Журнал Наш Современник №12 (2001) - Журнал Наш Современник

Несколько слов о моем “Верлибре” (если я только не слишком утомил Вас моим пространным письмом). Мой “Верлибр” не тот, что у А. Вознесенского, не тот, что так широко распространен в переводах западноевропейских поэтов, что выходят часто в ж. “Иностранная литература”. Мой “Верлибр” — и мне дорого, что Вам пришлись по душе мои “Северные строки”, — иной, совсем иной. Если разрешите — я расскажу, как он возникал. (Надеюсь, что не утомил Вас слишком, Станислав Юрьевич!). В тундре, в Абези, где нас освобождали от труда иметь бумагу и даже карандаши, я писал (вернее, наговаривал) строки моих “северных” стихов и запоминал их, да, запоминал их, а почему — Вам должно быть ясно. Поэтому наиболее удобным в той железной обстановке, где моя жизнь трепетала почти как жалкий огонек на свечке (не очень хорошо написалось, но Вы поймете), такой верлибр был единственно возможным и возникал он из какой-то особой интонации такого же особого ритма. Спасибо за то, что Вам эти стихи пришлись по душе (у меня есть и другие, ведь вошло в сборник, легло в его “прокрустово ложе” немногое из-за недостаточного количества строк), как и другие.

Очень бы хотелось чтобы наше знакомство не прервалось.

Искренне Ваш.

В. М. Василенко

28 февраля 1984 г.

Глубокоуважаемый Станислав Юрьевич!

Посылаю Вам книжку “Кто есть кто” и два стихотворения — они вошли в мою рукопись, но их несколько выправил еще и очень прошу, когда будете читать стихи, то ориентируйтесь на посылаемые мною редакции.

Очень хочу в будущем, когда у Вас будет возможность, повидаться с Вами. Может быть, когда потеплеет, явится весна. Я сейчас не очень пока подвижен.

Много времени уходит на работу в Университете, а значит, и сил. Их у меня не так много. Когда увидимся — привезу Вам (очень буду просить подписать мне) Ваши три прекрасных и мне очень дорогих и близких сборника, которые я часто открываю и читаю, читаю чаще всего вслух (я всегда люблю стихи больше вслух, а не глазами, и мне было очень приятно, что этот же совет мне дала Ахматова, как-то сказав мне, что “стихи надо читать не глазами, а также и вслух”. Правда, приходится и глазами, но это уже от торопливости жизни и т. д. А сборники Ваши у меня: “Озеро безымянное”, “Отблеск”, “Путь”. Недавно ездил в Железноводск, где лечился и не разлучался с “Озером безымянным”, часто его открывал и читал. Еще с собою я взял томик (из моей серии) М. А. Волошина, вот два поэта и сопровождали меня в моем пути на Кавказ и были там в виду гор, снежных вершин; если подняться — а это легко — на гору Железную, то в безоблачный день хорошо виден Эльбрус. Удивительное зрелище.

Искренне Ваш

В. Василенко

30 марта 1984 г.

Дорогой Станислав Юрьевич!

Поздравляю Вас с днем ПОБЕДЫ и желаю счастья и еще новых прекрасных стихов. Поэзия — это единственно самое высокое из искусств, в нем ярче и полнее звучит голос сердца. Анна Ахматова писала: “Наше священное ремесло существует тысячи лет... С ним и без света миру светло...” Я уверен, что в этом истина. Мне поэзия, я это знаю, помогла жить тогда, когда смерть почти стояла у моего изголовья.

С искренним уважением

В. М. Василенко

6 мая 1984 г.

Дорогой Станислав Юрьевич!

Посылаю Вам мой перевод “Ворона”. Побудило меня заняться им то, что Э. По придавали больше в словах и выраженьях пышности, чем у него их было. Эд. По все же очень прост, но простота эта высоко изысканная. Бальмонт и Брюсов облачали “Ворона” в слишком роскошные одежды, так мне кажется. Над своим переводом я работал очень долго. Он был начат в 1950 в Абези на Воркуте (я там нашел несколько листков английского текста, вырванных из книжки, каким-то чудом попавших туда, и, уединившись, стал переводить).

Главное, еще что я хотел дать в моем переводе — это восстановить основную мужскую рифму, которая проходит через все стихотворение у Эд. По. Но Бальмонт и Брюсов отступали от этого, и когда текст подходил к появлению “Ворона”, рифма менялась. Это не хорошо. У По рифма проходит сквозь все строфы, как тонкая изящная колонна, и на ней, как я уже сказал выше, все держится.

