Семейные тайны - Энн Мэтер

Какую же глупость она совершила! В тот день Софи не стала сопровождать их на пляж, и, позагорав минут пятнадцать на берегу, Кэсс предложила доплыть до камней на другом берегу бухты, под бенедиктинским аббатством. Предстоящее плавание было не из легких, но ей уже надоело сидеть на одном месте. Ей хотелось плавать, хотелось избавиться от избытка энергии, струящейся по ее жилам подобно жидкому кислороду. Она стремилась испытать свою силу, довести себя до полного изнеможения. Быть может, тогда она сумеет расслабиться, перестанет жить на краю эмоциональной пропасти.

Бену явно не хотелось сопровождать ее. Он довольствовался солнцем и покоем, лежал, одной рукой прикрыв глаза от нестерпимого блеска, а другую небрежно положив на бедро. Он выглядит таким красавцем, со стыдом подумала Кэсс. Его гибкое тело покрылось легкой испариной. Кэсс не знала точно, чего она хочет, но ее раздражало, что Бен столь равнодушно относится к ее чувствам.

— Так ты идешь? — спросила она с вызовом, закручивая косу на макушке и закалывая ее гребнем. — Если тебе лень шевелиться, я поплыву одна. Не могу же я валяться здесь все утро. Это слишком… слишком скучно!

Бен со стоном потянулся и уселся на полотенце скрестив ноги.

— Тебе скучно? — переспросил он и прищурился, глядя на нее. — Это что-то новенькое. Насколько я помню, ты часами жаришься на солнце!

Кэсс пожала плечами и потянулась за маской и трубкой, которые купил для нее Бен.

— Должно быть, я уже слишком состарилась, чтобы долго лежать на пляже, — заявила она, не обращая внимания на его насмешливый взгляд. — Я просто хочу размяться. Так ты идешь или нет? Решай скорее!

— Ну, одна ты туда не поплывешь, — невозмутимо заявил Бен, поднимаясь, и Кэсс сердито уставилась на него.

— Почему бы и нет? Думаешь, я для этого слишком мала?

— Возраст тут ни при чем, — возразил Бен, наклоняясь за своей маской. — Ладно, идем. И вправду, зачем мне тебя отговаривать?

Плавание предстояло, что и говорить, напряженное, прежде Кэсс не совершала подобных подвигов. Утесы под аббатством они исследовали лишь однажды, обойдя вокруг бухты пешком и войдя в море у Пунта-Сан-Микель. Хотя Кэсс знала, что Бену случалось прежде плавать через бухту, сама она прежде считала, что на такое неспособна, и на полпути поняла, что не доплывет. Дышать становилось все труднее, ноги постепенно словно наливались свинцом. Кэсс все сильнее хотелось повернуть обратно, но, видя, как Бен спокойно плывет впереди, она не сдавалась.

А затем случилось несчастье. Погрузившись в волны немного глубже, она забыла о дыхательной трубке, и ее легкие вдруг наполнились морской водой. Каким-то образом клапан в дыхательной трубке отказал, и едва Кэсс поняла, что не может дышать, как ее охватила паника.

Она рванулась к поверхности, поднимая брызги, пытаясь сорвать маску и глотнуть воздуха. Но вода в легких тащила ее вниз, и когда Бен оглянулся, все, что ему удалось увидеть, — мечущийся вихрь рук и ног.

Кэсс так и не представилось случая спросить Бена, о чем он подумал в ту минуту. Но она помнила, каким мрачным было его лицо, когда он подплыл к ней, и не сомневалась, что именно гнев придал ему силы и помог доставить ее на берег. Как бы там ни было, она кашляла и отплевывалась весь обратный путь, с трудом двигая ногами, чтобы держаться на плаву, и всецело полагалась на надежные руки Бена. Наконец он выволок ее на мелководье и окончательно выбился из сил. С трудом сумел выбраться из воды и рухнул на песок. На несколько минут Кэсс осталась наедине со своими трудностями.

