Воспоминания - Сергей Юльевич Витте

В совещании начали беседовать, как двинуть крестьянское дело. Рихтер указал на то, что нужно прежде всего изменить положение о земских начальниках. Тогда Горемыкин у себя дома его, Рихтера, самым грубым образом срезал, заявив, что сделавшись министром внутренних дел, он никогда не допустит, чтобы был тронут институт земских начальников. После такого обращения с почтеннейшим стариком, я вместе со своими коллегами по министерству финансов оставил заседание у Горемыкина *.

В последние годы царствования Императора Александра III министр внутренних дел возбудил вопрос о приостановке действия статьи выкупного положения крестьян, по которому крестьяне, при соблюдении известных условий, имеют право покупать свои наделы.

Так как выкупные суммы за землю постепенно с каждым годом уменьшались, то в конце 80-х годов многие крестьяне, в виду небольшой суммы, лежащей на земле, приобрели возможность выкупать свои участки.

Вследствие того, что выкуп этот, провозглашенный в выкупном положении 60-го года, ничем затем не был регулирован, выделы делались не с должной осмотрительностью и систематичностью, нарушая интересы остального крестьянства, в особенности при общинном владении землей.

Поэтому министр внутренних дел возбудил вопрос о приостановке действия этой статьи, что по понятиям того времени было почти равносильно уничтожению этой статьи.

Министерство внутренних дел, в особенности со времен Толстого и ранее этого, было большим поклонником общины. К сожалению, это поклонение общине исходило не столько из аграрных соображений, сколько из соображений полицейских, так как несомненно, что самый удобный способ управления домашними животными есть управление на основании стадного принципа.

Община в их понятии представлялась чем-то в роде стада, хотя и не животных, а людей, но людей особенного рода, не таких, какие «мы», а в особенности дворяне.

По этому предмету возражал почтеннейший Николай Хриспанович Бунге. Таким образом, по поводу этой статьи попутно был возбужден вопрос принципиальный о преимуществе общинного или индивидуального владения – вопрос чрезвычайно острый и чрезвычайно обширный.

В департаменте Государственного Совета по этому предмету произошло разногласие, и дело должно было рассматриваться в общем собрании Государственного Совета. Я, как министр финансов, должен был высказать совершенно определенно мое мнение по этому предмету.

Должен сказать, что в то время, с одной стороны, я еще не вполне изучил крестьянский вопрос и относительно преимуществ того или другого способа крестьянского владения землей не установил себе окончательного воззрения. С другой стороны, для меня было ясно одно, что если стать на точку зрения личного индивидуального владения крестьян землею, т. е. признать преимущества этого способа, то проведение его в жизнь должно делаться систематично и планомерно; по этому предмету должны быть созданы известные определенные правила, но недостаточно сказать только, что каждый крестьянин может иметь право выкупа; необходимо указать подробно и точно все условия выкупа, которые не были указаны с достаточной ясностью и определенностью.

При таком положении дела, по поводу мнения тех лиц, которые нападали на общину, я счел необходимым представить различные соображения о тех выгодах, которые представляет община; я сказал, что во всяком случае община это есть учреждение, имеющее известную историческую давность, а поэтому невозможно отдельно решить вопрос о выделе, не разрешив в совокупности и весь крестьянский вопрос.

Таким образом, я не высказывался ни за общину, ни за личное владение, а находил, что было бы благоразумнее, пока не будет выяснен и разобран крестьянский вопрос во всей его совокупности, действие статьи о выделе приостановить.

В тот день, когда этот вопрос должен был разбираться в общем собрании Государственного Совета, я имел доклад у Императора Александра III, но по этому предмету Государь со мною ничего не говорил. После доклада и завтрака, я поехал на вокзал (Государь в то время жил в Гатчине) и, садясь в поезд, заметил, что к поезду был прицеплен отдельный вагон и что в этот вагон прошел молодой Цесаревич Николай. Цесаревич пригласил меня придти к нему в вагон, и мы с ним ехали вместе до Петербурга, причем Цесаревич меня все расспрашивал, как я буду баллотировать вопрос и какое мнение буду поддерживать. Очевидно, он это дело ранее не читал и не знал, но находился под влиянием Николая Хриспановича Бунге, который стоял за то, чтобы предоставить министру внутренних дел этот вопрос отклонить.

Я Его Высочеству доложил, что я держусь другого мнения и, при неопределенности вопроса, считаю, что лучше временно статью о выделе отменить, но с тем чтобы непременно было приступлено к изучению крестьянского вопроса и чтобы в самом непродолжительном времени было представлено решение крестьянского вопроса во всей его совокупности.

В конце концов, в Государственном Совете большинство примкнуло к этому мнению.

Как подал свой голос Цесаревич – я не знаю. Но едучи с Цесаревичем и имея случай говорить с ним довольно долго о крестьянском вопросе, я тогда заметил, что Его Высочество со свойственной ему сердечностью и благожелательностью относится в высокой степени милостиво к крестьянским интересам и считает их первенствующими.

Несмотря на то, что Государственный Совет высказался о необходимости приступить к окончательному разрешению крестьянского вопроса во всей совокупности и поручил это ближайшим министрам – главным образом, министру внутренних дел, – дело это, конечно, не двигалось.

В 1898 году вышел первый отчет комитета Сибирской железной дороги за время 1893–1897 гг.

Так как председателем комитета Сибирской железной дороги был все время Император Николай II (сначала, будучи еще Цесаревичем, а затем сохранил за собою эту обязанность и, сделавшись Императором), то отчет этот имел особое значение.

По этому поводу я считаю нужным отметить наиболее характеристичную черту молодого Цесаревича, а именно, как относился Цесаревич к крестьянскому вопросу с самого начала учреждения Сибирского комитета и затем, дабы мой рассказ не прерывался, отмечу дальнейшие фазисы изменения этих взглядов, или вернее, не взглядов, а настроений.

Как это ни удивительно, но несомненно, что еще в 1898 году, т. е. менее чем 20 лет тому назад, в связи с сооружением Сибирской дороги, был мною поднят вопрос о переселении, т. е. о том, чтобы дать возможность безземельному крестьянству двинуться по направлению к Дальнему Востоку и заселять сибирские пустыни по мере сооружения великого сибирского пути и проникновения его к нашим Тихоокеанским владениям.

Эта мысль тогда казалась крайне либеральной и чуть ли не революционной.

Правительство в его большинстве, а равно и самые влиятельные круги в Петербурге полагали, что эта мысль – давать возможность крестьянству уходить из Европейской России для того, чтобы искать себе лучшей жизни в Сибири – представляет громадную ересь.

Их доводы были весьма просты: такая мера удорожит труд по обработке земли в помещичьих имениях, следовательно, мера эта невыгодна