Пепел (СИ) - Диана Килина

– Иди в задницу! – смеется он, и забирается на диван.

Он заваливается на него, вытягивает ноги на кресло–мешок и закидывает руки за голову.

Я оглядываю его и отчаянно борюсь с желанием облизнуться.

Нет, он не был полубогом. У него не было горы мышц, выдающегося размера в штанах или чего–то подобного, о чем пишут в любовных романах. Он был обычный мужчина, с подтянутой фигурой, длинными ногами и красивыми ступнями. Он не брил грудь, и ее покрывали мягкие темные волосы, совсем немного, но достаточно, чтобы придавать мужественности и сексуальности. Совершенно обычный человек, мужчина, застывший в естественной расслабленной позе на моем диване. Голый.

Я покачала головой и пошла в ванную. Включила воду, налила немного пены и вернулась в комнату, чтобы налить воды в графин и жестом позвала Эрика с собой.

Мы барахтались в теплой нежной пене, обсуждая существующие теории возникновения жизни на планете Земля. Эрик был уверенным приверженцем того, что мы – прямые потомки марсиан, которые прилетели сюда со своей погибающей планеты. Я настаивала на том, что люди жили здесь всегда, и теория Дарвина имеет место быть, но в обратном порядке деградации, а не эволюции.

Он сидел спиной ко мне, и наши ноги переплелись под водой. Ванная мне досталась от родителей, и она была огромная, так что мы вполне могли вытянуть ноги и наслаждаться моментом. Я потирала его плечи, пока он рассуждал о жизни на других планетах, и смеялась ему в шею, когда он рассказал о своей детской мечте стать космонавтом. Я всегда мечтала стать балериной, о чем радостно с ним поделилась. Правда мне пришлось добавить с досадой, что с растяжкой у меня были серьезные проблемы, поэтому я отзанималась хореографией два года и бросила это дело. Зато, я научилась играть на клавишных, ведь сольфеджио был обязательным предметом.

Мы. Мужчина и женщина, случайно повстречались ночью на дороге. У нас не было ничего общего, но что–то нас объединяло. Я впервые за три года почувствовала себя абсолютно счастливой. Я чувствовала, как пепел, в который превратилась моя душа, стал собираться, слипаясь во что–то твердое и целостное. Я поняла, что я снова хочу жить.

И что я живу, когда рядом он.

– Дана, можно задать тебе вопрос? – спросил Эрик, спустя неделю, сидя на диване у меня в гостиной.

Я пристроилась у него в ногах, с коробкой мятного мороженого в руках. Мы смотрели «Настоящую кровь» с самого начала, удивляясь обилию секса, мата и крови на экране. ЭйБиСи – однозначно массонский канал, и в полной мере отвечает плану по развращению людей. Если бы не Александр Скарсгодр, я бы вряд ли посмотрела эту муть.

– Конечно, можно, – ответила я

– Почему у тебя нет их фотографий?

Этим вопросом он ввел меня в ступор и заставил подняться. Я пыталась найти ответ, но не получалось.

– Не знаю, – честно ответила я, – Наверное, не хочу вспоминать.

– Но это же не правильно, – вздыхает он и притягивает меня к себе, – Нет ничего плохого в том, что ты боишься страшных воспоминаний. Но, наверняка, есть и хорошие. Мне кажется, что убрав фотографии, ты предаешь их память.

Я замолчала, зарываясь в него лицом. Вдохнула его терпкий запах, ставший таким родным и знакомым. Потом отстранилась, и пошла в спальню. Эрик последовал за мной и встал в дверях.

Я открыла нижний ящик комода, где хранила разную ерунду: спичечные коробки, коллекцию монет, нитки с иголками и старые школьные тетради. И достала оттуда небольшую деревянную коробку, покрытую белой краской. Подошла к кровати и села на нее.

– Подойди сюда, – сказала я тихо, и Эрик опустился рядом.

Я медленно открыла коробку, словно это был ящик Пандоры, и этим действием я могла уничтожить весь мир. Подняла два свидетельства о смерти и достала толстую пачку фотографий. Они были тщательно рассортированы и скреплены между собой металлическими зажимами. Я взяла две самых больших и сняла зажимы, передавая одну пачку Эрику.

Он принялся молча рассматривать мои свадебные снимки, фотографии со свадебного путешествия, семейных праздников, отдыхов с палатками и шашлыков на природе. Я же держала вторую пачку в руках, так и не решившись на них взглянуть. Когда он вопросительно посмотрел на меня, он отложил фотографии в сторону и положил свою ладонь мне на руку.

– Может сделать это вместе, – сказал он, и я перевернула стопку.

Я с белой полоской теста на беременность в руках. Фотография с первого УЗИ, где толком ничего не разобрать, только маленькая горошина. Вот второе УЗИ, 3D модель, где видно крошечное личико и ручки. Я с небольшим животом. Здесь живот побольше. На следующих фотографиях он уже огромный. Мы сделали их у фотографа. На них муж обнимает меня сзади, сложив руки на огромном, как арбуз, животе и смеется.

– Он тогда пинался, – вырывается у меня, – Когда сделали этот снимок.

Потом родильная палата и мое замученное лицо. На следующем снимке муж перерезает пуповину нашему новорожденному ребенку. Следующий кадр, я в слезах обнимаю кроху на своей груди. Еще одни кадр: мы оба плачем, смотря на нашего сына.

Вот ему неделя. Потом месяц. Он держит голову. Он сам перевернулся. Первая улыбка. Впервые встал на четвереньки. Первый зубик. Первый раз встал на ножки. Первые шаги вдоль дивана.

Я не плачу, просто перебираю эти фотографии и улыбаюсь.

– Он был похож на тебя, – говорит Эрик совсем близко.

– Да, все так говорили.

Я убираю семейные фотографии обратно в коробку и беру только один снимок. На нем я держу Сашеньку на руках. Ему было полгода, и я сделала стилистическую фотосессию. Саша был с ангельскими крыльями в белой рубашке, а я была в белоснежном платье и косой Тимошенко–style. Я убрала коробку обратно, в самый дальний угол ящика и поставила фотографию с сыном на ночной столик.

– Почему именно ее? – спросил Эрик, обнимая меня за плечи.

– Потому что на ней изображен тот, кого я любила.

– А мужа ты не любила? – он удивленно спрашивает это, а я поворачиваюсь к нему и прижимаюсь лбом к его лбу.

– Нет. Я никогда никого не любила, – выдавила из себя я, – Я поняла это ту секунду, когда взяла Сашу на руки. В тот момент ко мне пришло четкое понимание слова «любовь». Именно тогда я полюбила в первый и единственный раз в жизни.

Эрик молчал, перебирая мои волосы, упавшие мне на плечи.

– Я не могу объяснить, что чувствует мать. Я не могу донести до тебя силу этой любви. Но она не идет ни в какое сравнение с тем, что испытывают мужчина и женщина. Благодарность, преданность, страсть, восхищение. Люди называют это любовью, но это не так. Эти чувства даже близко не стоят с тем, что чувствует мать, когда смотрит на своего ребенка.