался во власти этого чувства, которое не мог объяснить Бекки. Я считал, что наша профессия многое меняет в жизни, что мы служим идеалу, который стоит выше денег или власти. За годы службы мне встречались дела, приговоры в которых были вынесены ложные из-за коррупции, тупости или лени законников, я кое-чему научился в этом смысле, но не стал циником, хотя именно настоящие циники и есть самые истые верующие. Я не стыдился своей веры в правосудие. Я считал, что могу справиться с преступным миром. Когда-то я безоговорочно верил в это.

И даже спустя время, когда я стал винтиком в машине правосудия, я все еще верил в глубине души в благородство своей профессии. Остин осквернил мою веру. Пока я исповедовал убеждение в своей священной миссии, Элиот Куинн тайно покрывал своих политических союзников. Я чувствовал себя запятнанным. Это перечеркнуло мое прошлое. Я с ненавистью вспоминал, как Остин появлялся во Дворце правосудия, был обаятелен, претендовал на особое отношение и добивался желаемого. Он был уверен в своей власти и силе. Только теперь я оценил те хитрые взгляды, которыми меня одаривал Элиот, а я их принимал за выражение дружелюбия.

— Он все испоганил, — сказал я. — Я думал, что олицетворял нечто важное, неподкупное.

— Я понимаю, — сказала Бекки из желания услышать продолжение разговора.

— Помнишь, я говорил тебе о Бене Доулинге, старом журналисте, который рассказывал мне о джентльменском соглашении, имевшем хождение раньше, как они…

— …покрывали каждого, начиная с президента и ниже, просто потому, что так было принято? — продолжила Бекки.

Я кивнул.

— Это работало, понимаешь? Я вырос, думая, что в нашей стране властвует закон, что люди, стоящие на его страже, действительно герои. Я подражал им в начале своего жизненного пути. Ваше поколение выросло под разговоры о коррупции, скандалах и лжи, вы считали это нормой. Вы не подвержены разочарованию, потому что не ждали ни от кого добра.

— Не обобщай, — сказала Бекки. — Нельзя детерминировать поведение человека только временем, его породившим. Я понимаю, что ты имеешь в виду, говоря о причастности к чему-то важному.

Я поверил ей. Она говорила искренне. При этом окинула меня таким испытующим взглядом, который я не мог позволить никогда в отношении Элиота. Я знал, что она не разделяет мои иллюзии.

— Правда? — сказал я. — Ты хочешь сказать, что работаешь здесь не только из-за денег?

Она улыбнулась.

Я предполагал, что даже в таком зрелом возрасте возможно идеализировать прокурорское дело. В какой-то степени я и сам его идеализировал. Почему я вернулся в службу окружного прокурора? Частная практика, по крайней мере, лучше обеспечивала меня. Но за десять лет адвокатской деятельности я никогда так не выкладывался, как работая в службе окружного прокурора.

— Если ты не видел, что творится у тебя под носом, это еще не причина отрицать все остальное, — сказала Бекки.

Я с отвращением фыркнул.

— Я был идиотом.

— У тебя есть время исправиться, — усмехнулась она пытаясь отвлечь меня от воспоминаний. Из нас двоих Бекки теперь выглядела реалисткой.

Я понял, что необходимо победить на выборах. На карту поставлен мой авторитет. Взявшись за обвинение Остина Пейли, я достигну своей цели.

— Принимайся за работу, — сказала Бекки. — Если, конечно, ты не собираешься лить слезы по поводу детских обид.

Я вздохнул.

— Нет, воспоминания исчерпаны, леди.

Она с симпатией коснулась моей руки.

— Давай я спрошу по-другому, Кевин. Ты предложил поехать за город или Остин? Это была твоя идея? Это ты сказал: «Знаешь что, давай поедем за город»?

Кевин вопрошающе посмотрел на Бекки, пытаясь понять, что она хочет услышать. Бекки ласково улыбнулась, и только, мальчик задумался.

— Это была его идея, — тихо произнес он. — Я раньше никогда не ездил на пикник.

Мы с Бекки переглянулись. Кевин сидел на большом стуле, который мы принесли из гостиной, чтобы было похоже на свидетельское место, и напоминал маленького принца, которого возвели на престол. Я не вмешивался. Бекки великолепно справлялась со своей ролью. Кевин внимательно следил за ее передвижениями по комнате.

— Ты спрашивал разрешения у родителей? — спросила Бекки.

— Да.

Бекки понимающе кивнула. Затем улыбнулась Кевину. Он не ответил на улыбку, напряженно ожидая следующего вопроса. Он мял в руках слоненка, можно в подумать, что он его душит. Славная картина. Я представил его с игрушкой в зале и поморщился, но надо над этим подумать.

— Ты сказал им, с кем поедешь? — спросила Бекки. Она уже не оборачивалась всякий раз на меня. Она следовала собственному ходу мыслей. Бекки была в белой блузке с напуском. Она выглядела очень молодо и могла бы сойти за старшую сестру Кевина, решившую учинить ему допрос. Ее отличало здравомыслие, присущее взрослому человеку. Однажды, отвернувшись от Кевина, она сжала руку в кулак.

— Я сказал им, что поеду с другими мальчиками, — ответил Кевин.

Бекки вновь кивнула в знак одобрения.

— Давай опять займемся куклами, — предложила она.

Кевин тут же слез на пол и взял в руки две куклы, в точности напоминающие человека. Не слишком откровенно, но полностью. Обе были мужского пола, одна больше другой. Бекки присела на корточки и попросила Кевина повторить всю историю. Со стороны они походили на детей, играющих в куклы. Стоило приглядеться и прислушаться, чтобы ужаснуться сути происходящего. Куклы, тесно прижавшись друг к другу, шевелились во сне. На них не было одежды.

— Было жарко, — рассказывал Кевин.

— И тут ты проснулся? — обратилась к нему Бекки. Милый вопрос. Но Кевина спрашивали об этом не в первый раз.

Кевин пододвинул куклу побольше к маленькой. Пенис куклы-мужчины коснулся плеча мальчика-куклы, потом его шеи.

— Ты трогал его? — мягко спросила Бекки. — Зачем? Это тебе так хотелось или он тебя попросил?

С каждым словом Кевин все ближе подносил пенис большой куклы ко рту маленькой. Я был уверен, что еще немного, и он вставит его туда. Но я не знал, смогу ли поверить ему, если это случится. Оставалось неясным, является ли поведение Кевина желанием угодить или он нам поверил. Во всяком случае, он знал, что нам было нужно. Шестилетний Кевин был куда опытнее своих сверстников. Он привык угождать взрослым.