Сёгун - Джеймс Клавелл

Бунтаро прочистил горло:

— Господин, пожалуйста, объявите «Малиновое…»

— Придержите язык! Вы забываетесь! Я три раза сказал вам: «Нет!» В следующий раз, если у вас хватит дерзости предложить нежеланный совет, вы вскроете свой живот над помойкой в Эдо!

Голова Бунтаро снова коснулась татами.

— Прошу меня извинить, господин. Прошу прощения за дерзость.

Марико была не меньше, чем дерзостью Бунтаро, смущена грубым, постыдным срывом Торанаги и тоже низко поклонилась, чтобы спрятать смятение. Торанага тут же опомнился:

— Пожалуйста, извините мою несдержанность. Ваша просьба будет удовлетворена, Бунтаро-сан, но только после того, как вы выполните роль моего помощника при сеппуку.

— Благодарю вас, господин. Пожалуйста, извините меня, если я вас оскорбил.

— Приказываю вам обоим помириться друг с другом. Вы это сделаете?

Бунтаро коротко кивнул. Марико тоже.

— Хорошо. Марико-сан, вы вернетесь сегодня вечером вместе с Анджин-саном, в час собаки. Теперь вы можете идти.

Она поклонилась и оставила их. Торанага посмотрел на Бунтаро.

— Ну? Вы обвиняете ее?

— Это… это немыслимо, чтобы она предала меня, господин, — уныло ответил Бунтаро.

— Я согласен. — Торанага взмахнул веером, отгоняя муху; у него был очень усталый вид. — Ну, скоро вы сможете получить голову Анджин-сана. Еще некоторое время она будет нужна мне у него на плечах.

— Благодарю вас, господин. Еще раз прошу простить, что расстроил вас.

— Сейчас такие времена. Грязные времена. — Торанага наклонился вперед. — Послушайте, я хочу, чтобы вы сразу же выехали на несколько дней в Мисиму — сменить там вашего отца. Он просит разрешения приехать сюда и проконсультироваться со мной. Я не знаю, что… В любом случае я должен иметь в Мисиме кого-нибудь, кому могу доверять. Не могли бы вы выехать на рассвете, но по дороге через Такато?

— Господин? — Бунтаро видел, что Торанага сохранял спокойствие огромным усилием воли и все же голос его дрожал.

— У меня личное письмо к моей матери в Такато. Не говорите никому, что вы туда собираетесь. Но сразу же, как только выедете из города, срезайте путь и берите на север.

— Я понимаю.

— Господин Затаки, возможно, попытается помешать вам передать письмо. Вы должны отдать его только ей лично, в руки. Вы понимаете? Ей одной. Возьмите двадцать человек и скачите туда. Я пошлю почтового голубя и позабочусь о его пути.

— Ваше послание будет на словах или письменное?

— Письмо.

— А если я не смогу передать его?

— Вы должны передать его, — конечно, вы должны… Почему я выбрал вас? Но… если вы будете преданы, как я… уничтожьте его, перед тем как сделать сеппуку. В тот момент, как я услышу эти ужасные новости, голова Анджин-сана покинет плечи. И если… что с Марико-сан? Что делать с вашей женой, если дело пойдет плохо?

— Пожалуйста, отправьте ее в Великую Пустоту, господин, прежде чем умрете. Я буду польщен, если… Она заслуживает достойного помощника.

— Она не умрет в бесчестье, я вам это обещаю. Я прослежу за этим, лично. Теперь еще. На рассвете возвращайтесь за моим письмом. Не подведите меня — только в руки моей матери!

Бунтаро поблагодарил еще раз, — ему было стыдно, что Торанага выказал свой страх. Оставшись один, Торанага вынул платок и вытер пот с лица. Пальцы у него дрожали. Он пытался удержать их, но не мог. У него отняла все силы необходимость вести себя как последний тупица, прятать свое безграничное возбуждение, после того как он узнал эти тайны, которые, как это ни невероятно, обещали долгожданные перемены.

— Возможные перемены, только возможные — если они верны… — произнес он вслух, с трудом соображая; эта поразительная, такая благоприятная для него и нужная информация, которую принесла Марико от этой женщины, Дзеко, все еще звучала у него в мозгу.

«Ошиба, — злорадно подумал он, — так эта гарпия — та самая приманка, на которую мой брат выскочит из своего горного убежища… Мой брат хочет Ошибу. Но теперь очевидно и то, чего он хочет больше, чем ее, и больше, чем только Кванто, — он хочет все государство. Он ненавидит Ишидо, не любит христиан и теперь страдает от ревности к Ишидо из-за его хорошо известной страсти к Ошибе. Так что он разошелся с Ишидо, Кийямой и Оноши… Потому что мой неверный брат действительно хочет стать сегуном. Он Миновара, со всеми необходимыми родственными связями, всей амбицией, но без мандата или Кванто. Сначала он должен получить Кванто, чтобы потом получить все остальное». Торанага радостно потер руки, соображая, какие прекрасные новые возможности воздействовать на брата открываются перед ним благодаря этим новостям.

И Оноши замешан! «Капля меда в уши Кийяме в подходящий момент, — подумал он. — Плюс основные события, изложенные этим отступником, слегка искаженные, немного подправленные, — и Кийяма может собрать свои войска и сразу кинуться на Оноши с мечом и огнем. „Дзеко совершенно уверена, господин. Новообращенный брат Джозеф сказал: господин Оноши признался на исповеди, что заключил тайный договор с Ишидо против дайме-христианина, и просил прощения. В договоре определенно говорилось о том, что за поддержку теперь Ишидо обещал, что в день вашей смерти этому христианину будет предъявлено обвинение в измене и предложено сейчас же отправиться в Пустоту, — если надо, то и в принудительном порядке, — а сын Оноши будет наследником всех его земель. Имя христианина не называлось, господин“».

«Кийяма или Харима из Нагасаки? — спрашивал себя Торанага. — Неважно. Для меня это должен быть Кийяма».

Он встал шатаясь, несмотря на свое ликование, ощупью подошел к окну, тяжело наклонился, опершись на деревянный подоконник, и посмотрел на небо: звезды казались тусклыми в лунном свете, собирались дождевые облака.

— Будда, все боги, любые из богов! Пусть мой брат клюнет на эту приманку — и пусть слова этой женщины окажутся правдой!

Но на небе не появилось ни одной падающей звезды, что подтвердило бы ему: его послание принято богами. Не подул ветер, внезапные облака не закрыли полумесяца… А если бы и был какой-нибудь небесный знак, он принял бы его за простое совпадение.

«Будь терпелив, считайся только с фактами. Сядь и подумай», — сказал он себе.

Он знал — начинает сказываться напряжение, но самое главное, что ни один из его близких или подчиненных — а значит, ни один из целой армии болтливых глупцов или шпионов в Эдо — ни на миг не заподозрил, что он только прикидывается проигравшим и играет роль потерпевшего поражение. В Ёкосе он сразу понял, что, если получит из рук брата второе послание, — это для него похоронный звон. И тогда решил, что его единственный, слабый шанс выжить — убедить всех, даже самого себя, что он абсолютно смирился с поражением. На самом деле это только маскировка, чтобы выиграть время, — он продолжает пользоваться своей всегдашней манерой: торговаться, откладывать, как будто отступать, терпеливо ждать, а когда над шеей противника будет занесен меч — спокойно, без колебаний наносить решающий удар.