Наконец “Невермор” Бальмонт один раз оставил, но ведь ворон англичанин, говорит по-аглицки и потому оставлять в русском с английского только одно слово английского неверно: вот если бы ворон говорил по-гречески с англичанином-поэтом, тогда дело другое.

Брюсовское (и у других) “Никогда”, иногда у него же “больше никогда”, точно по смыслу, но противоречит замыслу поэта. Во второй публикации “Ворона” Эдг. По писал, что хотел в “Невермор” (простите, что пишу по-русски, у меня в машинке только русский алфавит) передать хриплое карканье ворона. Невермор подходит.

В русском “Никогда” (хотя это по смыслу очень точно) этого хриплого карканья нет и в помине, и основная идея поэта ускользает. В этом звучанье, в его символике было то, что много после очаровало символистов, открывших Эдгара По. Помимо этого в “Невермор”, мне кажется, есть что-то от изящной и легкой конструкции, такой, как конструкция, скажем, решеток, вымпергов, “витражей” английской готической архитектуры. Эта “готичность” иногда (очень изящная) звучит в некоторых английских словах! Я не могу принять поэтому и перевода М. Донского. В его переводе, скажем, правда, — и это безусловно достоинство — есть единая рифма, но это “никогда”. И легкий Э. По очень звучит тяжеловесно: “Гость пожаловал сюда”... “о, Линор, моя звезда!” и пр. Неудачно у него и начало, очень важное в стихотворении: “Раз (?!) в тоскливый час полночный я искал основы прочной (?!). У Э. По ничего этого нет. Нехорошо: “Восседает Ворон черный (у Эдг. По нет нигде нет в целом указания на то, что Ворон черный, это ясно и так, и только в последней строфе он говорит о черных перьях, но это другое), давит будто глыба льда” (это все отсебятина).

Не могу принять и перевод Е. Бетаки (Избран. соч. Э. По в двух томах, 1973). Он переводит: “Грозно каркнул — не вернуть!”. Слово “Не вернуть” легковесно, незначительно, чересчур бытовое, а потому и “грозно” не помогает. Я долго искал и пришел к “Возврата нет!” Согласитесь ли Вы? В нем есть легкость готической конструкции “Невермор” и величественность. До меня кроме Бальмонта и Брюсова (их переводы, конечно, все-таки хороши) переводили многие. Оболенский в 1978 г. дал “Возврата нет!”, но я об этом узнал лишь недавно. Но остальное у него не хорошо. “Да, я один, ея уж нет, — всю ночь не сплю. Мерцает свет!” и т. д. У Мережковского очень приблизительно: “Тот, кто Ворона видал — не спасется никогда”. Вот это и побудило меня попробовать перевести “Ворона”, конечно, тоже несовершенно, но внести новое.

Искренне рад. Звоните мне. Я очень рад всегда Вашим звонкам. Поклон Вашей жене и Сереже. Ему большая благодарность за труд “извлечения” моих виршей из недр редакции.

В. Василенко

18 мая 1984 г.

Дорогой Станислав Юрьевич!

Скоро, видимо, Вы вернетесь. Я очень завидую Вам (самой хорошей и святой завистью), как много Вы, наверное, увидели? Впечатлений много у Вас, а значит, будут еще новые хорошие и необычные стихи. Природа, мир, люди — извечный материал для поэта.

Я же очень устал: много было работы в МГУ: защиты по дипломам, выступление оппонентом по одной диссертации. Стихов не писал, но вечерами перебирал стихи, которых нет у Вас в рукописи, и кое-что подобрал. Должен сразу же сказать, что это не означает, что их нужно добавить, я просто так решил послать несколько из них, думая, что, может быть, Вам они покажутся интересными. Буду рад, если найдете время и позвоните. Я вечерами, как правило, с очень редкими исключениями, дома. Мой поклон Вашей жене и сыну (я их знаю по голосам по телефону, голоса у них очень милые, хорошие, и мне было с ними приятно разговаривать). Прочел в “Лит. газете” статью о Солоухине, где (она написана к его 60-летию) А. Вознесен. дает ему “братскую руку” и говорит, что нужно поэтам жить в мире. А я и не знал, что они, т. е. я имею в виду “направления”, так уж были далеки друг от друга. Прочтите эту статью, Вам, наверное, она будет интересной.

С глубоким уважением

В. М. Василенко

Простите за несколько сумбурное письмо: очень неважно себя чувствую, видимо, дело в погоде, а к этому еще и + мой возраст.

Далее следовали стихи, не вошедшие ни в одну из книг В. М. Василенко и публикуемые впервые.

Ветер и поэт