Круг замкнулся - Кнут Гамсун

— А вы больше не живете в «Приюте моряка»?

— Нет, я живу в сарае, у складов.

Почтальон:

— Прошу прощения. Я спрашиваю только на тот случай, если придут письма для вас.

— Никаких писем для меня не придет.

Он прихватил с мостков пикшу, а в лавке купил бутыль керосина. Само собой, пикшу он может сварить, а если захочет, то и зажарить. Для него пустяковое дело починить керосинку и запаять дырки в кастрюле. Когда в испанских водах кок свалился за борт, он варил и пек для всей команды. Никаких проблем.

Он сам себе сотворил золотые денечки. Роскошно пожив на рыбе или телячьей печенке, можно на долгое время погрузиться в спячку, у него есть кровать с постельным бельем и диван, словом, есть куда прилечь. А весной он непременно посадит на насыпи перед окном ведро картошки. Он и в Кентукки тоже сажал картошку.

Зимой к нему много раз заявлялась Лили и требовала денег. Но денег у него не было, должники ничего не платили, пришлось и впрямь продать кой-какие мелочи, чтобы хватало на пропитание. Купец Гулликсен тоже спрашивал про деньги и закрыл ему кредит. Да и поганый таможенник Робертсен не продавал свои лодки, чтобы заплатить ему, как было уговорено. К некоторым должникам Абель из чувства приличия не смел обращаться. Откуда же ему при таких обстоятельствах взять денег для Лили? Она хныкала: Алекс сидит без работы, банк требует свое, так что у них нет другого выхода, кроме как попрошайничать у ее матери, у вафельщицы.

Они сидели и толковали о том о сем без обычной охоты, а про всякие нежности и тому подобное даже речи не заходило. Лили рыдала. Чтобы хоть как-то ее утешить, он протянул руки и хотел привлечь ее к себе, но тут она вдруг рассвирепела и во все горло крикнула:

— Нет! Не смей меня трогать!

После этого она не показывалась целый месяц, а наконец заявившись, выложила перед ним без долгих разговоров письмо из банка.

Он прочел письмо и сказал:

— Да, это скверно.

— Скверно? Ты вообще понимаешь, насколько это скверно? Они продадут дом.

— Сядь, Лили, сядь и успокойся.

— Сесть? Ты хочешь сказать на твой диван? Чтобы ты ко мне пристроился?

Абель даже рот разинул от изумления.

— Я тебя насквозь вижу, но никогда, понимаешь, больше никогда в жизни!

После этого она села.

Абель, с улыбкой:

— Просто удивительно, как это Алекс ухитрился тебя одолеть.

— Да вот ухитрился, — отвечала она, — но у нас разговор о другом.

Но сколько они ни говорили, снова и снова получалось, что у одной беда, а другой не может помочь.

— Сядь, — сказала она возбужденно. — Ты все ходишь и соображаешь, как бы пристроиться ко мне, а я этого не желаю. Раньше, когда ты выкупил дом, приносил одежду и еду, было другое дело, я выглядела бы просто дрянью, откажись и я что-то для тебя сделать. Не забывай к тому же, что Алекс меня тогда покинул. Да ты никак смеешься?

— Ничего я не смеюсь.

— Нет, ты смеешься. Не спорю, мы начали еще до того, как уехал Алекс, но прикажешь мне и теперь за это отвечать?

С громкими рыданиями она зарылась лицом в подушку.

Полное смятение — смятенные речи, бесстыжие, но искренние.

— Я был бы рад тебе помочь, — сказал он.

Она тут же вскочила.

— Не можешь, значит? Как это подло! Ты сидел и дожидался, пока я вернусь из банка, и потом занял у меня. А сейчас дом продают. Ты разве не видишь, в каком я теперь состоянии?

— Тут уж я ни при чем, — сказал он.

— Да, ни при чем, а толку что?

Абель промолчал.

— А ты не можешь выкупить дом?

— Второй раз? Не могу, — сказал он и взглянул на нее. Он нарочно так сказал, чтобы она хоть немножко одумалась.

Но Лили ничуть не одумалась.

— Это очень гадко. После всего, что между нами было…

— Я не могу, слышишь, Лили! Столько тысяч! У меня нет денег.

Когда она ушла, Абель взял столик у окна, взвалил его на плечи и понес к старьевщику, потом сделал еще одну ходку с постельным бельем и провернул в результате большую сделку — целых пятнадцать крон. В конце концов, на исходе зимы ему не нужны ни одеяло, ни перина, а вдобавок у него есть неизменный серо-коричневый ульстер из Америки. А стол в комнате нужен ему не больше, чем скатерть на столе.

