Вещий князь: Ладожский ярл. Властелин Руси. Зов Чернобога. Щит на вратах - Андрей Анатольевич Посняков

Ханс продышал дырочку в затянутом инеем автобусном стекле. Темное небо, дома, подсвеченные разноцветной рекламой, пробегающие мимо автомобили. Вот, похоже, и нужная остановка. Ханс задержался у дверей – вообще-то можно сойти и на следующей или все-таки…

– Выходишь, мальчик?

Толстая, похожая на гусыню, старуха. Выходит ли он? Да, выходит.

– Пожалуйста, побыстрее, мальчик… Побыстрее…

Да пожалуйста!

Тротуар. Узкий, выскобленный дворниками. Люди. Впереди, навстречу – смешной старик. Чем-то – может быть, улыбкой или просто морщинистым добрым лицом – похожий на рождественского гнома Юлениссена, что живет в столичном пригороде Корсегаардене на небольшой площади Торгет-Трегаарденс-Юлехус. Раньше, когда Ханс был маленьким, он часто писал ему письма на Рождество. Когда был маленьким… И когда еще были живы родители. Хотя… они не так давно еще были живы… Чуть больше месяца прошло после их нелепой гибели. Именно что нелепой – надо же погибнуть от молнии в ноябре! Одноклассники только диву давались. Ну, сочувствовали, конечно. Да только что ему, Хансу, до их сочувствия? Родителей-то не вернешь, как ни крути. Ханс сглотнул слюну. Вот еще один смешной старик – с бакенбардами, толстый, похожий на увальня сенбернара… знакомый такой. Черт побери! Так это ж полицейский комиссар… как бишь его имя? Не вспомнить. Ишь как спешит, не заметил даже, свернул с тротуара – прямиком, по сугробам, к машине, старому вишневому «вольво». И вдруг перед глазами мелькнул… Нет, показалось… Рядом тормознуло такси – синий «сааб». Знакомая тачка… Ханс остановился, замахал рукой:

– Наше вам, господин Йоргенсен! Никак опять до поздней ночи работаете?

Таксист – длинноусый, круглолицый – выходя, улыбнулся в ответ:

– Привет, Ханс. Как дела?

– В клуб иду, договорились с Нильсом.

– Репетируете?

– Да помаленьку…

Таксист усмехнулся:

– Ну, будете играть, позовите на концерт.

– Обязательно.

Попрощавшись, Ханс пошел себе дальше, мимо огромных сугробов – с утра шел снег, вот и не успели убрать, теперь сгребали погрузчиками в самосвал, – мимо сверкающих витрин супермаркета, мимо катка, наполненного музыкой и детским смехом, пройдя небольшую площадь, свернул на улицу Грига – узенькую, едва разъехаться, – там-то и притулился молодежный клуб, маленький, неказистый, зато с небольшим залом – зальчиком – и сценой. Перед дверью переминалась с ноги на ногу какая-то длинная – на голову выше Ханса – девка, а внутри уже мелькала длинная темная шевелюра Нильса – парень деловито перетаскивал в угол большой усилитель.

– Привет, Нильс.

– Явился… Чего опаздываешь?

– Да так… Слушай, сейчас по пути таксиста встретил, Акселя, помнишь?

– А, забавный дядька. Берись, вон, за монитор, тащи…

Нильс – пацан всего-то на два года постарше Ханса – упорно демонстрировал деловитость.

Подтащив монитор поближе к краю сцены, Ханс щелкнул пальцем по тугому пластику большого барабана, прислушался к звуку:

– Классно. Только зачем его розовой фольгой обклеили?

– Это не фольга, краска. Дагне сказала – красиво.

Дагне – это была подружка Нильса. Ну, раз она сказала…

Молча подкрутив микрофон, Ханс полюбовался своим отражением в тарелке ударных. Ну и харя! Круглая, расплывшаяся, белобрысая, с широким приплюснутым носом! Ханс расхохотался – нет, конечно же, это не он такой, а отражение. Нильс недовольно покосился на него. Дескать, вот бездельник – опоздал, да теперь еще и хохочет невесть почему. Как маленький, право слово, нашел игрушку. Ханс оторвался от тарелки:

– На ударных сегодня кто с нами? Калле из «Фаты невесты»?

