Великая княгиня Елисавета Феодоровна и император Николай II. Документы и материалы, 1884–1909 гг. - Ковальская Елена

В мае месяце великая княгиня Елизавета Федоровна выразила желание принять на себя заботы о населении Звенигородского уезда и покрыть из личных средств всю ту сумму, которой не будет доставать уездному комитету на покрытие убытков от наводнения, таким образом Звенигородский уезд перестал нуждаться в помощи губернского комитета.

(Джунковский В. Ф. Воспоминания /

Под общ. ред. А. Л. Паниной. В 2 т. Т. 1. М., 1997. С. 304–305.)

22 мая 1908 года, в праздник Вознесения Господня в Марфо-Мариинской обители состоялась закладка соборного храма во имя Покрова.

Воспоминания М. В. Нестерова

… 22-го мая была закладка соборного храма в имя Покрова Богородицы при Марфо-Мариинской Обители. На закладке присутствовали, кроме Великой Княгини Елизаветы Федоровны, герцогиня Гессенская[2065], наследная королевна Греческая[2066] (сестра императора Вильгельма), королевич Греческий Христофор. Было много приглашенных. Имена высочайших особ, митрополита и присутствующих епископов, а также мое и Щусева были выгравированы на серебряной доске, положенной при закладке фундамента.

В тот день Великая Княгиня подарила мне свой портрет. Она была такая радостная, сияющая. Исполнялась ее мечта: Обитель и храм при ней были на пути к осуществлению…

Мы со Щусевым ходили тоже праздничными…

Перед закладкой храма Великая Княгиня познакомила меня с будущим настоятелем храма отцом Митрофаном Серебрянским, до того полковым священником в полку шефом которого была Великая Княгиня. Отец Митрофан тогда был нестарый, полный сил и упований. Он незадолго перед этим сделал поход со своим полком в Манчжурию. Был в боях, имел крест на Георгиевской ленте (под огнем неприятеля исполнял пастырский долг), написал интересную книгу об этом несчастном для нас походе. Отец Митрофан, умный и богато одаренный, пользовался в Орле (стоянка его полка) большой любовью среди населения. В дни нашего знакомства отец Митрофан был призван Великой Княгиней стать во главе Марфо-Мариинской Обители как духовник, создатель устава обительского, ближайший советчик будущей настоятельницы. Позднее он оказался прекрасным организатором, сумел высоко поставить свой авторитет, не прибегая к суровым мерам. В его обычной мягкости жила непреклонная твердость. Его скоро полюбили все, кто с ним так или иначе соприкасался.

В день закладки храма, уже вечером, отец Митрофан зашел ко мне и тогда же мы сговорились во всем, и в остальную жизнь между нами никаких разногласий не было. Ни словом, ни делом он не мешал мне осуществлять тот план, который был утвержден Великой Княгиней. Отец Митрофан искренне любил обительскую церковь не только как храм Божий, но и как художественное произведение…

Работы закипели. Щусев предполагал к осени вывести стены храм под кровлю…

Работы по постройке обительского храма быстро продвигались вперед. Время до Рождества прошло быстро.

(Нестеров М. В., Нестерова Н. М. Помнить себя — помнить всех…

Из воспоминаний о Великой Княгине Елизавете Федоровне. М., 2003. С. 16, 17.)

В июне великая княгиня едет отдыхать на русский курорт Гапсаль[2067], расположенный в Эстляндской губернии, где принимает лечебные грязевые ванны.

Вел. кн. Елисавета Феодоровна — имп. Марии Феодоровне

11 июня. Гапсаль — Гатчина

Совершенно очарована, место дивное, погода летняя. Думаю о тебе.

Нежно целую,

Элла.(ГА РФ. Ф. 642. Оп. 1. Д. 1585. Л. 67. — на англ. яз.)

Вероятно, здесь великая княгиня получает скорбную весть о том, что 22 июня на Крестовском острове в Петербурге был убит на дуэли Николай Феликсович Юсупов[2068], старший сын ее близкой подруги графини Зинаиды Николаевны Юсуповой.

