Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг. - Виктор Петелин

Когда в апреле прошлого года мы вместе с Анатолием Калининым по приглашению Михаила Александровича Шолохова улетали из Ростова в станицу Вешенскую, стояла ветреная погода, предвестница жары и суховеев, напавших прошлым летом на многие южные области. Полет на стареньком «Ан-2» был трудным. Почти долетев до Базков, где распложен аэродром, связывающий Ростов с Вешенской, мы вынуждены были вернуться в Миллерово и уже на райкомовской машине добираться к Шолохову.

В этом году весна запоздала. Холодная погода устойчиво стояла на Дону. Перед вылетом из Москвы в теплый воскресный день я позвонил Михаилу Александровичу. На мой вопрос, как он себя чувствует, Шолохов ответил:

– Я-то себя чувствую хорошо… А вот погода подводит. Пятый день пасмурно, а дождя нет. На улице восемь градусов тепла. – В голосе его были тревога и несвойственное ему раздражение. – Позвони из Ростова.

Утром 24 мая уже из Ростова я позвонил в Вешенскую, чтобы поздравить Шолохова, – в этот день ему исполнилось 68 лет. В трубке зазвучал совсем другой, с бодрой, веселой интонацией голос Михаила Александровича:

– Спасибо… Дожди прошли. Что собираешься делать на Дону?

– Несколько дней хочу провести в Цимле.

– Очень хорошо… А когда вернешься, прилетай ко мне.

– Я думал, из Цимлы машиной…

– Дорога за Цимлой плохая… Придется вернуться в Ростов, а оттуда самолетом. Буду ждать.

…И вот вместе с Николаем Козловским на маленьком самолете «Як-12», чем-то напоминающем голубую стрекозу, мы летим в Вешенскую. Уже далеко не молодой летчик, со стриженой седой головой, Тимофей Сафонович Смоляков время от времени оборачивается к единственным сидящим за его спиной двум пассажирам и показывает то направо, то налево, приглашая полюбоваться раскинувшейся под крыльями самолета, омытой щедрыми дождями природой. Около двух часов продолжается этот безмятежный, тихий полет. И вдруг появляется белый элеватор и голубовато-свинцовая полоска Дона.

– Приехали, – говорит Смоляков, направляя свою «стрекозу» к небольшому, стоящему среди волнующихся трав дому.

У самолета нас встречает секретарь Шолохова – Андрей Зимовнов.

– В пять часов вас ожидает Михаил Александрович, – говорит он. – Сейчас он отдыхает…

Когда-то, лет тридцать пять назад, впервые оказавшись в станице Вешенской для того, чтобы написать по заданию Ростовской кинохроники сценарий документального фильма о Шолохове, потрясенный каким-то особым, своим, не похожим ни на что другое верхнедонским укладом казачьей жизни, я написал стихи «В станице Вешенской», посвященные Михаилу Шолохову. Там были такие строки:

Войдешь в станицу – старая она…Спешат в сельпо казачки в полушалках.Все незнакомые, и это жалко…Узнать бы мне прохожих имена!

Хотелось бы немедля угадать:В бордовой кофте или в кофте синейМелькнула за левадою Аксинья,И сколько лет ей можно нынче дать?

Светлеет небо к полдню, и яснейСтаница вся приподнята на взгорье,А голубое в зелени подворьеКак бы взлетело голубем над ней.

Шумит листва под ветерком степнымИ прячет в тень щербатые пороги…За тридевять земель ведут дорогиИз дома с мезонином голубым.

Много раз бывая уже после войны в Вешенской, при всех ощутимых для глаза переменах, происходивших в станице, я не мог отделаться от первого впечатления: все мне казалось, что вот-вот появятся незабвенная Аксинья и озороватый по первой своей юности и еще не осознанной глубоко любви и страсти Григорий Мелехов. Так прочно запало все это в память и сердце, что даже трагический исход «Тихого Дона» не мог все эти долгие и драматические десятилетия затемнить те заревые страницы первой книги «Тихого Дона».

Казалось бы, и сейчас все было на месте. Тот же песчаный берег, те же рыбаки с удочками, только сидели они на металлических основаниях наплавного моста.

– Это совсем новый мост, – сказал Зимовнов. – Михаил Александрович помог.

У въезда в станицу, на высоком бугре стоял высокий прямоугольник, сверху вниз по которому было написано: «Вешенская».

– А это новый въезд в станицу, – заметил Зимовнов.

К пяти часам вместе с секретарем райкома партии Николаем Александровичем Булавиным мы отправились из гостиницы к Шолохову. Да нет, уже не скажешь о Вешенской: «Войдешь в станицу – старая она…» На площади белое каменное возвышение, памятное место, где Юрий Гагарин, будучи гостем Михаила Александровича, выступал перед жителями станицы. Тут же новые высокие здания районных организаций, новый универмаг, а через несколько кварталов новый Дворец культуры с прекрасными зрительным и спортивным залами…

…Во дворе у Шолохова еще цвела сирень. Уже всюду отцвела она, а здесь какая-то особая, выбранная и посаженная Марией Петровной, дымчатая и белая, качала под ветерком крупными, густыми гроздьями.

Михаил Александрович стоял на высоком крыльце своего дома.

– На этот раз долетели благополучно?

– Вполне…

– Садитесь… Видишь, сколько перемен после твоего звонка из Москвы? Дожди прошли – все стало получше… Булавин даже проволоку собирается продавать.

– Пока обожду еще, Михаил Александрович, – сказал смущенно Булавин.

Шолохов посмеивался.

– Он у нас правильный секретарь… Дождей не было… Район стал закупать проволоку, чтобы заготовить солому для корма. Скотину кормить надо, запасливый человек… Так, значит, не будем продавать?

– Пригодится проволока… Обождем продавать.

– А может, и в самом деле пригодится. Но главное, после таких дождей корма будут. Давайте кофе пить… Мария Петровна нервничает, остынет кофе.

Мы направились в дом, и беседа как-то незаметно перешла на всякие другие темы. Михаил Александрович вспоминал старых друзей и прошлые встречи. Так возникло имя Александра Александровича Фадеева. «Это был настоящий человек и настоящий писатель», – с какой-то особой теплотой проговорил Шолохов. Он вспомнил комдива Жлобу, его полный сарказма ответ по поводу одного из невежественных приказов Троцкого… Вспомнил и других, в судьбах которых еще предстоит когда-нибудь разобраться истории.

– Обстоятельства острой классовой борьбы во время гражданской войны были таковы, что не всегда одни люди правильно судили о других… Впрочем, закончив «Тихий Дон», я закончил все и с гражданской войной, – как бы подвел итог этой теме Шолохов.

– А как с публикацией новых глав из романа «Они сражались за Родину»?

– Нет… Лучше печатать всю книгу целиком. Так будет более полное впечатление у читателей.

Мы вышли на крыльцо. Солнце катилось к горизонту. Сюда, на шолоховский двор, доносились далекое пение, звонкие мальчишечьи голоса.