По дороге домой он подыскал себе среди складов подходящий ящик вместо стола, ему даже пришло в голову, что когда-нибудь этот ящик можно покрасить. Время от времени у него возникали такие царственные мысли: вставить в окно недостающие стекла, купить печку…

Он взял деньги и спрятал их.

— Ты только погляди, — сказал он, словно разговаривая с рассыльным, — ты только погляди, с такими деньгами уже можно пойти к Лили.

Но поскольку рассыльного при нем не было, Абель отправился сам.

Дома был Алекс. Он лежал на полу, в рубашке, босой, и играл с обоими малышами. Увидев Абеля, он сел на стул, не выказывая ни малейшего неудовольствия, ну просто ни малейшего, он был просто исполнен невероятного дружелюбия.

— Ну, как дела? — спросил он.

Абель огляделся по сторонам. В этой комнате тоже не хватало много из меблировки, даже часы со стены исчезли. А по светлому пятну на обоях можно было угадать, где некогда стоял расписанный розами угловой шкафчик.

— Где Регина? — спросил Абель, чтобы не спрашивать про Лили.

— Если не торгует брошюрками, значит, у бабушки, — отвечал Алекс, — она часто ходит к бабушке. Ты хотел поговорить с ней?

— Нет. Просто у меня кое-что для нее есть.

Алекс казался отупевшим, отупевшим от многолетней безработицы и неудач. Он никогда ничем не выделялся, разве что был красивей других, длинные ресницы, изогнутые губы. В свое время он вполне мог заполучить дочку капитана Норема, но Лили выиграла состязание.

— Ты этих двух узнаешь? — спросил он.

Абель поглядел на малышей и сказал:

— Они выросли.

— Странные детишки, почти никогда не плачут.

— Да?

— Похнычут, и все. Регина, та и плачет, и ревет. А эти два другой породы.

Абель сказал:

— Они мои.

— Твои? Нет.

— Мои.

— Твои, говоришь? Быть того не может.

Абель хотел отдать деньги, прежде чем вернется Лили. Какой смысл торчать здесь?

— Если ты пришел, чтобы их забрать, у тебя ничего не выйдет.

— Передай это Регине или Лили, кому захочешь.

— Положи вон туда. Видишь ли, я успел их полюбить. Они еще сами стоять не умели, а уже приходили ко мне и становились у меня между коленями. «А ну, держитесь крепче!» — говорил я. «Крепче!» — повторяли они и держались за мои коленки и глядели на меня: попрошу ли я еще чего? «Плюньте на мои штаны!» — говорил я в шутку. Они плевали и смеялись. Потому что больше всего на свете они любят разводить грязь. Я слышал, что дети все такие.

— Здесь несколько шиллингов, — сказал Абель, — больше у меня нет.

Алекс продолжал свое:

— А ты знаешь, что младшенький у нас мальчик?

— Да, я слышал.

— Мать считает, что я его люблю больше других, но это чепуха. Я разницы не делаю. Вот только Регина — она уже совсем большая и взрослая.

Лолла утром и вечером пробовала его отловить, но пока ему удавалось избежать встречи. Она знала, что он обитает в одном из сараев, но сараев здесь было много, у каждого купца свой. Абель был зачем-то ей нужен, и она там и сям оставляла для него весточку с просьбой зайти к ней в ее домик на берегу. Однако Абель не шел. Почтальон как-то раз, отыскав его убежище, доставил ему письмо. Абель отложил письмо в сторону. К его сараю не вела ни дорога, ни хоть тропинка, путь кое-где был перекрыт досками, через которые надо было перешагивать, а кое-где проволокой, под которой надо было перелезать; сам Абель предпочитал ходить вдоль путей и потом скатываться вниз по насыпи, хотя это строжайшим образом запрещалось. Требовалась большая ловкость, чтобы разыскать его обиталище, но Лолла сумела это сделать однажды утром, когда он как раз собрался уйти.

— Я хотела поглядеть, как ты тут, — сказала она, — мне непонятно, где ты полгода, а то и год пропадаешь. Я тебе что-нибудь сделала?

Чтобы умиротворить ее, он напустил на себя шутливый вид и сказал:

— Могу сообщить тебе новость, которую я от кого-то слышал: Ульрик-то Фредриксен уходит с «Воробья».

— Я знаю.

— Теперь ты успокоилась?

Но Лолла была не расположена шутить.

— У меня для тебя другая новость. Твой дом продают.

— Какой дом?

— Дом, который ты купил для этой Лили.

— Ах, вот что, — сказал Абель.

— В газете объявлено о торгах. А ты, выходит, ничего об этом не знал?

Абель:

— Они не могут его продать.

— Могут. За три невыплаченных банковских ссуды.

Абель молчал.

— Выходит, другие проели твой дом?

Абель:

— Строго говоря… это было так давно… да нет, другие его конечно же не проели.