Моему судье - Алессандро Периссинотто

Я отнюдь не последний рыцарь, господин судья, и у меня вовсе нет дурной привычки защищать честь замужних или несвободных женщин. Просто я старался уберечь единственную радость, которую принесло мне знакомство с Лаянками, единственное светлое воспоминание.

Не получилось. Вот вам вся история.

Джулиано познакомил меня со Стеллой примерно через месяц после того, как мы стали работать вместе. Как-то вечером в ресторане. Потом мы виделись еще, в его присутствии и в присутствии других.

Как и всем, мне она казалась красивой. Красивая, приятная, умная, богатая и немного застенчивая. У нее были все качества, чтобы я боялся к ней подойти и восхищался на приличном расстоянии: я подданный, она — королева. Джулиано держал ее на вторых ролях. За ужином она часами не произносила ни слова, пока остальные болтали о деньгах, катерах, ресторанах, кому везет и кому не везет в деловом мире. Остальные выглядели пародией на молодых и успешных юппи из фильмов с Больди и Де Сикой, она была как таинственный остров.

Впервые мы с ней заговорили о чем-то, кроме вин и погоды, на яхте во время уик-энда.

В тот день приятели Джулиано в пошлости превзошли самих себя, дамы давали им фору. Сборище напоминало показ фирменных купальников — чем меньше купальник, тем больше цена. Эта фикция бикини не прикрывала, а выставляла напоказ ягодицы и грудь, над которыми поработали умелые хирурги, а массажи и дорогие кремы придавали им упругость. Королева сидела тут же в закрытом черном костюме, но в ней не чувствовалось ни высокомерия, ни снисходительности, и ее улыбка говорила, что она просто не может быть другой. Речь зашла о салонах красоты, говорили все, парни и девушки, усевшись в кружок на палубе: мы тоже когда-то так сидели и пели авторские песни, пуская косяк по кругу. Один спрашивал совета, другой перечислял процедуры, третий нахваливал тот или иной центр.

— Там, куда хожу я, — сказала девушка лучшего друга Джулиано, — потрясающе делают эпиляцию. Не просто эпиляция, а произведение искусства. Вот смотрите.

Она стащила трусики и продемонстрировала всем лобок, на котором красовалось сердечко из коротко стриженных волосков.

Разговор продолжался в том же духе, пока кто-то, кому стало жарко, не прыгнул в воду, и кружок распался. Вот тогда-то Стелла пересела ко мне и спросила:

— И почему только мужчинам нравятся такие?

— Потому что мы их не боимся.

— А меня — да?

— Немножко.

Вот так мы и сблизились. Относительно, конечно, потому что наша близость ограничивалась понимающими ироническими взглядами.

А потом этот ужин в начале октября. Стелла с Джулиано, другие парочки и я. Пришли они уже взвинченные — видно, до того успели поругаться. Под конец вечера кто-то предложил пойти к нему смотреть бокс, который передавали по спутниковому каналу.

— Нашел дураков, — ответил Джулиано, — последний раз мы у тебя смотрели матч со сборной Италии, так у них форма была не голубая, а белая, в хлорке их, что ли, вымочили.

— Да это видеопроектор барахлил, регулятор цвета у него не работал. Я было собрался его выбросить, а потом тетка, которая у меня убирает, попросила отдать ей, она его в приход хотела снести, им нужно. Представляешь, они сейчас по нему катехизис смотрят после всей порнухи, которая через него прошла.

Все рассмеялись более или менее искренно.

— Сейчас у меня плазменный телевизор шестьдесят три дюйма, впечатление, будто ты прямо на ринге.

— Тогда нет проблем, расплачиваемся и двинули к Серджо.

— Я бы предпочла пойти домой спать, — сказала Стелла.

— Слушай, ну ты уже прямо достала. Что твоя сонная муха.

— Просто у меня завтра с утра встреча, нужно обсудить новые показы.

— Ну еще бы. Работа, показы… Интересно, как это у тебя получается заниматься модой, когда ты сама одеваешься как монашка и спать ложишься рано, как ученица младших классов?

Она не ответила, и я заметил, что нижняя губа у нее дрожит.

— Я в любом случае иду, а ты, если хочешь, бери такси. Или пусть вон Лука тебя подбросит за компанию: вы с ним одного поля ягоды, оба засыпаете на ходу. — И хлопнул меня по плечу, как бы давая понять, что меня-то он не хотел обидеть.

И я отвез ее домой, не сказав за всю дорогу ни слова, потому что она, похоже, все время была на грани слез. Проводил до самого подъезда: она не предложила мне подняться, а я не настаивал. На прощанье мы поцеловались в щечку и пожелали друг другу спокойной ночи.

На следующий день часов в пять она позвонила мне в офис:

— Ты сегодня поздно освободишься?

— Не очень, хорошо бы уйти в восемь-полдевятого.

— А то я хочу попробовать себя в кулинарном искусстве, давай у меня в девять?

Она запнулась, а потом добавила:

— Сегодня четверг, Джулиано играет в футбол.