Воспоминания кн. Ф. Ф. Юсупова

Наутро камердинер Иван разбудил меня, запыхавшись: «Вставайте скорей! Несчастье!..» Охваченный дурным предчувствием, я вскочил с постели и ринулся к матушке. По лестнице пробегали слуги с мрачными лицами. Мне на вопросы никто ничего не ответил. Из отцовской комнаты донеслись душераздирающие крики. Я вошел: отец, очень бледный, стоял перед носилками, на которых лежало тело брата. Матушка, на коленях перед ними, казалось, обезумела…

С трудом мы оторвали ее от него и перенесли тело на кровать. Когда матушка немного успокоилась, она позвала меня. Я подошел, но тут она приняла меня за Николая. Сцена была ужасна. У меня кровь в жилах стыла. Потом матушка впала в оцепененье, а, очнувшись, уже не отпускала меня ни на шаг.

Тело брата перенесли в часовню. Начались похоронные обряды. Потекли родня и знакомые. Несколько дней спустя мы выехали в Архангельское на захороненье в семейной усыпальнице.

Великая княгиня Елизавета Федоровна ждала нас в Москве на вокзале. В Архангельское она отправилась с нами.

На похороны собрались чуть не все наши крестьяне. Очень многие плакали. Люди бесконечно трогательно сочувствовали нашему горю.

Великая княгиня Елизавета Федоровна оставалась с нами некоторое время. Этим она поддержала нас всех, особенно матушку, на которую смотреть было страшно. Отец, от природы сдержанный, горе скрывал, но видно было, что и он убит. А что до меня, я жаждал мщенья и, наверно, что-нибудь выкинул бы, не угомони меня великая княгиня…

Уезжая, великая княгиня просила меня быть у ней в Москве, как только матушке станет лучше. Хотела поговорить со мной о моем будущем. Случилось, правда, это не скоро. Матушка наконец встала на ноги, но полностью оправиться после смерти брата не смогла никогда…

Я не намерен приводить какие-то новые сведения о великой княгине Елизавете Федоровне. Об этой святой душе достаточно говорено и писано в хрониках последних лет царской России. Но и умолчать о ней в мемуарах не могу. Слишком важным и нужным оказалось ее влияние в жизни моей. Да и сыздетства я любил ее, как вторую мать…

Решив повидать великую княгиню Елизавету Федоровну, я отправился в Кремль. Явился я к великой княгине в полнейшем душевном смятенье. В Николаевском дворце меня провели прямо к ней. Великая княгиня сидела за письменным столом. Молча, я бросился к ее ногам, уткнулся лицом ей в колени и зарыдал, как дитя. Она гладила меня по голове и ждала, когда я успокоюсь. Наконец я подавил слезы и рассказал ей, что творится со мной. Исповедь облегчила душу. Великая княгиня слушала внимательно. «Хорошо, что ты пришел, — сказала она. — Я уверена, что с помощью Божьей придумаю что-нибудь. Как бы ни испытывал нас Господь, если сохраним веру и будем молиться, найдем силы выдержать. Усомнился ты или впал в унынье — встань на колени у иконы Спасителя и помолись. Укрепишься тотчас. Ты сейчас плакал. Это слезы из сердца. Его и слушай прежде рассудка. И жизнь твоя изменится. Счастье не в деньгах и не в роскошном дворце. Богатства можно лишиться. В том счастье, что не отнимут ни люди, ни события. В вере, в духовной жизни, в самом себе. Сделай счастливыми ближних и сам станешь счастлив».

Потом великая княгиня заговорила о моих родителях. Напомнила, что отныне я — их единственная надежда, и просила не оставлять их вниманьем, заботиться о больной матери. Звала меня вместе с собой заняться благотворительностью. Она только что открыла больницу для женщин, больных чахоткой. Предложила сходить в петербургские трущобы, где болели чахоткой многие…

(Князь Феликс Юсупов. Мемуары в двух книгах. До изгнания 1887–1919ю В изгнании / пер. с франц. Е. Кассировой. М., 2004. С. 103–105, ПО.)

Вел. кн. Елисавета Феодоровна — кн. З. Н. Юсуповой

1 июля

Душа моя.

Не пишите мне! В жизни бывают моменты, когда на бумаге не выразить тех нравственных страданий, через которые проходит человек. Я не нуждаюсь, чтобы мне отвечали парой строк. Это и будет доказательством того, что вы считаете меня своим истинным другом, зная, что и я вас понимаю, если вы не сделаете усилий, чтобы написать мне.