Она не сомневалась: Бен спас ей жизнь. Окажись она в одиночестве, она ни за что не сумела бы выбраться на берег. Даже теперь, пока она отдувалась на пляже, остатки соленой воды жгли ей легкие, и Кэсс казалось, что у нее не хватит сил подняться на утес.

Когда несколько минут спустя Бен зашевелился, Кэсс лежала на спине, закрыв глаза. Она догадывалась: он, должно быть, решил, что она потеряла сознание, ибо упал рядом на колени, зажал ее лицо в ладонях, которые еще тряслись от усталости, и позвал ее глухим, сдавленным голосом.

— Кэсс! — повторял он. — О, Кэсс! Stai benet?[16] Услышав его голос, Кэсс открыла глаза, и выражение на его лице ошеломило ее. Худое лицо потемнело от тревоги, в глазах светилась такая мука, что Кэсс утратила всю способность скрывать свои чувства.

— О, Бен! — выдохнула она, подняла руку и запустила пальцы во влажную копну его волос. А затем, не сознавая, что делает, притянула его к себе.

Мгновение он сопротивлялся, но только одно мгновение. Когда их губы соприкоснулись, вся сдержанность Бена улетучилась, и с подавленным стоном он вытянулся рядом с Кэсс. Его теплое влажное тело почти накрыло ее, сдавив ей грудь, губы Бена с возрастающим пылом искали ее рот.

Иногда Кэсс размышляла, что могло бы случиться, не появись на берегу Софи. Прежде чем его мать пересекла пляж и растащила их, Бен всецело отдался своим чувствам. Опомниться его заставило лишь вмешательство Софи и ее злобные обвинения, которые потом звенели в ушах Кэсс еще несколько лет.

Разумеется, ей пришлось уехать. Сразу же. Софи не позволила бы ей остаться на вилле ни минутой больше, чем понадобилось, чтобы уложить вещи, и хотя Бен отмалчивался, Кэсс знала, что он поддерживает требования матери. Он даже не отвез ее в аэропорт. Из Порто-Камаджо вызвали такси, и свой последний взгляд на виллу Кэсс бросила через заднее окно старого «фиата».

Следующие несколько недель прошли как во сне. Перелет на Бермуды, опрометчивое поведение Кэсс в присутствии Роджера, даже его принятое предложение — все это стало неотъемлемой частью эмоциональной реакции, которую она испытала, осознав, какой удар нанесла сама себе. Самобичевание вызывало у нее подавленность, ее тошнило каждый раз при мысли о том, что должен был подумать о ней Бен. Он всегда был так добр к ней, так привязан, никогда не переступал границ дружбы, относился к ней со снисходительностью старшего брата — впрочем, он и вправду приходился ей братом. Но она все разрушила. Надругалась над добротой Бена и великодушием Софи. Вела себя отвратительно и не раз искренне жалела о том, что не умерла тогда на берегу бухты.

А потом, когда они вернулись в Лондон, Бен приехал проведать ее.

Кэсс уже досадовала, что приняла предложение Роджера, и, когда появился Бен, решила, что ей представился случай помириться с ним. Она была готова выслушать любые обвинения, сказать, что во всем виновата лишь она сама, признаться, что ужасно сожалеет о своем поведении. Но это ей не удалось.

Кэсс была у себя в комнате, когда мать прислала за ней. Узнав, что мать не одна, Кэсс испытала удивительное облегчение, но уже первые слова Бена, сказанные им после того, как Диана оставила их наедине, обратили все ее надежды в прах. Он явился в Лондон вовсе не для примирения. Напротив, его гнев, обращенный на Кэсс, лишь усилился. Следующие несколько минут он провел, объясняя Кэсс, что она избалованная, непослушная, глупая девчонка, и требуя, чтобы впредь она держалась от него подальше. Он был вовсе не похож на того Бена, к которому Кэсс привыкла. Прежде он никогда не говорил ей таких резких слов, не унижал и не оскорблял ее, и в конце концов в ней взыграла гордость.