– Нет, не Калле. – Нильс поставил усилитель на пол. – Он вообще ниоткуда, этот парень. Может, всегда будет с нами играть.

– Всегда?! – округлив глаза, восторженно воскликнул Ханс. – Вот это да! Наконец-то. И ты молчал? Друг называется.

– А ты меньше шляйся где попало… – Нильс старался не показать, доволен, мол, сам видишь, кто тут делает все для группы, вот и ударника наконец нашел. Ну, или почти нашел.

– Я его и сам-то еще не видал. Даже, как зовут, не помню… Стиг, кажется. – Он пожал плечами. – Дагне присоветовала.

– А, ну, раз Дагне… – Ханс картинно развел руками. – И когда придет?

– Да давно уже должен быть. Может, зайти стесняется? Ты у дверей никого не видел?

– Не-а, никого… Только какую-то длинную девку. Ну, она, наверное, просто так стояла.

– А, симпатичная такая блондинка, – выпрямился Нильс, поднимая провод. – Я ее тоже заметил.

– Симпатичная? Ха! Этакая-то дылда… Это, кстати, не она там в дверь заглядывает? Девушка, тебе кого?

Девчонка – высокая, длинноволосая, с глазами, кажется, серыми или голубыми, посмотрев на ребят, усмехнулась:

– Вы – Нильс с Хансом?

Приятели переглянулись:

– Ну да… Я Нильс, а он – Ханс.

– Тогда я к вам, – улыбнулась девчонка. – Стигне меня зовут.

– Что-о?!

– Что слышали. Вам ведь ударник нужен. Ну, так я и есть ударник. Вернее, ударница.

Этого Ханс уж никак не мог вынести. Вытащил откуда-то палки, протянул долговязой девке:

– А ну-ка, помолоти!

– Запросто!

Пожав плечами, Стигне взяла палки, уселась за установку, примерилась и… Трах-тах-тах-бум-бумм…

Молотила минут десять без остановки, раскраснелась вся, волосы разлохматились по плечам, а глаза – ну так сияли… Ханс даже подумал, что прав приятель, девчонка и вправду красивая. И тут же покраснел, застеснявшись собственных мыслей.

А Стигне, закончив, взглянула лукаво – ну как?

– Класс! – выдохнул Нильс. – Где так настропалилась?

Девчонка еще больше зарделась:

– У меня папа такую музыку любит. Так и я с детства…

Немного поболтали, потом попробовали поиграть вместе. По мнению Ханса – совсем неплохо получилось.

– Только вот засмеют нас на первом же концерте, – улучив момент, шепнул он приятелю. – Скажут: вот уроды, девку за ударные посадили!

– Да и черт с ними, – отмахнулся тот. – Стучит-то она классно!

Да, Стигне играла классно, с этим нельзя было поспорить. Даже Калле из «Фаты невесты» далеко было до нее.

Ребята и не заметили, как пролетело время. Стигне случайно глянула на часы:

– Ой, мамочки! Время-то… – Она надела куртку – ярко-красную, радостную, с желтым кленовым листом позади.

Ханс с Нильсом не удержались, переглянувшись, прыснули – уж больно детской показалась им курточка. То ли дело у них – черные, с заклепками, молниями. Только вот в мороз по два свитера поддевать приходится.

– Смейтесь, смейтесь, – заматывая шарф – тоже красно-желтый, яркий, словно из рекламы «Соки и воды Гронма», ничуть не обиделась Стигне.

– Зато она теплая и удобная. Вам куда сейчас? Мне – в сторону Снольди-Хольма.

– По пути. С Хансом. – Нильс, одеваясь, махнул рукой. – Он как раз там живет, пока…

Ханс обидчиво шмыгнул носом – «пока»! Мог бы и не напоминать. Да и в самом деле, после неожиданной смерти родителей он пока проживал в собственном доме на птичьих правах – под опекой добросердечной женщины Марты Йоргенсен