Что я могу рассказать об этом вечере, господин судья? Что могу рассказать такого, чего вы себе еще не представили?

Кухня в американском духе, темная мебель, полусвет, стол, накрытый на двоих, красное вино в бокалах на высокой ножке. Десерт. Поцелуй, потом другой, у стены, ищущие руки. Еще несколько шагов до спальни. Волнение от ее поспешно расстегнутой блузки. Наконец мы в постели, раздетые, — руки, ласкающие тело, прикосновения, от которых пронизывает дрожь. И опять руки, губы…

Вот так все началось, господин судья. После тридцати пяти все происходит в обратном порядке: сначала секс, потом — если получится — любовь.

И любовь пришла. Слишком сильная. Всё сразу. Та самая требовательная любовь, которая ставит перед выбором — всё или ничего!

Не знаю, мог ли я выбрать «все», был ли способен послать к черту сделку в семь миллионов евро и бросить в глаза Лаянке эффектную фразу: «ты недостоин Стеллы». Потом выяснилось, что лучше бы я выбрал «все», но тогда откуда мне было знать? С другой стороны, решение Стеллы положило конец сомнениям: она выбрала «ничего». И я с ней согласился. Согласился, когда она говорила, что встречаться тайком недостойно нашей любви. Поддержал, когда она просила принять какое-то решение. Понял ее, когда она сказала, что все кончено, что Джулиано она нужна и не может его бросить. «Комплекс сестры милосердия» — по-моему, прекрасное определение.

Сейчас поезд стоит на какой-то станции. Смотрю на дисплей моего нового мобильника: ловит.

Минуту спустя я нажму кнопку «отправить», и наша со Стеллой история дойдет до вас. Будет указано, что сообщение послано из Оклахома-Сити, с компьютера в супермаркете, в супермаркете «Wal-Mart».

До скорого, господин судья.

* * *

Дата: Четверг 10 июня 11.40

От кого: [email protected]

Кому: [email protected]

Тема: Большой шаг вперед

Прости меня, что я тянула с ответом, но теперь наконец-то могу сказать, что мы сделали большой шаг вперед. Мы — это ты, я и еще один коллега, с которым я консультировалась. Да, потому что сейчас наше расследование расширилось: оно охватывает не только убийство Джулиано Лаянки или Мирко Гуиди, но целый вид преступлений.

Он называется cyberlaundering. Ты когда-нибудь слышал этот термин? Ты-то слышал наверняка, но я узнала впервые. Мне объяснил его коллега, специалист по финансовым преступлениям.

«Cyberlaundering» буквально значит «кибернетическая прачечная» или что-то в этом роде. Но в такой прачечной стирают не одежду, там отмывают деньги. В Италии это называют «переработкой», но суть одна. Только cyberlaundering означает отмывание грязных денег в сети. Вообще-то они пошли дальше нас. У нас смысл «переработки» в том, что преступник вкладывает деньги незаконного происхождения в законные предприятия, легализует их и пользуется ими в полное свое удовольствие. Или переводит их в страны, где правительству плевать на то, откуда эти деньги взялись, в так называемый налоговый рай. Еще лучше сделать и то и другое: перевести за границу и там инвестировать.

Совсем недавно, когда нужно было переправить деньги в Швейцарию, нанимали так называемого «носильщика», и он, за небольшой процент, набивал банкнотами рюкзак и нес их по горным тропам, известным ему одному. Сегодня об этом вспоминаешь чуть ли не с умилением. Тогдашняя, уже почти легендарная борьба вооруженных биноклями пограничников с контрабандистами, бегающими по горам, превратилась в сюжет для комедии. «Носильщики» принадлежат времени, когда капитал за рубежом создавался вручную, как изделие народного промысла, можно сказать, искусства: штучный товар, дорогой и доступный лишь избранным. Сейчас это промышленный товар массового спроса, в производстве которого применяется разделение труда по Тейлору, того и гляди, он будет запатентован и получит серийный номер девять тысяч бог знает какой. После того как в каждом доме появились автомобиль и стиральная машина, поставлен новый рубеж: любому желающему уклониться от налогов предлагается возможность пристроить деньги в какое-нибудь теплое местечко. Швейцария устарела. Теперь мода на Антигуа, Гренаду, Сент-Китс и Невис, Вануату и — почему бы и нет? — Тринидад и Тобаго. Почему только богатым можно не платить налогов? Пусть они себе продолжают укрывать большие суммы, миллиарды евро. Но не пора ли подумать и о мелком предпринимателе? Разве мы не хотим, чтобы, скажем, оптовик, строительный подрядчик, у которого нелегально работают румыны, чтобы гинеколог, адвокат, зубной врач, бакалейщик получили возможность перевести куда-нибудь в налоговый рай заработки, с таким трудом упасенные от ненасытной налоговой инспекции? Да, потому что когда налоги слишком велики, вы имеете моральное право уклоняться от них, и это вам говорит не какой-то рыночный торговец овощами!